Лиля даже не заметила, когда закончилась «служба»: кто-то слегка толкнул ее в бок, и она, оглядевшись, увидела, что народ расходится, растекаясь по залу в направлении выхода.
– Все прошло отлично, – удовлетворенно улыбаясь, сказала Людмила, приближаясь: кажется, она решила, что Лиля – теперь ее подопечная, и она вознамерилась никуда ее от себя не отпускать. Это – именно то, чего девушке никак не хотелось бы, так как она собиралась пошарить в «Святом источнике» с целью получить какую-нибудь информацию, могущую помочь Каю. Кроме того, она вовсе не желала оставлять материнский кулон в руках Услады, а для этого требовалось вернуться в зал. Обернувшись, она заметила все ту же брюнетку с пронзительными черными глазами. От ее долгого, внимательного взгляда у Лили мурашки забегали по позвоночнику, и она поспешила отвернуться, чтобы больше не глядеть в эти огромные, бездонные глаза.
– Теперь тебе нужно копить на следующий «взнос», – говорила между тем ее провожатая, идя по коридору чуть впереди. – Важно, чтобы процесс не прерывался, понимаешь?
– Но... как же я смогу это осилить, ведь врачи в онкоцентре тоже требуют денег, да и лекарства стоят недешево? – возразила Лиля, постаравшись придать своему голосу как можно больше жалостливости.
– Ты права, – с готовностью согласилась Людмила. – И на то, и на другое возможностей ни у кого не хватит. Боюсь, тебе придется выбирать между официальной, так сказать, медициной и Надеждой. Только вот о чем подумай, когда начнешь взвешивать все «за» и «против»: помогла ли эта самая медицина твоей матери? У нее ведь очень тяжелое положение, верно?
Лиля кивнула.
– Когда ты в первый раз позвонила сюда, то сказала, что врачи практически от нее отказались, верно?
– Да...
– Ну вот и смотри сама, что лучше, – улыбнулась Людмила, ласково погладив ее по плечу. Никакого давления, никаких угроз, но ее слова действовали именно так, как и подразумевалось – заставляли задуматься, причем задуматься в пользу «Святого источника»!
– А когда Ольга была у вас в последний раз? – решилась она поинтересоваться у Людмилы.
– Жихарева? А разве вы не общаетесь, ведь ты через нее к нам попала? – нахмурилась женщина.
– Мы не друзья, – быстро объяснила Лиля. – Она – мамина знакомая, и...
– Ясно. А ты знаешь, это и в самом деле странно!
– Что?
– Ее давно не было, надо бы позвонить!
– Может, ей стало хуже?
– Невозможно! – безапелляционно заявила Людмила. – Скорее всего, она выздоровела и решила, что больше не нуждается в сеансах. Правда, все зависит от того...
– От чего?
– От того, выполняла ли она все предписания Надежды, как следует. Тут важна каждая мелочь, если хочешь поправиться, а мелочей много, и не все соблюдают правила. Ты молодец, что напомнила мне об Ольге. А теперь – хочешь остаться и посмотреть, что происходит в «группах по интересам», или предпочитаешь...
– Ой, я хотела бы остаться! – поспешно сказала Лиля. – Познакомиться с людьми...
– Что ж, это правильно: пообщайся, поспрашивай. Тут есть люди, которым Надежда помогла, вылечила их или их родственников... Точнее, я хотела сказать – вода вылечила их, – тут же поправила Людмила сама себя. – Иди туда, – она махнула рукой в сторону помещения, дверь в которое стояла открытой нараспашку. – Там проходит групповая терапия: люди делятся своими проблемами, после этого обычно становится значительно легче.
* * *
– Значит, вы утверждаете, что деньги, поступившие на ваш счет, получены за ремонт антикварной мебели, я правильно понимаю?
– Вы правильно понимаете.
Ответ Кана Кая Хо прозвучал холодно и спокойно. Майор Карпухин продержал его сутки вхолостую. Он частенько так делал – это позволяет задержанным хорошенько поразмыслить над тем, что впоследствии рассказывать на допросе. Однако Кан оказался крепким орешком: несмотря на то что он, несомненно, впервые попал в подобную ситуацию, хирург не выглядел сломленным. Он был сдержан и хладнокровен, а это, Карпухин знал по опыту, может являться как следствием невиновности, так и уверенности в собственной безнаказанности. В случае Кана майор терялся в догадках, тем более что на его лице ничего невозможно было прочесть. Карпухин считал себя неплохим физиономистом, но это его умение относилось к чтению физиономий европеоидной расы, а узкие глаза Кана смотрели на него, словно сквозь прорези в рыцарском забрале!
