Почти год он прожил в Испании, помогал отчиму в бизнесе, общался с мамой, последовав завету цыганки Миллы, и сестренками, и думал, чем заняться дальше. Мысль о казино не оставляла его, но уже не хотелось создавать крупные заведения городских масштабов, с неизбежной возней с документами, разрешениями и прочим. Он хотел сделать что-то свое, некий закрытый клуб, и думал об идее, которая стала бы ключевой.
Однажды он получил письмо от старой коллеги по фонду мадам Роше. Они переписывались с тех пор, как Ванин отчим прикрыл этот вид деятельности. У мадам Роше своих детей не было, она всегда относилась к Ване очень тепло, и они так сдружились, что последнее время он даже останавливался не в гостинице, а в ее парижской квартирке. В письмах они делились новостями, она очень интересовалась его семьей, он отправлял ей фотографии, рассказывал об успехах близняшек. Но это письмо отличалось от других. Премилая старушка, обладающая живым умом и оптимизмом, приглашала Ивана к себе. Нет, она всегда приглашала его и говорила, что будет рада видеть Жана в любой момент, но тут она писала, что собирается надолго уехать и очень хотела бы его перед отъездом повидать. Ваня понял, что безумно соскучился по Парижу. Он купил билет, и через пару дней они пили кофе на ее маленьком балкончике с видом на реку.
– Беатрис, так куда же ты собралась? – Ему тоже доставляло явное удовольствие общение с этой прекрасной, аристократичной, но при этом абсолютно естественной и чрезвычайно доброй женщиной.
– О, мой дорогой! – Она засмеялась, взяла чашечку морщинистыми, но с идеальным маникюром руками и сделала небольшой глоток. – Куда может собраться женщина в моем возрасте?
– Беатрис, что ты говоришь?
– Не надо излишнего кокетства, это нормально. Я хотела обсудить с тобой некоторые детали. Ты знаешь, у меня никого нет. И ты можешь смеяться и удивляться, но я подумала, если бы у меня был сын, то я бы хотела, чтобы он походил на тебя.
– Беатрис, ты меня совсем не знаешь.
– Иногда я предпочитаю не говорить о своих догадках. Но ты мне просто нравишься, я чувствую в тебе родную душу, разве этого мало? К тому же ты меня не знаешь тоже. Но мы славно работали, не правда ли?
– Да. Действительно, это было приятно.
– Так вот, без лишних речей говорю, что с большим удовольствием тебя бы усыновила, жалею, что не сделала этого раньше. Но мне кажется, что сейчас ты слишком стар для того, чтобы внезапно стать моим сыночком.
– Спасибо за комплимент.
– Как ты посмотришь на то, что я предложу тебе свою руку и сердце? Это самый простой способ оставить тебе без лишних осложнений мои небольшие сбережения. А то знаешь, при жизни у тебя никого нет, а как умрешь, сразу появляется куча родственников, оспаривающих завещание. Я чувствую, что мне недолго осталось. У меня рак.
Ваня не стал говорить лишних слов. Он просто встал на колени и поцеловал морщинистые руки:
– Сколько бы тебе ни осталось, я всегда буду рядом. И я счастлив, моя дорогая, что ты наконец открыла мне свое сердце.
Они долго и весело обсуждали предстоящий брак и разговоры обывателей за их спинами.
У мадам была маленькая квартирка в Париже и домик в Ситэ. Квартиру она завещала фонду бездомных животных, а сбережения и домик – Ване. Она умерла через полгода после той встречи. Все время, пока Беатрис лежала в больнице, Ваня ухаживал за ней как мог. И действительно, объявилась какая-то племянница с большой дружной семьей. Но завещанное мужу и животным оказалось свято. Так Ваня стал Жаном Роше и практически соседом мясника. То есть не вполне соседом. Просто это был ближайший магазин от его дома, где продавалось прекрасное мясо и вино. А потом он увидел Мари.
Жан выбирал отбивную себе на ужин. Он уже познакомился с Пьером и оживленно обсуждал с ним преимущества одного куска мяса перед другим, за ним выстроилась очередь, и Пьер крикнул куда-то наверх: «Мари, дочка, помоги мне, много покупателей!»
