— Конечно.
— Я собираюсь тебе кое-что рассказать. Не для чужих ушей. Строго между нами. Это большой секрет.
— Больше того, что доверил тебе я? Насчет знаков препинания, которые я добавил во все книги Фолкнера в библиотеке средней школы?
Смех.
— Энни, где Эрин?
— У нее все хорошо. Она у нас и в безопасности.
— «У нас»? Где она?
— Ты ее любишь?
— Нет, Энни. Господи, нет. Просто скажи, где она.
— Она в полной безопасности. Будь уверен. Скоро появится здесь. Пожалуйста, доверься мне.
Она увлекла меня в квартиру, которая сильно отличалась от залитого солнцем парка и белочек, в компании которых я представлял себе наше воссоединение. Энни усадила меня на диван, а потом огорошила:
— Во Франции чувствуешь себя гораздо более одинокой, чем уверяют тебя путеводители.
Она была в черных слаксах и синей блузе, безупречно подходящих друг другу. Так что выглядела, как генеральный секретарь Лиги юных. Заперла дверь, посмотрела в окно, убедилась, что ничего подозрительного нет ни на автостоянке, ни около дома, задернула штору. Она прошла на кухню, загремела посудой, потом полилась вода. Говорила она, не прерывая своего занятия.
— Там я провела первые два года после того инцидента. В деревенском доме на севере страны. Недалеко от Люксембурга.
— Так почему ты не позвонила мне, Энни? Я же думал, что ты умерла! Ты лежала в коме?
Она вздохнула:
— Пожалуйста, Нат. Я репетировала эту речь тысячу раз, дважды переписывала. Позволь мне выговориться до конца. Все так запутано, даже для меня, даже сейчас.
Я кивнул.
Энни вновь вздохнула.
— Я сидела в кресле-качалке у окна, которое выходило на маленький яблоневый сад. Чтобы удержаться от звонка тебе, начинала считать яблоки. Когда сбивалась со счета или не помнила, сосчитала ли какое-то конкретное яблоко, начинала вновь. — Голос звучал бесстрастно, потом в него добавилась грусть. — Изоляция, страх, одиночество, это хуже тюрьмы. Хуже смерти. Ты более не личность. В твоем существовании нет никакого смысла.
Энни вошла в комнату с кастрюлей из нержавеющей стали.
— Нынче я терпеть не могу календари. И знаешь почему? Потому что нужно ждать месяц, чтобы перевернуть страницу. И у тебя такое ощущение, что месяц этот никогда не закончится. На кухне того дома, где я жила, висел кондитерский календарь с десертами, от одного вида которых рот наполнялся слюной. Один, скажем, назывался «Шоколадный ров». Августовский лист украшало ванильное мороженое с вишневым сиропом, цветом напоминающим кровь. Этот календарь просто сводил меня с ума. Я не могла свыкнуться с мыслью, что могу переворачивать лист только раз в месяц.
Она села на дубовый кофейный столик, что стоял перед диваном.
— Я имитировала свою смерть и спряталась от всех.
Энни окунула полотенце в горячую кипяченую воду, налитую в кастрюлю. Я задрал футболку и стиснул Зубы, когда она прижала полотенце к ране.
— Прыгнув с яхты, я думала, что действительно умру. Дна нет, вода ледяная и такая черная. Я подплыла под яхту. Там меня ждали маска и баллончик со сжатым воздухом.
— Баллончик?
— Воздуха хватало ровно на десять минут. Мне велели засасывать воздух из соска, а потом плыть. Засасывать. Потом плыть. Я слышала твой голос. Старалась укрыться от тебя. Если бы ты меня нашел, бросила бы маску и баллончик и сказала бы, что упала за борт. Но ты не нашел. Вот я и отплыла на двадцать ярдов к рыболовецкому бую. Как и намечалось. Мы запрограммировали автопилот так, чтобы яхта проплыла рядом с буем. На глубине десяти футов к якорному тросу буя закрепили настоящий баллон со сжатым воздухом и ласты.
Перед моим мысленным взором возникла эта сцена. Ее друзья стоят на борту яхты, кричат. Я мечусь в воде, ныряю, выныриваю, снова ныряю. Как же я упустил ее?
— Это безумие, Энни. Я же мог тебя увидеть. Да и вообще, как ты на такое решилась?
Она глубоко вдохнула. Я испытывал ее терпение.
— Мне помогли. Я месяц занималась с инструктором по подводному плаванию и специалистом по медитации. Принимала бета-блокаторы.[47] И мне помог полицейский.
Она встала, потянулась, села рядом со мной. Положила руку на рану.
— Эдуард.
— Велард?
На ее лице отразилось замешательство.
— Да. Как ты?..
