Лечебный центр «Орион» оказался небольшим двухэтажным домом. Слева от двери помещалась синяя стеклянная доска, на ней серебром были написаны имена врачей. По-русски. Доктор Горбань среди них не значился.
– Пошли, – сказал Грег, нажимая кнопку селектора.
– Я вас слушаю, – отозвался замогильный женский, кажется, голос.
– К доктору Горбаню, – прокричал Грег.
– У вас эпойнтмент?[29] – спросил голос. – Как фамилия?
– Мы записаться, – ответил Грег. – Проезжали мимо.
– Уже поздно, вы лучше позвоните завтра.
– Завтра мы не можем, – сказал Грег. – Давайте лучше сегодня. Вам не видно, а у меня для вас большой букет красных роз.
– Мне видно, и никакого букета у вас нет, – ответила женщина. – Врать нехорошо.
Над головой у них зажужжало, дверь открылась, и они вошли. Небольшой предбанник и холл, напоминающий зрительный зал, – стойка регистратуры и несколько рядов белых пластмассовых кресел. За стойкой сильно накрашенная молодая женщина в обтягивающей голубой блузке.
– Спасибо, – просиял Грег, угнездившись локтями на широком прилавке и прочно зависая над дамой. – Цветы за мной. Честное слово! А когда вы заканчиваете? Можем подкинуть домой.
– Меня муж заберет, – ответила она.
– Не может быть! – вскричал трагически Грег. – Почему красивые женщины всегда замужем?
– Мы сепарейтид[30], – сообщила красавица, поправляя волосы.
– А доктор Горбань еще на месте? – перешел к делу Грег.
– На месте, но прием окончен, – голос женщины стал профессионально-деловитым. – Могу записать вас на… – Регистраторша стала листать гроссбух, водя пальцем по строчкам.
Шибаев, оставив Грега, создающего дымовую завесу, двинулся по узкому длинному коридору. На третьей двери слева он увидел листок бумаги с неровно выведенным от руки – «др Горбань, 4–6 вторник и пятница».
Шибаев, не постучавшись, толкнул дверь. Человек, сидевший за столом, оторвался от книги и вопросительно взглянул на Шибаева. Был это мужчина лет пятидесяти, лысый, круглый, с седой аккуратной бородкой. С большим пигментным пятном на макушке. В белой рубашке и черной бабочке. По-домашнему без пиджака. Выпуклые черные глаза неясно угадывались за толстыми линзами в золотой оправе. Он смотрел на Шибаева через стол, заложив пальцем книгу.
– Добрый вечер, – сказал Саша, подходя ближе и усаживаясь на стул перед доктором Горбанем.
– Я уже закончил, – сообщил тот неожиданно тонким голосом. – Жду машину. Кто вы?
– Родственник, – ответил Шибаев.
– Чей? – доктор Горбань нагнул голову, словно собираясь бодаться. Смотрел на Шибаева поверх очков.
– Одного вашего пациента. Вернее, пациентки. Яковлевой Виктории.
– Яковлевой Виктории? – задумался доктор Горбань. – Не припоминаю. А что с ней? – Он говорил с легким акцентом – слишком жестко выговаривал шипящие.
– Девочка умерла после операции по пересадке костного мозга год назад, – сказал Шибаев. – Операцию делали вы.
– Ну и что?
– Меня интересует, что случилось с девочкой?..
– Знаете, уважаемый, я делаю до двухсот операций в год да еще амбулаторный прием. Я не могу помнить каждый случай.
– У вас должны быть архивы. Это можно проверить?
– Это конфиденциальная информация. Вы кто – отец?
– Родственник.
– Если вас что-то интересует, сделайте официальный запрос, – доктор помолчал, рассматривая Шибаева. – Потом спросил: – Как вы сказали, зовут ребенка?
– Виктория Яковлева.
Доктор Горбань защелкал клавишами лэптопа. Экранные блики забегали по линзам очков, придавая ему таинственный вид, засверкала золотая оправа. У него были маленькие энергичные руки с короткими пальцами. На безымянном левой руки – массивное обручальное кольцо.
– Ну вот, – сказал он, наконец. – Я же говорил… У меня никогда не было такой пациентки.
– Возможно, файл на Ирину Яковлеву?
– У меня вообще нет ни одной Яковлевой. А что вы хотите? Какие претензии? Вас послала мать ребенка?
– Нет, – ответил Шибаев. – Я пришел сам. Меня интересует, почему девочка умерла после успешной операции.
– Молодой человек, что значит успешная операция? У вас что, медицинское образование? Вы имеете опыт? Вы работаете в госпитале? Успешная, безуспешная… я даже не знаю, о чем вы говорите. У меня в файлах такого ребенка нет. Чтобы вы знали, такого рода операции делают только в двух странах мира – здесь и в Германии. Операция суперсложная… – повторил он. – Всякое бывает. Но о чем мы здесь говорим? – Он смотрел на Шибаева через затененные линзы очков, нагнув голову, – лоб собрался в складки, брови приподнялись. – Такой пациентки у меня не было, так что, сорри. – Он захлопнул крышку лэптопа, демонстративно потянулся за книгой.
