Понятно, что из водопровода ванна наполняется медленно. При этом содержимое главной трубы с той же скоростью сливается через уходящую в сток медную трубку у верхнего края ванны и смешивается с тем, что течет по второй идущей в сток трубе.
Следует отметить, что сейчас ванна наполнена темной красно-коричневой жижей. Из трубы, наполняющей ванну, просачивается около четырех литров в час, а значит, такой же объем коричневатой жижи в течение часа вытекает из ванны и уходит в сливное отверстие в полу, смешиваясь с водой, идущей по второй трубе.
Рядом с ванной стоит около десятка канистр с различными кислотами, растворителями и едкими студнями, некоторые из них пусты, некоторые наполовину полны, остальные не распечатаны. К канистрам каждого типа имеется свое приспособление: стеклянная мерная чашка, жестяной черпак для порошка, стальной ковшик для студенистой массы. Опрятный вид канистр и аккуратно расположенные приспособления свидетельствуют о давнем навыке, педантичности и продуманности действий того, кто ими орудует.
Если встать над ванной, волей-неволей скосишь глаза на воду — и вскоре разразишься хриплым кашлем и почувствуешь головокружение. Химический запах настолько отвратителен, что вряд ли кто отважится сунуть облаченную в резиновую перчатку руку в зловонную муть ванны, но если бы кто-то это сделал, он не только обнаружил бы, что жидкость горячая (благодаря химическим реакциям, протекающим с выделением тепла), но и нащупал два десятка металлических колец для шнурков, какие бывают на мужских рабочих башмаках, пару размякших подошв, некоторое количество зубных пломб, кусок челюсти, несколько скользких, полурастворившихся фрагментов кожи (на одном, возможно, удастся разглядеть татуировку в виде молнии), горсть позвонков, пару лопаток (судя по размеру, мужских) и тазовую кость, также, видимо, принадлежавшую крупной мужской особи и за несколько часов так изъеденную реагентами, словно она десяток лет пролежала на морском берегу. За нескольких дней все эти кости и кожа исчезнут и останутся лишь резиновые подметки, кусочки металла да, может быть, какие-то непонятные крупинки, напоминающие песок. Можно предположить, что все это завернут в бумажное полотенце и отправят в ближайший «Макдоналдс» — в макдоналдсовском же пакете, приобретенном специально для этой цели. А вода будет продолжать сочиться в ванну и потом утекать вниз, постепенно смывая все следы того, что было внутри. Затем в воду добавят десять литров отбеливателя и тоже сольют.
Если здание и стоянка, используемые фирмой «Вик — Викториос сьюридж», представляют собой материальные активы социально-спортивного клуба «Марин-парк» (Нью-Йорк, Бруклин), то самые ценные из невещественных активов клуба — престиж, репутация и воспоминания о хороших временах. Каждое лето Виктор Ригетти наблюдает, как на этом поле сражается его команда — «Викс Марин-парк энджелз». Это разношерстная команда, укомплектованная неудачниками, малолетними правонарушителями, толстяками и растяпами, но обычно она побеждает в двух из каждых трех летних матчей, а ее подающего крадет или покупает какая-нибудь элитная команда. Отцы этих парней, как правило, владельцы местных фирм, и все так или иначе знакомы друг с другом; а следовательно, ведущиеся здесь разговоры подслушать невозможно, если ты сам не сидишь на одной из зрительских скамей.
