– Нет, я серьезно.
– И я серьезно. Хотели и расхотели. Слишком дорого оказалось. Не по деньгам.
– Надолго?
– Пока еще кому-нибудь из вас не перережут горло. Вас еще много на этаже осталось. – Он нервно хохотнул и странно затряс головой. Я сразу пожалел, что сказал ему это. Нервишки у него совсем ненадежные. – А знаете, Софронов, – может, это вам будет интересно, – убили юриста тем же ножичком, что у каждого из вас дома есть. Японским, с лезвием, как пилочка. У вас есть такой?
– Был...
– Пять таких ножей было в вашей компании, всем одинаковые подарили. Но тех, кто мог зарезать таким ножиком, оставалось на заводе четверо. Вчера еще один скончался, значит, остались трое. Раз, два и три. – На слове «три» я показал пальцем на его грудь.
– Кто другие?
– Подумайте сами. Вас следователь допрашивал?
– Нет, не допрашивал! – Он вдруг вскочил со стула и подбежал к окну. – Что он собирается спрашивать? А если у меня уже нет этого ножичка! Потерял! Что тогда – арестует меня?
Софронов вдруг схватился за ручку ставни окна и начал ее трясти, пытаясь открыть. С дребезгом и стуком окно распахнулось. Когда на прошлой неделе он выбросил венок из церкви, а потом поволок туда же вдову, я думал, что он был тогда в состоянии шока у гроба отца. Но, похоже, он всегда таким был. Свежий воздух успокоил его. Буркнув «пока» и не глядя в мою сторону, подергивая плечом, он пошел к двери.
Ближе к двум мне больше не читалось: если мои пальчики подошли к тому японскому ножу, Шаров придет ко мне к первому. Но, не исключено, что и к последнему. Прошел еще час. В коридоре было шумно, хлопали двери.
Шаров вошел резко, хмуро, без слов подошел ко мне, развернул круто стул спинкой вперед и сел на него верхом.
– Ждешь меня, Соколов?
– Жду, гражданин начальник, здравствуйте, – усмехнулся я.
– Плохо твое дело, Соколов. Очень плохо. Рассказывай, где видел нож, почему на нем твои пальцы. Все рассказывай.
– Есть пальцы?
– Рассказывай. И последний раз предлагаю, пиши признательное.
Я уже знал, что Шаров начинает любой разговор как «плохой» полицейский. Закончить мог «хорошим». Поэтому стоило подождать, потерпеть и пропустить начало.
– Хотите знать, где я видел нож? У своего горла. Он мне щеку поцарапал. А держал этот нож у моего горла господин Стукалов. Знакомы? Только, оказалось, он ошибся, за другого меня в подъезде принял. Вам это интересно?
– Не изображай из себя шута, Соколов! Как в твоей руке оказался нож?
– Отобрал у него, чтобы не порезался еще кто-нибудь. Но потом сложил и вернул ему в руки. Да ведь он сам тут рядом, через коридор. Спросите у него самого, где его японский ножик? Или он его потерял? Не в кабинете ли юриста?
– Мне ваши японские ножички во где, – показал на свое горло Шаров. – Откуда весь завод про этот нож знает? Только ты один на фотографии его видел.
– Поменьше бы женщин востроглазых на опознание приглашали. Они и подарили всем эти ножики в феврале. Что с моими пальчиками, господин начальник, подошли они?
– Хорошие у тебя пальчики. Но вот на вещдоке – не очень. Нет нужной четкости. Повезло тебе, Соколов. Ладно, теперь о другом. Посмотри на это, сегодня утром получили по электронной почте.
Он вынул из внутреннего кармана почтовый конверт, извлек два листа и протянул мне. «Плохой» полицейский вышел из Шарова, зашел «хороший». Я развернул листы: черно-белые принтерные распечатки двух фотографий. Две записки на фоне крышки стола. На полях виден рисунок дорогого полированного дерева столешницы. Я прочел каждую:
«ДЕНЬГИ ИЗ СЕЙФА ВЕРНИ. ЗАРЕЗАЛ СТАРИКА – СВОЮ ВЫГОДУ ВЗЯЛ, ЧУЖОЕ ОТДАЙ. ТЕБЯ ВИДЕЛИ, И ОРУЖИЕ В РУКЕ. ПОЛИЦИИ ЭТО БУДЕТ ИНТЕРЕСНО. ЕСЛИ БЛАГОРАЗУМЕН И СОГЛАСЕН – В ПОНЕДЕЛЬНИК ПОД ДВОРНИК СВОЕЙ МАШИНЫ СУНЬ ГАЗЕТУ. И БЕЗ ФОКУСОВ, РИСКОВАТЬ НЕ БУДУ. ЖДАТЬ ТОЖЕ».
«ТЫ НЕ ПОНЯЛ? ВСЕ ДЕНЬГИ, ЧТО УКРАЛ. ЕЩЕ СУТКИ – И ПЕНЯЙ НА СЕБЯ. ЭТО ПИСЬМО ПОСЛЕДНЕЕ».
