— Да, но понимаешь… Он такая сволочь…
— В чем же ты виновата?
— Что не поняла раньше, какая он сволочь.
— Надо вызвать милицию.
Юля задумалась, потом спросила:
— Ты полагаешь?
— Но надо же что-то делать! Нельзя терпеть такой произвол! Он же тебя избил! Ты должна написать на него заявление!
— В милицию?
— Ну да.
— А ты… ты могла бы для меня кое-что сделать?
— Только скажи!
— Ты можешь к нему пойти?
— Я?! Зачем?!
— Чтобы поговорить…
— Но что я ему скажу?
— Что я напишу заявление в милицию.
— Юля, зачем именно ему говорить об этом?
— Ты скажешь, а потом послушаешь, что он тебе ответит…
— Я не понимаю, какой смысл… И что он должен ответить?
— Таня, я же никогда тебя ни о чем не просила! Ты видишь, я сама идти не могу.
— Но я не понимаю, зачем туда идти вообще!
— Нужно!
— Ты хочешь вернуться на работу?
— Нет! — Юля затряслась в истерике. Поток слез хлынул по щекам, из горла вырвались нечленораздельные звуки. Она производила настолько тяжелое и беззащитное впечатление, что мне пришлось сказать помимо своей воли:
— Ну хорошо, хорошо, я пойду.
Истерика сразу же прекратилась, лицо посветлело, и голосом, чуть дрожащим от пролитых раньше слез, Юля принялась наставлять меня, что именно я должна сказать.
На душе было паршиво и гадко. Я чувствовала, что меня втягивают в какую-то гадостную авантюру, но отказать Юле не могла. Во-первых, мы с мужем жили в ее квартире, во-вторых, она была так избита, несчастна, а я любила сестру. В-третьих, я не жалела для нее ничего, и теперь представлялась хорошая возможность хоть что-то сделать.
— У вас назначено? — Молоденькая секретарша, совсем девочка, взятая на Юлино место, хлопала неаккуратно накрашенными ресницами и всем своим видом выказывала раздражение.
— Нет. Я по личному делу.
— Вас не смогут принять.
— А вас не спрашивают. Пойдите спросите у вашего шефа и передайте ему записку.
На листе, вырванном из блокнота, я нацарапала дрожащей рукой: «Я от Юли. Вы мерзавец, и я хочу с вами поговорить». Чувствовала себя особенно неуверенно и уже откровенно паршиво.
Девица брезгливо взяла бумажку, выползла из-за стола (на ней была короткая юбка, открывающая жирные ляжки, похожие на два куска свежего сала) и вошла в кабинет.
— Заходите. — Выйдя оттуда, она смотрела на меня с нескрываемым интересом.
Я вошла. У окна стоял высокий черноволосый мужчина. Услышав мои шаги, обернулся, и я с большим удивлением отметила, что он довольно красив и ни капли не похож на маньяка-садиста. Ему было лет тридцать пять, у него были нежные глаза и мужественная фигура. Кабинет его выглядел роскошно.
— Это вы называли меня мерзавцем? — Голос у него тоже был очень приятный.
— Я.
— И кто вы такая?
— Сестра Юли.
Он сел за стол, жестом указал мне на кресло возле стола, я села также. Он сказал:
— Ну и что с того?
— Вы мерзавец!
— Вот как?
— За что вы избили мою сестру?
— Эту суку?
— Да как вы смеете!
— Девочка, со мной не разговаривают таким тоном! — Его глаза откровенно смеялись.
Я вскочила с кресла и стояла напротив, красная, дрожащая от возмущения.
— Я не знаю, зачем к вам пришла. Этого хотела Юля. Она хотела, чтоб я сказала вам о том, что она уже подала заявление в милицию!
— Ой, ну и напугала! — Он рассмеялся. — Сейчас от страха умру! Это все, что ты хотела сказать?
— Да, все, кроме того, что ты сволочь, подлец и мразь и за все твои вонючие баксы не сможешь откупиться от того, что ты сделал! Понял, ты, мразь? И попридержи свой вонючий язык!
— Девочка, ты мне нравишься! Такая маленькая — и такая злая! Нехорошо! Очень нехорошо! Вышвырнуть тебя, что ли, отсюда? Или оставить?
— Я сама уйду. Я уже сказала все, что хотела! — Направилась к двери.
— А ну сядь и успокойся!
Я обернулась.
— Иди сюда и успокойся! Надо поговорить.
Я вновь села в кресло.
— Значит, Юлька послала тебя сказать, что подала заявление в милицию?
— Да.
— И все?
— Все.
— Хм… Ну, во-первых, никакого заявления она не подавала, это и ежику ясно. А во-вторых… она что, снова хочет работать секретаршей?
— Нет.
— Так, все ясно.
Он открыл ящик стола и вынул оттуда какую-то папку.
— Скажи ей, что бумаги оформлены — все, как она хотела. Конечно, не стоило это делать, но у меня добрая душа. Можешь ей сказать, чтоб она спала спокойно.
