Пашков отмахнулся зажженной сигаретой, как бы отметая давний спор. Дело, мол, прошлое, и нечего о нем говорить. Весной минувшего года Матвей действительно настаивал на том, чтобы, по его собственному выражению, обрубить концы вчистую, имея в виду физическое устранение тезки героя Гражданской войны. Пашков тогда настоял на бескровном варианте решения конфликта. Он счел, что достаточно одной демонстрации возможностей. В конце концов, именно так поступают страны, которые принято называть великими или ядерными державами. Они слегка погромыхивают имеющимся на их вооружении ядерным оружием, и все понимают, что такое оружие как реальная опасность существует и нет смысла доводить разногласия до такой степени, чтобы испытывать его разрушительную мощь на себе. Урки, вышедшие тогда на Матвея и его московскую группу, тоже не дураки, и показательная смерть предателя должна была произвести на них впечатление, что она была замаскирована под несчастный случай. В то же время никто из урок не пострадал, так что всякие соображения вроде кровной мести с их стороны не могли иметь основания. Расклад выглядел вполне разумным и должен был послужить предлогом для компромисса, выражающегося в нейтралитете. С одной стороны, те убедились, что тут крови не боятся, а с другой — не кровожадны. Самое интересное, что долгое время это неозвученное соглашение действовало и были все основания считать, что так и будет.
Теперь Пашков видел, что ошибся. Враги… Муха этот и прочие с ним просто затаились в ожидании своего часа. А может быть, ничего серьезного и не произошло? Может, они просто хотят сквитаться за тот страх, который сами пережили несколько месяцев назад? Если бы они ставили перед собой иные цели, то действовали бы иначе. По крайней мере, он сам не стал бы выбирать такую тактику. Не самую, на его взгляд, удачную.
И был еще один фактор, который на тот момент Пашков не осознавал, хотя в значительной степени находился под его впечатлением. К концу разговора с Улейкиной, который так внезапно прервал Матвей, он вдруг почувствовал долгожданный творческий азарт, кураж, без которого мучился последнее время. Конечно, была операция с самолетом, забитым чеченскими миллионами, которой он с самой осени отдавал все силы. Почти каждую ночь, не говоря уже о днях, он прокручивал в голове все детали предстоящей операции. Сотни и тысячи часов ушли на ее подготовку. Если бы та же Улейкина знала, что это он автор этого романа, то… Представив ее реакцию Пашков едва сдержал высокомерную улыбку. Да, этим произведением он может гордиться по праву. Пусть за него никогда не дадут престижную литературную премию, но это настоящий шедевр. Для его исполнения мало быть талантливым. Мало. (Слово «гений», адресованное к себе, он даже не упоминал. Все же это из лексикона эпитафий.)
— Ладно. Действуй, — сказал он. — Только осторожно. Без всяких там…
— Будь спок! — быстро проговорил Матвей и достал из кармана сотовый телефон. — Возьми-ка. А то вдруг тебя срочно нужно будет найти, а ты опять с дамочкой. Ты извинись перед ней — некрасиво получилось.
— Да это был деловой разговор! — возмутился Пашков, повышенным тоном отстаивая свою нравственность.
— Ага. Вот и возьми. Вдруг у нас с тобой тоже будет деловой разговор, — сказал Матвей и подмигнул, как бы отметая определение «деловой».
— Спасибо, — буркнул Пашков, забирая телефон в кожаном футляре и вертя его в руках.
— А хорошо тут у вас, — вдруг проговорил Матвей и огляделся. — Дорожки, елочки, снежок падает. Я бы тоже не отказался тут недельку отдохнуть. Гуляли бы с тобой под ручку, как шерочка с машерочкой. За жизнь разговаривали. Камин тут есть?
— Нет.
— Зря. Как хорошо прийти с морозца, принять стопочку и сидеть себе у огня и пятки сушить! Слушай, интересно же, наверное, а? Писатели кругом, разговоры о возвышенном. О литературе.
— Наверное. Только я не люблю самодеятельности.
— Не понял!
— В основном всех сейчас интересуют деньги. Где бы напечататься да сколько платят.
— Тогда опять не понял. Тебе-то это зачем? Ну я имею в виду зачем ты сюда приехал? Кроме того, конечно, что просто отдохнуть. Ты весь этот санаторий вместе со всеми потрохами можешь купить.
— Долго объяснять.
— Не для тупых. Понял.
— Да при чем тут «для тупых»! Просто… Даже не знаю, как тебе и сказать-то. Пообщаться, что ли.