И вот к прилавку подошла она. Стройная и немного резковатая, со стрижкой, как у Мирей Матье, – он помнил эту французскую певицу из своей советской жизни. Мари посмотрела на него серьезными зелеными глазами, поняла, что помогать надо не ему, а следующим за ним, и перевела вопросительно глаза на хвост очереди. А его этот зеленый взгляд просверлил до самого сердца, так в одну секунду дрель ввинчивается в стену. Жан уже не мог думать об отбивной, отвечал односложно и смотрел на Мари. Вот какой-то месье попросил завернуть ему пару сэндвичей. Она упаковывала их в бумагу, как самый последний перфекционист, разглаживая идеально каждый сгиб и выправляя уголки. И вот сделала, подала и вдруг в этот момент улыбнулась так, что ее лицо засветилось как распустившаяся белая лилия, как раскрывшиеся крылья бабочки, как вырвавшийся из рук в небо воздушный шар, и в следующую секунду – лилия закрылась, бабочка сложила крылья, шар, наткнувшись на ветку, лопнул. Но эта улыбка осталась в его сердце. Жан вообще никогда ни в кого не влюблялся, было недосуг. Это ощущение пронзило его впервые. Он шел домой и не понимал, что с ним произошло. На следующий день он твердо решил идти к Пьеру знакомиться с Мари.
Пришел с цветами и без лишних сантиментов пригласил Мари на ужин, она сразу согласилась, чем дала ему некую надежду, но когда они сидели в самом дорогом ресторане Ситэ, Жан понял, что она не проявляет к нему такого интереса, как ему бы хотелось. «Ну что ж, – подумал он тогда, – необязательно же это должна быть любовь с первого взгляда, и продолжил ухаживания». Мари все принимала, везде с ним ездила и ходила, было видно, что ей с ним интересно, они были похожи – оба сильные, упорные, привыкшие добиваться своей цели. Но сблизились они только как друзья, однажды он решил спросить у нее откровенно, и пожалел. Ответ его сильно ранил. Однако он понял, если хочет остаться с Мари, то должен стать ей другом, по-другому не получится. По большому счету, ни у Мари, ни у него не было близких людей в этом городке. И Жан запрятал свои чувства подальше – ему не привыкать, – чтобы обрести близкого человека, которого он разглядел в этой девушке. Они были, что называется, одной крови. Конечно, ему казалась странной и навязчивой эта ее маниакальная любовь к Максу, который уже много лет воспринимал Мари только как подругу, как сестру. С другой стороны, Жан понимал ее. Думал, что ответь ей Макс взаимностью, может, любовь у Мари прошла бы. А так бродило внутри нее уязвленное самолюбие, мания отверженности, засевшая с детских лет мысль – если я этого не добьюсь, значит, я ничего не стою. Возможно, она думала, что если Макс выбирает других женщин, а не ее, значит, она хуже даже тех, кто, по ее мнению, ничего собой не представляет. И он действительно не оставался ни с кем надолго, чем давал Мари повод надеяться. Хотя понятно, что надежды никакой не должно было остаться давно, но в Мари она жила всегда, и Жан это видел. Она хотела во что бы то ни стало войти в семью Макса, ей казалось, что если это получится, то все вокруг переменится, и она сможет поставить себе самую высокую оценку. Она верила, что возьмет эту самую важную в ее жизни высоту. Но тут появилась Таня, и, похоже, там все оказалось серьезно.