Однако Виктор Ригетти отлично знает каждого, кто на них сидит, и если кто-то из пришлых родителей или игроков другой команды вдруг решит, что эти места для всех, и станет к ним пробираться, его осадят холодные взгляды и молчание — и так до тех пор, пока он не будет вынужден уступить очко. Виктор — крупный, красивый мужчина, широкоплечий, широкогрудый, с копной темных волос, густых, как на малярной кисти. На службе он обычно носит куртку «Кархарт», темно-синие рабочие штаны и ботинки «Тимберленд», которые меняет трижды в год. И во всем соблюдает стерильную чистоту. Ногти, волосы, одежда, зубы, часы, автомобиль. Больше не прикасаюсь к дерьму, что вы, сэр. Отработал свое. Это для водителей и их помощников. А он ведет бизнес. Дела идут то лучше, то хуже, чаще хуже, но владелец не унывает, он намерен расширять дело, прикупить бензоколонку у перекрестка Флэтбуш и авеню Джей, надо только придумать, чем бы запугать хозяина-турка, чтобы тот ее продал. А то дела у парня процветают, а он даже палец о палец не ударит. А при бензоколонке круглосуточный магазинчик, тоже золотая жила. Клиенты, пока заправляются, так и бросаются на фастфуд. Детишки плачут, просят сладостей. Бывало, Вик стоял там и смотрел, как доллары текут ручьем. А цены на бензин будут и дальше расти, в основном из-за китайцев. Они там у себя клепают машины как безумные. Если у тебя есть заправка в Бруклине — считай, дело в шляпе. А американская бензоколонка должна принадлежать американцу, а не какому-то долбаному турку. В Бруклине полно пришлых, которые отнимают хлеб с маслом у таких, как он. У людей, чьи предки вкалывали поколение за поколением, а потом являются эти черные и расхватывают все, что плохо лежит. На его взгляд, так негоже, а ведь он с каждым днем получает все новую пищу для размышлений. Он никогда ничего не забывает. Пойдешь в парк — и будто попал в какую-то чертову Южную Америку. Ладно еще мексиканцы, они годятся для грязной работы, пусть себе надрываются на стройках. Хотя он заметил, что они пробиваются и в торговлю стройматериалами. С американскими неграми в Бруклине, считай, покончено, их вытеснили иностранцы, насколько он мог судить. Но он не из этих приезжих. Он вкалывает на совесть, и у него есть план. И он очень представительный. Хорошо держится, ловко отвечает на вопросы, разбирается во всяких вещах. Знает людей, самых разных людей, всех сортов. Знает, что должен делать, и если нужно, делает это и не жалуется. Законопослушен ли он? А о чьих законах мы тут толкуем? Мужчины его обычно боятся. Женщины сами не понимают, что они такое чувствуют. Основной набор они находят привлекательным — его габариты, волевое лицо, густые волосы, — но они в нем улавливают нечто такое, что заставляет их в нерешительности колебаться. Или даже отступать. Он ни разу не был женат. Никогда этого не хотел, никогда в этом не нуждался. Всегда находилась какая-нибудь телочка, обычно моложе его, одна из тех, кто еще ничего не понимает в жизни и считает, что прикольно встречаться с мужиком, который старше тебя. Бруклинские бары — неиссякаемый источник таких девиц. Итальяночки, ирландочки, польки, пуэрториканочки, неважно кто.
Ну, есть еще Вайолет, но с ней совсем другая история, в которой даже он не может толком разобраться.
Как президент социально-спортивного клуба «Марин-парк» Вик решает, кому предоставить доступ на бейсбольное поле и какие команды будут играть на нем шесть раз в неделю с мая по октябрь. Народу неизбежно много — команды съезжаются со всей округи. Таким образом, поле становится подходящим местом для бесед. Здесь можно под благовидным предлогом встретиться и поговорить о чем-нибудь важном или неважном. Кажется, что собеседники увлечены игрой, к тому же серьезные дела обсуждаются вперемешку с полудюжиной несерьезных, а также с обычными комментариями относительно хода игры, компетентности судей, реакции игроков и тому подобного. Именно такая беседа состоялась здесь несколько недель назад: Виктор выслушал Джимми Молиссано-Ушастого, сделавшего ему одно предложение. Ушастый не пожелал сообщать, кто его заказчик. Была проблема, и ее требовалось решить. Ушастый сказал, что надеется на Виктора и одного из его лучших людей по имени Ричи: они последуют за определенной машиной определенной компании и передадут определенным ее сотрудникам своего рода послание. Он подробно рассказал, как отыскать эту машину в центральной части города, уточнив, куда она ездит почти каждую ночь, особенно в хорошую погоду: рядом с Белт-парквей есть пляж. Работенка нетрудная, заметил Ушастый, и кое-кто будет им очень признателен.
— Я буду рад их признательности, — заявил Вик, — но что мне по-настоящему нужно, так это чтобы мне помогли заполучить одну бензоколонку.
— Это как раз то, с чем тебе могут помочь мои друзья.
— Кто-нибудь должен потолковать с этим турком на Флэтбуш.
— С ним поговорят, — заверил Ушастый. — И сумеют его убедить.
— Меня не устраивают туманные обещания. Ты же знаешь, уже лет пять, как я точу зубы на эту заправку. У него там четыре распределителя. Он может обслуживать сразу шестнадцать машин. Люди там заправляются, прежде чем ехать в Джерси, на побережье, куда угодно. Ума не приложу, как это типам, которые только что заявились в наши края, достается такая золотая жила. Это меня доводит. Просто бесит.
— Понимаю.
— Нет-нет, Ушастый, тебе этого не понять. Тебе-то отец оставил лесопилку. Тебе легко живется. Я же ничего такого не прошу. Парочка твоих ребят с ним потолкует, и он согласится ее продать. Он продаст, я куплю.