Шибаев поднялся. Он не возлагал больших надежд на визит к доктору, просто цеплялся за соломинку, ожидая, что сработает слово, жест, взгляд врача, и длинный шибаевский нос учует… что-нибудь да учует.
– Спасибо, – сказал он на прощание.
– На здоровье, – отозвался доктор Горбань ему в спину. – Заходите еще. Всегда рады служить. – Слова звучали издевательски, но тон у доктора был вполне мирным.
В приемной ничего не переменилось. Грег по-прежнему нависал над регистраторшей, шептал, часто повторяя ее имя – Ренаточка. Шибаев тронул его за плечо.
– Ренаточка, так я позвоню, – не то сказал, не то спросил Грег на прощанье.
Уже в машине Грег задал вопрос:
– Ну что? Поговорили?
– Ничего. Поговорили. В его файлах Виктория Яковлева не числится.
– Как это? – Грег изумленно воззрился на Шибаева.
– Так. Или твоя информация туфта…
– У нас один Горбань на всю деревню, – перебил его Грег. – Если не он – больше просто некому. Может, ребенок вообще не оперировался?
– И вообще была ли девочка, – ответил Шибаев. – Возможно, она не Яковлева, а… Прахова, например. Если у персоны Ирины был роман с праховским братом, то это очень может быть.
– А ты не спросил?
– Не спросил.
– Почему?
– Почему? – повторил Шибаев. – Не знаю. Не хотел светиться с Праховым. Как-то это все… – Он задумался. Потом сказал: – Понимаешь, Горбань сразу же заявил мне, что информация носит конфиденциальный характер. Как я понимаю, с этим у вас строго. Так? И после этого стал искать в файлах. Не стыкуется. Или нельзя, или можно. А у доктора Горбаня и то, и другое сразу. Поэтому я и не спросил.
Грег пожал плечами. С его точки зрения, ничего подозрительного не произошло. Люди все время говорят одно, а делают другое.
– Ну и что ты думаешь?.. По-твоему, он заметает следы? – осторожно спросил он.
– Не знаю. Ответ «нет» хорош тем, что отпадают всякие другие вопросы.
– Думаешь, он врет?
– Черт его знает. Думаю, врет. Он не поверил, что я родственник.
– Родственнику он не стал бы врать, – догадался Грег. – Родственник и так знает, что ребенок оперировался у него. А может, он подумал, что вы с Ириной не контачите? Поссорились, например, и ты не можешь уточнить. Услышал от кого-то, что вроде доктор Горбань, а он сказал «нет, не я», и финита. Может, побоялся, что ты подашь в суд?
– Было бы за что, Ирина давно размазала бы твоего доктора Горбаня по стенке. Без всякого суда и следствия.
– А может, действительно, у девочки другая фамилия? А мать врач не запомнил. Хотя, сомнительно, – добавил он. – Разве персону Ирину забудешь?
– Наш доктор консультирует здесь два раза в неделю, по два часа.
– Ну и?..
– Пациентов немного.
– Ну и? – снова повторил Грег.
– Это хорошо, что немного, – ответил Шибаев туманно.
– Какая разница? – не понял Грег.
– Большая. – Шибаев помолчал немного, потом сказал: – Я хочу забрать машину. Подкинешь?
– Подожди, – опешил сбитый с толку Грег. – А как же доктор Горбань?
– А что Горбань?
– Ну, еще раз поговорить. Я на всякий случай взял адрес. Это рядом со мной, только поближе к океану.
– Я позвоню, – ответил Шибаев, думая о своем. Желание видеть Ингу скрутило его с такой силой, что он испытывал боль почти физическую. Она смотрела на него, чуть склонив голову к плечу, улыбаясь, облитая медным закатным солнцем, и глаза у нее были совсем прозрачные. Моря ясности… Ему казалось, если он не увидит ее сейчас же, сию минуту, он умрет, сойдет с ума, бросится с моста в реку.
Прахов, персона Ирина, доктор Горбань, все отодвинулось, все стало неважно. «Инга, Инга, Инга», – стучало сердце, кровь, легкие, сжимались пальцы, барабанило в затылке, спирало дыхание… «Инга!»
– На всякий случай, – разочарованно сказал Грег и засунул Шибаеву в карман бумажный клочок с адресом доктора.
Он позвонил ей, миновав Бруклинский мост. Она обрадованно произнесла:
– Ши-Бон, ты где? Я так беспокоилась.
Он сразу ее увидел – в длинном белом плаще, тонкая, гибкая, она стояла на краю тротуара, всматриваясь в поток машин. Он притормозил около нее, перегнулся через пассажирское сиденье и распахнул дверцу. Инга нагнулась, заглянула. Убедившись, что это действительно он, нырнула внутрь. Он услышал ее запах – чуть-чуть духов, знакомых, ванильно-сладких, дыхания, теплых волос, кожаных перчаток, которые она сжимала в руке. Ему казалось, что теперь он, как собака, сможет идти по следу Инги в любой толпе, бесконечно долго, всегда.
