До этого момента Увеков сидел спокойно, делая вид, что его вообще не касается то, что происходит в кабинете. Но, как только я произнесла словосочетание «в расход», он вздрогнул, вскочил со стула и закричал:
– Все, довольно. Хватит ломать комедию. Сказочки она тут рассказывает. Чушь собачья все ваши сказочки. Бабкам во дворе их читайте. А я ухожу. – И он метнулся к двери.
Ни я, ни Кирьянов с места не сдвинулись. Даже не пошевелились. Рванув дверь на себя, Увеков замер как вкопанный. За дверью стоял бравый парень с лейтенантскими погонами и улыбался.
– Ах, вот вы, значит, как? – развернувшись, выпалил Увеков. – Охрану приставили? Ну, держитесь.
Он выудил из кармана телефон и принялся лихорадочно набирать номер. Прижав трубку к уху, он несколько секунд вслушивался в длинные гудки. Не дождавшись ответа, он яростно сунул телефон обратно в карман, прошествовал на прежнее место и обессиленно опустился на стул. Кирьянов недовольно покачал головой, но промолчал. Я выждала еще секунд двадцать и спросила:
– А чего это вы, господин Увеков, так разволновались? Не понравилась сказочка? Может, хотите дальше сами продолжить?
– Вы за это заплатите, – только и нашелся, что сказать Увеков.
– Ну, все. Шутки в сторону. Побаловались, и будет, – неспешно произнес Кирьянов. – Вы, господин Увеков, напрасно отказываетесь от предложения Татьяны. Чистосердечное еще никто не отменял.
– Какое чистосердечное? – проблеял Увеков, вконец сломленный. – Чего вы от меня хотите? Я ничего не знаю.
– Еще как знаете, – ответил Кирьянов. – И вы знаете. И мы знаем. А чтобы подстегнуть вас к откровенности, могу сообщить пренеприятнейший факт. Для вас пренеприятнейший. Час назад на вашей московской квартире закончился обыск. А еще полчаса назад сотрудники правоохранительных органов города Москвы связались с британским подданным, господином Джозефом Миллером. Как считаете, сколько времени он думал, прежде чем сдать вас с потрохами, когда услышал, каким образом вы завладели документом, который пытались продать ему?
С лица Увекова сползло все былое высокомерие. Побелевшими от страха губами он произнес, не соображая, что делает признание:
– Этого не может быть. Вы не могли догадаться. Все было продумано до мелочей.
– Вы ошибаетесь. Это произошло. Мы догадались. Татьяна Александровна догадалась, – сообщил Кирьянов. – Не зря вы высказывались против ее вмешательства в это дело. Теперь-то понятно почему.
– Я ни в чем не виноват! Филипп сам отдал мне рукопись. То, что я не успел продать ее до его смерти, всего лишь досадная задержка. Но я собирался отдать его долю от продажи его жене и сыну, – начал юлить Увеков, на удивление быстро приходя в себя. – Я никого не убивал. И не собираюсь обсуждать это с вами. Да, рукопись сейчас находится в моей квартире. Но вам не удастся спихнуть на меня убийство. Как вы это докажете? Филипп хотел продать рукопись. Я великодушно согласился ему помочь. Да, я приезжал в Тарасов для того, чтобы убедиться в существовании рукописи. Тогда Мальцев и отдал мне ее. Подтверждение подлинности документа заняло больше времени, чем мы рассчитывали. Только поэтому рукопись не была до сих пор продана. А больше я ничего не знаю!
– Глупо отпираться, господин Увеков, – произнесла я. – Доказательств вашей причастности к смерти Мальцева больше чем достаточно. Вы действительно продумали все, вплоть до мелочей. Но беда в том, что то, что придумал один человек, всегда под силу разгадать другому человеку. Это закон природы. Так уж устроен человеческий мозг.
– Какие у вас есть доказательства? Предъявите мне их! – Увеков распалялся все сильнее. – Молчите? Да потому что у вас нет ничегошеньки на меня!
– Будь по-вашему, – ответила я. – Раз уж вы упорствуете и не желаете сознаваться, я вам их предъявлю. Только после этого вы не сможете воспользоваться правом чистосердечного признания. Вы это понимаете?
– Плевать! Вы все равно ничего не докажете, – бросил он мне в лицо.
– Ну, воля ваша, – сдалась я. – Возьмем, к примеру, машину. Помнится, в день своего первого визита в этот кабинет вы заявили подполковнику, что раньше в Тарасове не были и со своим родственником лично не знакомы. Не будем останавливаться на этом факте, хотя он тоже показательный. Ваш визит в Тарасов месячной давности нас не интересует. А вот поездка, предпринятая вами незадолго до убийства Мальцева, она очень даже интересная. Вы не стали пользоваться ни самолетом, ни поездом, резонно рассудив, что купленный билет будет свидетельствовать против вас. В случае неудачи, разумеется. Ехать на личном автомобиле вы тоже не рискнули. Не хотели светиться. Что вы сделали? Вы взяли автомобиль напрокат. Благо в столице подобный вид сервиса давно процветает. Но и тут вы проявили осторожность. Автомобиль вы арендовали через знакомого. Возвращая его, вы заявили, что поездка сорвалась и вы никуда на нем не выезжали. Зачем вы сказали об этом приятелю? Надеялись на то, что он, безусловно доверяя вам, подтвердит ваши слова в полиции?