— Брось! Я не обиделся. Я же знаю, что у тебя талант. Кому это не знать, как не мне, сам посуди. А таланту нужно в голове покой иметь. Спокойствие. Я помню. Болдинская осень, и все такое. В школе проходил. Мне, например, всегда было интересно, как это люди так много писать умудряются. И причем один хорошо пишет, интересно, а второй такое занудство разведет, что хоть на стенку лезь.
— Не знаю. Как-то так получается. Слушай, а тебе не пора уже?
— Погоди! Пора — не пора… Успею. Вот ты стихи писать умеешь?
— Нет. Срифмовать несколько строчек могу, размер подобрать, но чтобы настоящие стихи — не могу.
— Вот видишь! И я не могу. Тогда почему так получается, что Пушкин или Высоцкий могли, а мы с тобой — никак? Вот что меня удивляет! А ведь целый институт есть, который каждый год и писателей, и поэтов выпускает. Где они?
— Есть еще критики, режиссеры, сценаристы и много кого. Слушай, Мить, отстань, а? Чего это на тебя нашло?
— Место, наверное, действует. А вообще-то, я давно хотел тебя спросить. Да все как-то не получалось. Прикоснуться, так сказать. А то занимаемся таким делом, что и подумать-то некогда. Тебя вот как — не жмет это? Можно сказать, небожитель, служитель муз — и вдруг занялся таким ремеслом.
Теперь было видно, что Матвей его подначивает, смеется над ним. Пашков махнул рукой и сказал, выходя из машины:
— Потом это обсудим. Вот вернусь в Москву и обсудим.
— Ага. — Матвей почти лег на оба сиденья и смотрел на Пашкова снизу вверх. — Знаешь, я тут тебе такую дачку присмотрел — пальчики оближешь. Тишина, сосновый лес. Сиди себе и пиши.
14 января. Москва. 9 час. 50 мин
Этим утром значительная часть москвичей выглядели помятыми и несвежими. Несмотря на напряженный личный бюджет, многие не изменили традиции и отпраздновали старый Новый год, правда не так богато и бурно, как Новый год по новому календарю. Кроме стесненности в средствах повлияло и то, что день после праздничной ночи был будний, рабочий день, а ситуация у многих такова, что появляться на работе с похмелья означало риск оказаться безработным.
Матвей уже больше суток не покидал квартиры, и наблюдатели, не скрывающие своих намерений, по очереди скучали в своих машинах, ставя их в десятке-другом метров от подъезда.
Вчера после обеда в квартире прозвенел телефон, и хорошо поставленный голос попросил господина Соснина завтра в десять тридцать прибыть в кабинет двести десять районного управления внутренних дел и попенял, что тот не явился по повестке два дня назад. В противном случае голос пообещал принять соответствующие меры. Матвей пообещал непременно быть.
Участники и организаторы слежки посовещались между собой и решили, что отпускать клиента не стоит, хотя звонок этот поставил их в тупик. Что у него за дела с милицией? На всякий случай оружия с собой решили не брать: стоящая около РУВД машина может привлечь внимание, и не исключено, что может быть произведен досмотр машины. Для подстраховки одновременно был и второй автомобиль, который должен был находиться вне зоны видимости. В нем под подушкой заднего сиденья поместили оружие, которое при необходимости могло быть передано в первую машину.
Муху немного смущало появление Матвея в своей квартире. Зачем надо сначала с шумом отрываться, а потом возвращаться домой, где его наверняка поджидают? Это было непонятно. Хитрый ход? Но чего тут хитрого — сидеть в четырех стенах и ждать? Главное, чего ждать? Может, как раз этого звонка? Так не проще ли было самому наведаться в ментовку и там все порешать?
Но как бы там ни было, Живчик появился и Муха больше не собирался терять его из виду. Тем более что ему удалось узнать кое-что из того, что словообильный Руслан не сказал, а точнее, не захотел сказать во время своего посещения. Его родственник вместе со своими дружками, оказывается, перевозил ценности, которые будто бы шли боевикам в Чечне, тоже, наверное, родственникам или подельникам. Человек, который это сказал Мухе, работал в бригаде грузчиков в аэропорту. Лет десять тому назад он загремел на зону по легкой статье и спокойно отходил бы свой срок мужиком, но что-то у него не заладилось с блатными из Рязани, которые начали его прессовать. Муха тогда вступился за мужика, и тот этого не забыл. Когда к нему пришел пацан и сказал, что с ним хочет встретиться его давний знакомый Муха, мужик сразу отпросился у начальства и поехал на встречу, купив по дороге выпивку и недорогую, но приличную закуску.