— Он все еще работает на тебя, Энни?
Она покачала головой. Господи, нет!
— На них.
— Дейва Эллиота? Твоего отца?
Она кивнула.
— Нат, пожалуйста, дай мне договорить. Все станет понятно. Я так долго ждала.
Она рассказала, что доплыла до буя, потом плавала около него, пока не перебралась на катер Веларда. Опять же, если бы ее обнаружили, они бы сбросили снаряжение для подводного плавания за борт и заявили, что он подобрал ее, барахтающуюся среди волн.
За годы, прошедшие после смерти Энни, я убедил себя, что ради достижения своей цели она могла пойти на многое. Но такого просто представить себе не мог.
— Нет. Такого ты сделать не могла.
Она посмотрела на камин… словно он находился в миллионе миль.
— Ты просто не понимаешь, что стояло на кону.
— Можешь себе представить, я могла оказаться в тюрьме?
Я смотрел сквозь нее.
Энни имитировала свою смерть и спряталась во Франции. Следовательно, была веская причина, заставившая ее покинуть меня.
Но было и что-то еще. Эта Энни чем-то отличалась от прежней. Пока я не мог точно определить, чем именно. Разве что эта казалась куда более расчетливой.
— Ты подошла к тому, чтобы рассказать, почему ты покинула меня?
Любопытство и обида взяли верх над физической болью. Я едва отдавал себя отчет, что бок и спина горят огнем.
— Помнишь, мой отец поручил мне проекте «Вестидж технолоджис»? Они работали над программным обеспечением, которое использовалось большими компаниями для организации и контроля работы подразделений: производство, продажи и многое другое.
— Вот, значит, что побудило тебя растоптать наше будущее.
Она встретилась со мной взглядом.
— Компания обладала огромным потенциалом. «Киндл инвестмент» вложила в нее восемьдесят пять миллионов долларов. И это только на начальном этапе.
Много. То был период бума доткомов,[48] в новые, только выходящие на рынок компании вкладывали приличные деньги. Но восемьдесят пять миллионов и по тогдашним меркам составляли огромную сумму и показывали, что основатели компании представили очень веские доказательства высокого потенциала своих разработок. Должно быть, не просто пообещали инвесторам, что при выходе на биржу первоначальные вложения многократно окупятся. Гленн Киндл не относился к тем людям, которые вкладывают деньги, не убедившись, что они вернутся с прибылью.
Энни уже стояла у кухонного стола, застегивая молнию дорожной сумки. Потом положила на нее руки, словно собравшись держать речь перед акционерами.
— Несколько конкурентов «Вестидж-технолоджис» также собирались выйти на биржу. Мы стремились их опередить. Для меня это была серьезная проверка. Я получила шанс добиться успеха, который и не снился моему отцу.
Она закрыла глаза.
— Я подправила результаты. Не просто показала, что дела у нас идут хорошо. Представила их в самом розовом свете. И успехи наши выглядели куда значительнее, чем наши реальные достижения.
— Я не верю. Ты совершила подлог? Подправила ваши результаты?
— И не только наши.
Вновь в Энни что-то переменилось. Ранее она исповедовалась, надеясь на понимание, но теперь словно отгородилась стеной, хотела как можно быстрее закончить этот разговор. Такое случалось и в прошлом, было в ней и такое.
Она сказала, что у «Вестидж» был конкурент, который грозил опередить их с выходом на биржу. Та компания, как и все доткомы, остро нуждалась в кадрах и нанимала людей без тщательной проверки. В результате агент «Вестидж» стал одним из новых топ-менеджеров конкурента. Агент «слил» информацию прессе и СЕК, в которой предполагалось, что его работодатель показывал увеличенный доход, включая в него будущие прибыли.
— В эру доткомов шла грязная игра, пусть об этом и не писали в прессе, — продолжала она. — Венчурные капиталисты пытались подставить ножку своим конкурентам в прессе, в глазах главных инвестиционных банков[49] вроде «Голдман Сач» или «Морган Стенли». Не в начале бума, тогда вроде бы всем хватало денег. А вот когда темпы прироста инвестиций замедлились, каждый из нас стремился не упустить возможности побыстрее выйти на биржу. Все играли грубо. Мы — грубее других.
Гленн Киндл нанимал шпиона!
Операция прошла успешно, и даже слишком, сказала Энни. Пресса искала примеры завышения компаниями своих доходов, стремясь доказать, что доткомы — мыльные пузыри. Боролась с завышением доходов и СЕК. В результате акции конкурента так и не появились на бирже, а в июне 2001 года произошел обвал рынка. СЕК начала более тщательно контролировать все компании, особенно в сфере высоких технологий, где работала и «Вестидж».
