Глава 7
Помню пустоту. Болезнь словно сковала мое тело тяжелыми цепями. Все обрывки прежней (словно никогда и не принадлежавшей мне) жизни, как лоскутное одеяло, рвались и исчезали за спиной… Оставалось только одно. Только распятое в пустоте лицо и слова: «Я виновен… я совершил эти убийства…»
Вот он входит в подвал. На губах — полусумасшедшая улыбка. Он идет для того, чтобы убить… раскрывает портфель… детские глаза… он… самый мягкий и нежный, не обидевший даже мухи…
Яркие картины разрывали в клочья мое воображение, и в замолкнувшей квартире я умирала от пустоты, волей рока оказавшись женой убийцы. Ничто во мне больше не протестовало против этих слов, и, как страшный призрак слоняясь в ледяной пустоте четырех стен, я говорила про себя: жена убийцы. И принимала это как данность. Как божью волю. Как непреложный факт, ниспосланный мне судьбой. И мне казалось, что я умру. Через три месяца. Вместе с Андреем.
Кроме Юли и Роберта, никто больше не приходил и никто не звонил. Все старательно избегали моей зачумленной двери. После того как прошение о помиловании, пройдя все верховные инстанции, было отклонено самим президентом, для меня больше не существовало надежды. Роберт исчез сразу же, как только в прокуратуру пришел ответ. Я уже не представляла для него интереса. Он давным-давно получил причитавшиеся ему по бандитскому соглашению деньги. Если б я имела здоровье и силы, я еще могла бы протестовать… Но я медленно умирала в пустоте, и у меня не было ни желания, ни сил отбивать обратно незаконно полученные им мои деньги. Мокрая осень уныло стучала в окна. И в угасающем свете холодного солнца раскачивались на промозглом ветру уже по-зимнему голые ветки…
В тот день я впервые встала с постели и, не зная, чем себя занять, просто пошла по комнатам, не понимая, что делать — тихо биться лбом о стену или закричать, заорать нечеловечески — во весь голос…
Юля позвонила днем, где-то после полудня, и, еще не поднимая трубку, я уже знала, что это моя сестра… Кроме нее, некому было звонить.
— Как ты сегодня?
— Есть новости?
— Наступила осень.
— Послушай… Я не знаю, как тебе сказать… У меня есть для тебя кое-что… Ну, я нашла некоторые вещи… В старой дорожной сумке, в которую сваливаю ненужное старье… Думаю, тебе интересно будет посмотреть.
— Меня не интересует твое барахло.
— Но это связано с Андреем.
С Андреем. Что-то больно оборвалось в моей груди. И непонятно почему, жалостливым голосом я сказала:
— Юля… ты можешь сейчас приехать?
— Нет, — в тоне сестры был металл (по желанию она умела и быть, и прикидываться очень сильной и строгой), — нет. Ты сейчас оденешься, выползешь из своей норы и сама приедешь ко мне. Тебе слишком мало лет, чтоб хоронить себя заживо.
— Врач запретил выходить.
— Плевать! То, что я покажу, лучше любых врачей поможет тебе выздороветь.
— Я не понимаю.
— Я объясню. Когда ты увидишь… кое-что, ты поймешь, что твой муж всегда был подонком и убийцей.
— Нет смысла продолжать этот разговор.
— Есть смысл. Сейчас же приезжай ко мне и сама все увидишь.
— Я больше не вожу машину. Я боюсь садиться за руль.
— Возьмешь такси.
— У меня нет денег.
— Доедешь на трамвае.
— Я не могу.
— Разве тебя не интересуют личные вещи Андрея?
Я вздохнула. В конце концов…
— Насколько я помню, у тебя не может храниться никаких его личных вещей. Все они находятся здесь, в этой квартире.
— Говорить об этом по телефону — все равно что толочь воду в ступе. Немедленно приезжай, сама все увидишь.
Очень медленно я натягивала на себя вещи, безумно боясь подойти к зеркалу. Я страшилась увидеть свое лицо. Мне казалось, меня уже нет. И в пространстве холодного зеркального отражения будут плясать лишь бесформенные темные тени. Я шла вдоль пустоты, принявшей силуэты знакомых до боли улиц, и думала, как странен и глуп был этот разговор. «Твой муж всегда был подонком и убийцей…» В глазах общества — да, но не в моих. В моих он был прежним Андреем. Человеком, которого я любила.
Юля открыла дверь сразу. В гостиной на журнальном столике лежала исписанная стопка бумаги.
— Вот, — она протянула ее мне, — возьми.
— Что это?
— Кстати, я забыла тебе сказать — звонил Роберт.
— Зачем?