В один из дней Мари и принесла Жану этот дневник, попросила его перевести. Он обещал сделать это на днях, и забыл про него. Но вот в свободную минуту дневник сам попался ему на глаза, и он сел и прочитал о том, как Таня решила проследить за мужем, который периодически не ночевал дома. Хорошо, что она не успела довести свое расследование до конца…
…Жан в итоге придумал, чем ему заняться. И Мари в этом с удовольствием участвовала. Он создал нечто вроде закрытого клуба, где люди играли в карты на желания. Причем играли не с Жаном, а между собой. Он лишь наблюдал за ними, иногда по видеозаписи, иногда из соседней комнаты в гостиничном номере. Себя он старался никому не демонстрировать и желания свои озвучивал по телефону, потом просил прислать видеозапись. Деньги на кон он ставил собственные, благо сбережений у него накопилось предостаточно, а тратил он их весьма экономно. И теперь вкладывал в свое развлечение. Выигравший получал неплохой куш, проигравший выполнял желание Жана. Новый тайный бизнес доставлял ему ни с чем не сравнимое удовольствие: щекотал нервы, гонял по крови адреналин и давал возможность ставить свои любимые опыты над людьми: наблюдать, насколько может унизиться человек ради того, чтобы на халяву срубить денег или из-за пристрастия к игре. И, что оказалось для него, пожалуй, самым главным, невероятно сближал с Мари. Чтобы не соскучиться и держать игроков в тонусе, Жан устраивал игры не часто, преимущественно в разных местах, клиентов отбирал тех, кто склонен к азартным играм и кому хотелось сохранить все в тайне. В этом ему помогала Мари, благодаря своей работе, имевшая обширные связи в финансовых и прочих структурах. Они намечали потенциальную жертву наугад и брали в разработку. Иногда им везло, иногда нет. Первым стал менеджер из сетевой конторы по продаже чистящих средств, которая находилась рядом с магазином отца Мари. Клерк приходил в магазин и покупал куриные обрезки и косточки для супа. По его испитому лицу и трясущимся рукам можно было сделать определенные выводы. Слежку за ним Мари взяла на себя и пасла его долго. Он жил на окраине Ситэ на первом этаже дешевого коттеджа на несколько квартир. Там с мешочком куриной требухи его ждали жена и трое маленьких детей. Ему стоило лишь переступить порог квартиры, как рыхлая неухоженная женщина в грязном халате и стоптанных тапках начинала на него орать, параллельно раздавая подзатыльники ноющим детям. До того как войти в свою квартиру, менеджер заходил в ближайший супермаркет и покупал себе бутылку самого дешевого вина, половину ее выпивал перед домом и остатки прятал в кустах. Мари наблюдала в окно бедную обстановку, видела, как вопит и кидается в него посудой супруга, как он молчит, потом не выдерживает и отвечает, и часто все заканчивалось тем, что он швырял свой портфель, пакет с продуктами и выскакивал из дома. Допивал свою бутылку, звонил по телефону и, зайдя в супермаркет за еще одной дозой, направлялся через две улицы к небольшому домику, прятавшемуся за разросшимися деревьями. Дверь открывала миловидная девушка с прекрасной фигурой и красивыми светлыми волосами, но судя по замашкам, одежде и макияжу, явно имевшая отношение к древней профессии: «Деньги принес?» – спрашивала она первым делом. За вопросом следовало два ответа. Либо «Да» – и тогда она впускала его внутрь. Либо что-то типа: «Ну я же люблю тебя. Понимаешь, люблю. Неужели нельзя хотя бы иногда забыть про деньги». На это она посылала его вместе с любовью куда подальше: «Воруй иди!» – и захлопывала дверь. Иногда он плакал, стучал. Тогда она грозилась вызвать полицию. Он делал несколько звонков по телефону, просил у кого-то из знакомых денег взаймы, редко кто приглашал его за ними приехать. Однажды, видимо, получив зарплату, он отправился в игровые автоматы, где ему неожиданно повезло и он выиграл. Сразу побежал к девице с цветами. А через какое-то время снова попытал счастья и все проиграл. Видимо, это тоже был день получки, потому что жена долго орала, а потом вышвырнула его из квартиры, и он, допив остатки из бутылки, притулился прямо на крылечке, поплакал и вроде бы задремал. Тогда Мари подошла и положила ему в руку напечатанную бумажку. Он встрепенулся и прочитал: если нужны деньги, позвони по этому телефону. И номер. Парень вскочил, окликнул того, кто дал ему этот листок, но Мари уже и след простыл. Позвонил он сразу. Жан озвучил условия и назначил встречу на окраине в гостинице, которую они присмотрели заранее. Первую партию вел сам Жан в карнавальной венецианской маске, и парень выиграл целую кучу денег. Мари не отказала себе в удовольствии, пригласив Жана посмотреть, как парень распорядится этой суммой. Уехала с работы пораньше, знала, что он зайдет к ним. В этот раз парень не ограничился суповым набором. Накупил мяса, разной колбасы, дорогого вина и стал ловить такси. Мари с Жаном уже сели в машину и ждали. Поехали за ним. Такси остановилось около детского магазина. Из него менеджер вышел с несколькими пакетами игрушек и детской одежды. После чего поехал домой. Такси осталось ждать. В окно было видно, как дети, словно дикие зверьки, налетели на пакеты, а жена стала разбирать сумки, осматривая и обнюхивая невиданные доселе съестные богатства. Он что-то сказал ей и вышел.