Увеков только губы скривил. Я и не ждала ответа.
– Ваши ухищрения были напрасными. Дорога до Тарасова предполагает пересечение нескольких постов ДПС, на которых расположены камеры слежения. Они фиксируют все автомобили, проезжающие мимо. Пока вы добирались сюда по вызову подполковника, наш сотрудник успел изъять запись с камер за интересующий нас промежуток времени. Не позднее чем через два дня у следователя будет подтверждение того, что арендованный вами автомобиль проезжал по дороге к Тарасову и обратно, – сообщила я.
– Ну и что? Автомобиль у меня могли угнать, – хорохорился Увеков.
– Это спорный вопрос. Но суть не в этом. Доказывать правоту ваших заявлений вы будете в суде, – отмахнулась я. – Теперь что касается вашего пребывания в доме Мальцева. Вы заявляете, что документ был передан вам месяц назад. Пусть так. А как вы объясните наличие в вашей московской квартире не только рукописи, но и часов, в которых та была найдена?
Увеков снова не ответил.
– Быть может, вы скажете, что часы он вам отдал тогда же? – спросила я.
– Естественно. Что в этом криминального? Ну, отдал мне свояк часы, хотел отблагодарить за помощь. Это его собственность, и он вправе распоряжаться ею как заблагорассудится, – воодушевился он.
– А вот соседка Мальцева клянется, что за день до убийства часы висели на своем законном месте. Она приходила к Мальцеву с просьбой забор поправить и видела часы, вот как я вас сейчас вижу, – устало проговорила я.
Препирательства Увекова начали мне надоедать. Я решила, что пора подводить черту.
– И самый главный факт. Вот про него вы почему-то забыли. Ваша переписка с британским подданным, извлеченная из компьютера, служит веским доказательством, что рукописи у вас на руках не было вплоть до момента смерти Мальцева. Иначе вы давно от нее избавились бы, – припечатала я. – Почему вы не удалили переписку, Увеков? Память плохая?
– Вы все равно ничего не докажете, – как мантру, повторил он.
– Ах, да! Последний пустячок, – будто то, что собиралась сказать, только что всплыло в памяти, проговорила я. – Веревка. Вот от чего вы должны были избавиться в первую очередь.
– Веревка? – вновь побледнев, переспросил Увеков.
– Да, веревка. Обычная бельевая веревка. Такие продают в хозяйственных магазинах. Зачем вы оставили ее у себя? Вот уж действительно недальновидно. Экспертам не составит труда доказать, что часть веревки, на которой вы повесили Мальцева, отрезана именно от того мотка, что лежит у вас дома, – припечатала я.
– У меня нет никакой веревки, – неуверенно произнес он. – Вы не могли найти ее там. Она же…
Увеков осекся. Я победно взглянула на Кирьянова.
– Хотели что-то сказать, господин Увеков? – спросил тот. – Наверное, желали уточнить, каким чудом нашему сотруднику удалось найти ее? Так ваша домработница охотно ему помогла. И еще сокрушалась: как это вы выбросили в ведро такую добротную вещь? Ведь новенькая совсем. Можно на балконе натянуть и полотенца сушить после банных процедур. Решила ваша домработница, что это вы по запарке веревку в ведро сунули, ну и прибрала ее до поры.
После этих слов бравировать Увеков уже был не в состоянии. Раздавленный, он обхватил голову руками и принялся выть, раскачиваясь из стороны в сторону. Наблюдать эту картину ни у меня, ни у Кирьянова особого желания не было. Вызвав дежурного, Кирьянов приказал увести задержанного.
И вот я вновь сидела в уютной кухне Ирины Мальцевой. Хозяйка дома, как и ее сын, расположились напротив. Кирилл уплетал домашние пироги, запивая их чаем, и внимательно следил за нашей беседой, не встревая в разговор и ничего не комментируя. Из Ирины же, наоборот, вопросы сыпались как из рога изобилия. Я едва успевала отвечать.
– Не понимаю, как такое могло случиться? Павел всегда производил впечатление разумного человека. Рассудительного и целеустремленного. Отчего же в этот раз он решил поставить на карту свою свободу? Может быть, у него были крупные долги? – пытаясь сжиться с мыслью, что ее дальний родственник Увеков повесил ее бывшего мужа, предположила Ирина.