— Сказал, что Андрея перевели в другую тюрьму. Я чуть не ляпнула про эти письма. Он мне сказал, что его мучает совесть. Он говорит, что как только вспоминает тебя, так сразу начинает сомневаться в том, что Андрей совершил эти убийства.
— А при чем тут письма?
— Ты сама все увидишь.
Эту фразу она повторила в бессчетный раз, и мне захотелось от нее взвыть! Я сократила визит до минимума только для того, чтобы поскорее оказаться в своей квартире. Дома. Господи, неужели мог существовать для меня дом?! Юля успела остановить меня возле самой двери.
— Ты уже собрала его вещи? Нужно собрать все его вещи в коробки и как можно скорее избавиться от них. Знаешь, есть такие благотворительные фонды, где принимают одежду для бедных. Или просто выбросишь на свалку, и быстро соберется куча бомжей… Разберут моментально. Вот увидишь.
Я не сразу поняла, о чем она говорит. Я не могла понять потому, что никогда не представляла свою жизнь без Андрея.
— Избавиться от его вещей? Но зачем?
— Неужели ты не понимаешь, что он уже никогда не вернется?
Это было почти как в зале суда. Там, где кричала отраженная на деревянной перегородке, обезумевшая от горя, страшная женщина. Я схватила Юлю за плечи, начала трясти и орать:
— Он не умер! Слышишь ты меня?! Он не умер!!!
Отрывая мои руки, она тоже повысила голос:
— Но он умрет! Его нет! Его больше не существует!
Я кричала какие-то ничего не значащие слова, и горькие, раскаленные слезы текли по лицу, вызывая такую боль, будто сдирали заживо кожу…
Потом я провалилась в темную пустоту и очнулась только на знакомом диване. Этот диван когда-то очень давно стоял в нашей комнате. И мы с Андреем занимались на нем любовью. Рядом стояла Юля и злобно тыкала мне в лицо стакан воды:
— Пей! Пей и скорее читай то, что писал этот подонок!
Он что-то писал? Я окинула взглядом комнату. На журнальном столике лежала та же самая бумажная стопка.
— Я решила сделать генеральную уборку в квартире и полезла в кладовку. И там, в сумке, нашла эти письма. Я не знаю, кто их туда положил. Я лично их туда не клала. Это были письма, написанные рукой Андрея, но без имени и без адресов. Я узнала его почерк. Когда я прочитала то, что он вздумал в них написать, я чуть не упала в обморок. В них Андрей признавался в каком-то убийстве. Я решила, что нужно рассказать об этом тебе. Может, тогда ты поймешь, что связала свою жизнь с убийцей.
— Собачья чушь!
— Хорошо, тогда слушай!
Нагнувшись к столику, Юлька достала какой-то листок.
«Моя милая, нежная девочка! Сегодня, блуждая по городу, я вдруг вспомнил, что не видел тебя уже сорок восемь часов. И острая волна боли подступила к моему горлу. Мое бесценное сокровище… Ты даже представить не можешь, что постоянно находишься рядом со мной. Не существует места и времени, чтобы я тебя не вспомнил. Я постоянно вспоминаю твои глаза, твою улыбку, твою нежную грудь, крепко обнимающие меня руки, твои похожие на солнце волосы… Стоит закрыть глаза, и я слышу шум прибоя, слышу, как волны бьются о гальку пляжа, а я ласкаю твое податливое, горячее тело… И через несколько секунд наша страсть будет напоминать море…»
— Ну, как?
Я сидела на диване, широко раскрытыми глазами ловя отражение Юли на полированном журнальном столике. Я еще не понимала, что произошло, но это было похоже, как будто разом из меня выкачали весь воздух, и, задыхаясь, я сжимаюсь все больше и больше, пытаясь понять, почему вдруг перестал поступать в мои легкие кислород.
— Очевидно, это письмо Андрея к любовнице. У него была любовница, и, как видишь, он ей писал.
Я выхватила из ее рук листок бумаги. «Моя милая, нежная девочка…» Не было сомнений — каждая из этих букв была написана его рукой. Боль вспыхнула резко, словно ядерный взрыв, и я ослепла от одного только ощущения пришедшей вместе с болью тоски… Юля стояла, держа пачку оставшихся писем, всем своим видом выражая неприкрытое торжество. Злобно улыбалась тонкими, сухо сжатыми в этой страшной улыбке губами.
— Возьми, почитай. История простая, как мир. Очевидно, у твоего муженька была любовница, какая-то девчонка. Он с ней за твоей спиной бурно трахался и даже возил к морю. А потом ты устроилась на телеканал, начала зарабатывать неплохие бабки, и он понял, что ему будет очень невыгодно бросить тебя на этом прибыльном этапе. И тогда он ее пришил, чтобы ты ничего не узнала и чтобы он полностью успокоился, псих несчастный!