— Вы о чем?
— Ты что, девочка, ничего не знаешь?
— Что я должна знать?
— Жаль, что она втянула тебя в эту грязную историю.
— В какую историю?
— Ей не следовало этого делать! Ты тут ни при чем. Юлька меня шантажировала, чтоб я переписал филиал, который открываю через месяц, на ее имя. Короче, назначил ее директором. У нее были кое-какие бумаги, впрочем, это неважно… Вчера мы крупно поговорили, ну я не удержался и… Конечно, не стоило распускать руки… Бумаги уже все равно были подписаны…
— Я не знала… Вы были ее любовником?
— Да. И твоя милая сестричка постоянно мне изменяла. То с одним, то с другим. Вдобавок еще выкрала бумаги. А я всегда переводил на нее столько денег! И даже жениться хотел!
— Жениться?
— Она отказалась! В который раз! Это было еще одной причиной, почему я… В общем, скажи ей, что мне очень жаль. Возьми папку. К работе она может приступить через месяц. Она ведь посылала тебя именно за этими бумагами. Вот и отдай ей их.
Я взяла папку и снова пошла к двери. На душе было слишком мерзко. Я знала, что с Юлей не буду разговаривать добрых два месяца. В тот момент я ее ненавидела.
— Эй, постой!
Я снова обернулась.
— Ты сейчас где-то работаешь?
— Нет. Но на должность вашей секретарши не подхожу!
— Я о другом, о личном.
— Ах, о другом! Ты, мерзкая сволочь…
— Нет-нет, успокойся. Видишь ли, недавно я купил один местный телеканал. Он еще не готов, но скоро уже начнет работать. В нем будет моя реклама, новости, музыка, фильмы. В газете будет объявлен конкурс телеведущих. Я хочу, чтобы ты работала на этом канале.
— Я?!
— Да.
— А как же конкурс?
— Формальность, если, конечно, ты хочешь. Я скажу — тебя выберут. Но, конечно, для проформы ты на конкурс придешь.
— С вами спать я не буду!
— А на фиг ты мне нужна? Ты меня не возбуждаешь! Вот твоя сестра — другое дело. Просто у тебя морда смазливая, хорошо с экрана смотреться будет. Ну так как?
— Право, не знаю…
— Неужели ты никогда не хотела быть звездой? Ну подумай, требуется только твое согласие! Ну так как?
Что я ответила? Я ответила:
— Да.
Я ненавидела Юлю до такой степени, что мне хотелось ее убить. Конечно, ненависть — ужасное чувство, но что иное я могла сделать, если меня так откровенно, открыто выставили просто смешной дурой. «Начал приставать…» «Если я не буду с ним спать…» Мерзкая сволочь, она была его любовницей все время, пока работала в фирме! Шлюха! Вернувшись домой, я швырнула папку с документами ей в лицо и не разговаривала целых две недели. О беседе с этим типом я давно забыла. Конечно же, я не поверила ни единому его слову. Это было просто смешно! Нелепо настолько, что даже воскрешать в памяти разговор с ним казалось мне безумием. Какой, к чертовой матери, телеканал! Какой идиот допустит меня к этому пирогу? Все же ясно — своя компания, которая все уже поделила. В общем, я забыла об этом типе, о телеканале, о его предложениях и целые дни занималась только тем, что не могла простить Юлю. До тех пор, пока не открыла однажды «Вечернюю газету» ровно на середине. Обычно я никогда не читала газет (меня от них тошнит), но в тот день зачем-то вынула «Вечерку» из ящика и раскрыла ее на середине. Мои глаза уткнулись в объявление: «Приглашаются девушки и женщины в возрасте от 17 до 28 лет принять участие в конкурсе дикторов-телеведущих для работы на коммерческом четвертом канале. Желающие должны прислать заявку и свою фотографию по адресу…»
Когда выходишь на тропу войны, почему-то на тебя сразу же сваливается все то, чего ты не ждешь. Кроме (конечно) боевой раскраски племени эскимосов по сниженным предрождественским ценам. Я написала заявку, швырнула в конверт фотографию и отправила письмо. Ответ пришел через полторы недели: «Для участия в конкурсе вы приглашаетесь такого-то числа в 11 часов по адресу… комната 448, четвертый этаж. При себе необходимо иметь паспорт».
«Ну вот, вляпалась», — было первой мыслью. А второй — «Ну и при чем тут этот гад?»
Постепенно я забыла, что у меня есть муж. Ни Юльке, ни Андрею я не собиралась говорить ни слова. Сталкиваясь с Андреем лицом к лицу в тесной квартире, я в удивлении широко раскрывала глаза и словно спрашивала: «Это еще что?» Накануне конкурса я распсиховалась, выбирая платье. Я расшвыривала тряпки из шкафа по всей квартире так, что даже Андрей нарушил обет молчания. Он спросил:
