я знаю, что это мой жених. Не спрашивайте, откуда знаю. Знаю – и все. Его сегодня убьют.
– Может быть, ему позвонить? – спросил Филипп и понял, что сказал глупость.
– Я даже не знаю его имени. Его убьют и ограбят. Два наркомана. На рассвете. Под мостом. Вы сможете этому помешать?
– Я попробую, – Филипп словно издалека услышать свой голос, – попробую.
– Спасибо, – Агния поднялась и пошла вдоль аллеи, изредка оборачивалась и махала доктору рукой.
«Сумасшедшая! – подумал Филипп и неожиданно для себя решил: – Но я попробую. Раз обещал – попробую».
Вообще-то это было нарушением врачебной этики, строго-настрого запрещенные действия – идти на поводу у больных шизофренией, принимать участие в их бредовых действиях, а тем более исполнять их бредовые желания.
Но Филипп пошел на место, указанное Агнией. И опоздал. Агния перепутала время. Молодой парень уже был мертв. Ему уже ничем нельзя было помочь. То, что убийство случилось – Филиппа почти не удивило.
Вызвал полицию. А полиция повезла Воздвиженского в участок. И стала допытываться с пристрастием – в лице старшего следователя Марата Денисовича Кузьмина – какого лешего гражданина Воздвиженского занесло в этот неурочный час на улицу Сельскохозяйственную. И действительно, какого лешего?
В день после убийства доктор Воздвиженский не зашел к Агнии. Не смог. Узнал через тетю Раю, что больная Прохорова целый день лежала, отвернувшись к стене. Однако была спокойна. Внешне спокойна. Филипп знал, что Агния ждет его. Но смалодушничал. «Завтра, завтра». Но доктор Воздвиженский понимал: так долго продолжаться не может. Надо что-то делать. Но что? Агния получала все необходимое лечение. Все необходимое в типичных случаях лечение.
Психиатрическое отделение больницы располагалось в отдаленном флигеле рядом с моргом. Так и «психам» было спокойнее, и не психам. Нормальных людей пугают обезображенные безумием лица. Нормальные люди идентифицируются с ними подсознательно, примеряют на себя непонятные эти состояния, приходят в ужас. А зачем? У них и так что-то болит, раз они в больницу попали, зачем еще эти душевные травмы при созерцании психически нездоровых?
Был у «психов» и свой отдельный садик, обнесенный высоким забором с колючей проволокой. Тетя Рая насадила вдоль дорожек цветов и регулярно выгоняла сохранных на «трудотерапию» – за растениями ухаживать. Постояльцы психиатрического отделения занимались этим с определенным рвением и тщательностью.
Филипп утром обошел палаты, все, кроме палаты Агнии. И вышел в сад.
Все тянул время.
По дорожке порхающей походкой шла медсестра Зоя. В руках – упаковка одноразовых шприцов. В главном корпусе получила. Несла, как драгоценную добычу.
– Добрый день, Филипп Алексеевич! Я пропустила утренний обход?
– Не страшно. Все в порядке. Все в норме.
– Только Прохорова всю ночь рыдала. А вы где были ночью-то?
Зоя смотрела на Филиппа пристально, чуть прищурив глаза.
– Да так…
Филипп сделал неопределенный жест. Не объяснять же, что в полиции показания давал. Выяснится, конечно, тут ничего не утаишь. Но не хотелось объясняться. И не должен он отчитываться.
– А. Понятненько, – медсестра хихикнула, но как-то зло.
– У друзей ночевал…
– А. Понятненько.
И Зоя пошла дальше.
«Зачем соврал? Глупость какая-то», – подумал Филипп.
Цвели поздние флоксы, теплый ветер разносил их запах.
«Каково это, знать будущее? – Филипп поднял с дорожки зеленый кленовый лист. – Я знаю, что этот лист скоро должен был бы стать желтым. Но раньше упал. А лист знает? Ему это знание ни к чему».
– Это глухой лес. Сожженные бревна. Да, это сгоревшая изба. Много солдат. Они в зеленых кафтанах. Это давно было, давно. Форма старинная, – Агния говорила ровным голосом, даже монотонно немного.
Она рассказывала об этой своей галлюцинации и прежнему доктору, и не раз. Тот, прежний, все пытался поймать ее на неточностях. Но напрасно. Агния видела эту картину четко, ее невозможно было сбить вопросами.
– Форма на солдатах петровских времен, я в интернете потом посмотрела, да. Обгорелые тела. Солдаты разбирают завалы. Солдаты не смогли никого спасти. Один молодой солдатик наклоняется, поднимает оплавленный кусок металла. Оглядывается, кладет себе это в карман. Кто-то кричит очень громко. Грузят тела на подводы. На три подводы. Складывают вповалку. Везут. Густой темный лес…
Агния замолчала отрешенно.
– Как часто вы видите эту картину? – спросил Филипп.
– Часто. Как и другие.
– В какое время суток? Ночью?
– Нет, это не сны. Да, ночью тоже бывает. Но это не сны.
– Вы связываете эти… – доктор запнулся, ему не хотелось произносить слово «галлюцинации», – эти видения с какими-то событиями из вашей повседневной жизни? Вы помните, когда вы впервые это увидели?
– Конечно. Но у меня и тогда было ощущение, что я всегда это знала. Но первый раз я не это увидела. Это потом. Первый раз я увидела Индию. Обезьяну с красным камнем, помните, я вам рассказывала? И тоже было – как знание. Как будто это всегда было со мной. Я не испугалась поэтому. Хотя это страшно ведь, да, доктор?
– Если вас не пугают эти картины – то что в них страшного? – доктор Воздвиженский старался говорить отстраненно. – Что вас пугает?
Агния посмотрела на него с недоумением:
– Да хотя бы то, что я это вижу. Зачем? Зачем мне эти знания? Почему я это вижу? И так четко. Я даже чувствую этот запах – он сладкий, запах смерти. Сладкий!
«Попытки суицида у нее не было вроде», – отметил про себя Филипп.
– Нет, не волнуйтесь, – сказала, горько усмехнувшись, Агния, – я ничего с собой не сделаю. Вы ведь поможете мне, доктор? Я не хочу этого видеть. Я не понимаю, зачем? За что?
– Вашей вины здесь нет никакой, – поспешил заверить пациентку Филипп.
– Тогда почему?
– Меняется скорость нейронов, – дежурно произнес Филипп.
– Это я прочла уже. В интернете. Почему это со мной произошло?
– Один процент населения земного шара страдает так же как вы.
– Я об этом тоже читала, – сказала Агния устало.
«И посоветоваться не с кем. Обещали второго доктора в отделение, но все не шлют и не шлют».
Агния