– И вы можете предоставить свидетельства этого? – спросил он, делая над собой усилие, чтобы не выказывать раздражения.
– Разумеется. Если вы дадите мне бумагу и ручку, я напишу имена и телефоны всех, кто делал мне заказы – не сомневаюсь, они это подтвердят.
– Что ж, – вздохнул майор, подвигая к нему блокнот, – пишите. И постарайтесь быть как можно более точным, потому что сумма всех полученных заказов должна совпасть с той, что обнаружена на вашем счете!
– Не сомневайтесь, совпадет.
– Может, вам нужно свериться с записями...
– Благодарю, не стоит, – прервал его кореец. – У меня все в голове.
– Вы все держите в голове, да?
– Стараюсь.
– Тогда, возможно, вспомните, какие именно препараты вы назначали вашим пациенткам, Жихаревой и Вакуленко?
Ручка в пальцах Кана дрогнула. «Вот-вот, – усмехнулся про себя Карпухин, радуясь тому, что сумел-таки задеть подозреваемого за живое. – Теперь посмотрим, как ты будешь выкручиваться!»
– А при чем здесь... мои пациенты? – спросил Кан, подняв на майора глаза.
– Вскрылись кое-какие интересные обстоятельства. Так вы ответите на мой вопрос?
– Темодал – его я прописывал Ольге Жихаревой, а Маргарите Вакуленко – кармустин.
– Это что за препараты? – поинтересовался майор.
– У Жихаревой была анапластическая астроцитома, не реагировавшая на другое лечение. Темодал использовался во время и после лучевой терапии, которую проходила больная.
– А Вакуленко?
– Кармустин.
– Лекарство вводилось внутривенно?
– Поначалу да, но потом, после операции, я использовал капсулы-имплантаты «Глиадель».
– Это что еще такое?
– Они помещаются в полость, образующуюся после хирургического удаления опухоли.
– А почему вы решили изменить пути введения препарата?
– При внутривенном введении кармустина могут возникать побочные эффекты в виде тошноты, рвоты и легочного фиброза. Также оно может вызывать нарушение работы костного мозга, что приводит к уменьшению образования эритроцитов.
– А эта... «Глиадель» последствий не вызывает?
– Вызывает, но несколько другие. При введении кармустина с помощью капсул могут возникать судороги и даже отек вещества головного мозга.
– Звучит серьезно! Так почему же вы решили изменить порядок введения лекарства?
– Это трудно объяснить тому, у кого нет медицинского образования – даже тому, у кого оно есть, но по другой специализации, – ответил Кан. В голосе врача майору послышалось превосходство. Карпухин терпеть этого не мог: подумаешь, Авиценна чертов – только потому, что он закончил медвуз, этот парень считает себя гением! Даже несмотря на свое положение, когда исход дела далеко не ясен и вполне может завершиться в суде, а то и в тюрьме, Кан ведет себя так, словно является хозяином положения просто потому, что держит в руках человеческие жизни.
– Хорошо, – сдерживая гнев, проговорил майор, – это в принципе неважно. На самом деле меня гораздо больше интересуют обезболивающие препараты, которые вы прописывали этим двум женщинам. Не припомните, какие? Кстати, совершенно случайно у меня имеется список того, что было обнаружено в доме Ольги Жихаревой, – и он подсунул Кану бумажку, которую уже показывал Агнии. Тот бегло просмотрел список.
– Из всего этого лично я назначал только вот эти два, – он ткнул пальцем в названия.
– Одновременно?
– Естественно, нет – сначала один, потом, когда Жихарева пожаловалась на то, что препарат больше не помогает, я его заменил на другой.
– Тогда, возможно, вы сможете объяснить, каким образом к ней попала вся эта «роскошь»?
– Понятия не имею.
– Но вы же, надеюсь, осознаете, что Ольга не могла просто пойти в аптеку и это купить?
– Конечно.
– И как же, по-вашему, Жихарева все это достала?
– Если не ошибаюсь, это – ваша работа выяснять такие вещи, а моя – лечить людей. Если мы станем смешивать свою деятельность, ничего хорошего из этого не выйдет.
Карпухин решил, что хирург над ним издевается, но, взглянув в лицо Кану, не заметил никаких признаков этого. Хотя, возможно, дело все в той же пресловутой наружности: с этими узкоглазыми никогда не знаешь, что и думать! С другой стороны, вдруг Агния права: если бы он смог преодолеть внутреннюю неприязнь к подозреваемому, как к представителю другой расы, вероятно, дело сдвинулось бы с мертвой точки? Как же найти подход к этому человеку?
– Вы ведь не были первым врачом Жихаревой, верно? – неожиданно спросил он.