– Любопытные? – Шаров внимательно наблюдал за мной. – Кто писал?
– Кто писал, тот со вчерашнего дня мертв. Интереснее, кто фотографировал и посылал.
– Соображаешь. Прислали из интернет-кафе. Туда съездили, говорят, лица не запоминают, документы не спрашивают. Надо искать стол с такой столешницей, как на фотографии.
– Три квартиры и три дачи. Нужен ордер.
– Почему три?
– Так получается.
– А сам не в счет?
– Нет.
– Ладно, Соколов, чувствую, он близко, осталось только руку протянуть.
– Еще может разок полоснуть.
– Может. Уезжать не собираешься?
– Собираюсь.
– Куда это? – насторожился Шаров.
– В отпуск еду. Порыбачить хочу.
– Надолго?
– Недельки на две.
– Так... Ну что, Соколов, придется тебе все-таки сказать... Хорошего тебе отдыха! – Он громко рассмеялся, и мы искренне и крепко пожали друг другу руки.
Надежды на знакомого механика оказались напрасными. Я проваландался в сервисе, а точнее, ждал и скучал до позднего вечера. Но отправить бандероль можно и утром, из любого почтового отделения по дороге.
Раньше двенадцати лечь не удалось, но когда уже начал раздеваться, раздался звонок городского телефона. Я непроизвольно поморщился: очень не люблю эти поздние звонки, тем более перед отъездом.
– Говорит ваш знакомый яхтсмен.
– Добрый вечер, господин...
– Пожалуйста, без фамилий, прошу вас! Не разбудил?
– Почти. А у вас в Атлантике, наверное, светит яркое солнышко?
– Извините, что поздно... Нет, не светит сегодня, а штормит. И очень сильно.
– Вы только не утоните, пожалуйста, вы нужны своим избирателям.
– Постараемся. Я хотел вас информировать... Или, лучше сказать, посоветоваться.
– Я весь внимание.
– Мы хотим, наконец, определиться с этим заводом, назначить туда толкового директора.
– Вы уже пробовали. По новой собираетесь?
– Вы не поняли. Я имею в виду, чтобы на этот раз все было совершенно законно. Абсолютно законно.
– Похвально. Я всегда говорю клиентам: закон превыше всего.
– Однако есть одно затруднение. Неясно, кому достанутся в наследство акции покойного директора, кто и как будет голосовать ими. Если мы соберем по всем правилам и совершенно законно общее собрание акционеров, то... результат непонятен. Повторяю, заводу срочно нужен настоящий директор. С этим бывшим партийным секретарем завод вылетит в трубу через месяц. А мне нужен завод, а не земля под ним.
– Еще похвальнее. Чем же я могу быть полезен?
– Ничем. Но у нас с вами есть определенные договоренности. И я хотел бы услышать от вас их подтверждение.
– Продолжайте, это интересно.
– Вы в курсе, что в доме покойного директора остался запертый и не описанный сейф, где может находиться его завещание. Может находиться, но, вероятно, его не существует. В любом случае, если бы открыли этот сейф, ситуация моментально прояснилась бы, наследники смогли бы проголосовать своими акциями, и проблема с руководством завода была бы решена. Это в интересах всех акционеров, и для общего, повторяю, блага. Заводу срочно нужен толковый директор.
– Вы торопитесь. В права наследства входят не раньше чем через полгода, кто бы ни был наследник. Вы не знаете?
– Знаю. Но, ввиду срочности дела, мы предложили бы сделать это, так сказать, приватным образом. Вскрыть сейф в присутствии всех заинтересованных лиц, при нотариусе. Если есть завещание – хорошо, а нет – еще лучше. Сесть сразу за стол, сосчитать на калькуляторе долю каждого и после этого проголосовать. Повторяю, совершенно приватно, по общему согласию, по-джентльменски, если хотите. Это – в общих интересах!
– Вы с ними говорили? С этими заинтересованными лицами. С джентльменами.
– Да, сегодня мой представитель беседовал с ними. Все согласились, это выход в создавшейся ситуации.
– С кем конкретно?
– С вдовой покойного, с его сыном, с господином Глотовым. Все они согласны.
– Вы не упомянули внучку Таню.
– Она еще маленькая.
– Татьяна уже совершеннолетняя.
– Я имею в виду, еще маленькая, чтобы самостоятельно голосовать акциями завода, сознательно голосовать. Но мы ни в коем случае не покушаемся на ее долю наследства, боже упаси! А проголосовать ее акциями мог бы и отец.
– Вы должны ее заблаговременно оповестить и пригласить. Это мое условие. Без нее ваше джентльменское собрание я не сочту справедливым.
– Хорошо, – после недолгого молчания заговорил он, – вы меня убедили. Я поручу это сделать, сейчас же. Но, как вы понимаете, я рассчитываю на исход голосования, благоприятный для нашей стороны. Я имею в виду, что подсчет голосов окажется в пользу нашей кандидатуры на место директора. Поэтому, если вы с нашим планом согласны, пожалуйста, подтвердите, что наши с вами договоренности останутся в силе.
