– Ксюш, да брось ты! – как можно бодрее сказал он. – Сколько лет ты в бизнесе? Больше десяти? И что, за эти годы не случалось «наездов»?
– Таких – нет. У них же все предусмотрено, Саша. Расчет на десять ходов вперед! Они сумели привлечь на свою сторону офицера ФСБ. А потом убрали его за ненадобностью. Разве это похоже на простых «братков»?
Жуковский молча перебирал карандаши на ее столе. Он думал. И сказал внезапно:
– Может, ты и права. В бизнесе я мало что смыслю. Но единственное, что я знаю точно – это то, что нельзя позволить бандиту бандитствовать дальше. Мы себе сами этого потом не простим…
Областной центр, зима 2004 года
– Ну что, товарищ генерал – удалось вам что-нибудь выяснить насчет этого «Пикового туза»?
Вопрос подполковник поставил прямо; он требовал прямого ответа. Сотников хмыкнул. Пододвинул к себе чашку с черным кофе и принялся помешивать в ней ложечкой сахар.
– Видишь ли, дорогой Геннадий Яковлевич… Есть секреты, к которым даже прикасаться опасно – а не то, что их раскрывать…
– И что теперь? Прекратить расследование?
– Прекращать не надо. Но и копать глубоко тоже не резон. Мы с тобой, в сущности, люди небольшие. Не смотри, что звезды на погонах… А любой хмырь из Москвы может нам запросто жизнь испортить – мало не покажется. Ты не суетись, подполковник – всё путём… Отморозков этих, что на бизнес местный наезжают, мы, конечно, искать будем. Составим фотороботы, разошлем ориентировки…
– Какие фотороботы? – не понял начальник криминальной милиции. – Они же всюду в масках были.
– Ну, извини, брат, напутал! – Сотников развел руками. – Значит, задействуем негласную агентуру. Никуда они от нас не уйдут, субчики!
Геннадий Яковлевич удивленно посмотрел на генерала; Сотников сегодня был непохож сам на себя. И тут до подполковника дошло: на его шефа надавили. Непонятно было, правда, кто и как, но – надавили. А, учитывая характер Игоря Валентиновича, можно было предположить, что прозвучала не пустая угроза, а предъявлен конкретный компромат – такой, против которого у Сотникова не было никаких аргументов…
– Разрешите идти? – спросил подполковник, поднимаясь со стула.
– Да-да, Ген, иди работай!
Начальник криминальной милиции города вышел из кабинета генерала, испытывая чувства охотника, который преследовал тигра до границ заповедника, а потом вдруг уперся лицом в плакат: «Охота запрещена!»
* * *
У капитана Черняева была бессонная ночь. Он в одиночку «употребил» пол-литровую бутылку армянского коньяка (который так любил его шеф). Но даже это не помогло ему отключиться от назойливо лезущих в голову мыслей. Будто сам Казарьянц из могилы заклинал покарать Ваху, остановить его, не дать осуществиться его грязным замыслам…
«Никулин или Огородникова?» – думал Денис. И, в конце концов, решил довериться монетке. Вывернул карманы, отыскал железный рубль и подкинул его вверх, загадав на «решку». Поймав в воздухе блестящий кругляш, он звучно шлепнул его об ладонь и убедился – да, «решка». А это означало, что звонить нужно Оксане Огородниковой, хозяйке фирмы «ОКО»…
Москва
Оксана Огородникова
Он позвонил и просто сказал: «Я – Денис Черняев. Помощник полковника Казарьянца. Нужно поговорить». Честно сказать, я не очень представляла, зачем нужен этот разговор. И чуть было не сказала: «Нет». Роль Казарьянца во всей этой истории с переделом собственности мне уже была, в общих чертах, ясна. А подробности меня не интересовали. Но этот самый Денис говорил таким тоном, что… я согласилась на встречу. Он пообещал прибыть к концу дня.
Когда я увидела его, то вспомнила – он был тем самым парнем, который, как мне показалось, следил за мной во время самой первой нашей встречи с Казарьянцем. И он же потом приезжал, чтобы установить у меня в кабинете видеоаппаратуру и сделать запись моего разговора с Никулиным. Как и в прошлый раз, я внимательно изучила служебное удостоверение, которое он мне предъявил. Что ж, похоже было, что передо мной и вправду капитан Черняев из областного управления ФСБ.
– Прежде всего, хочу сказать, Оксана Кирилловна, что я виноват перед вами. Конечно, я выполнял приказ, но… Я ведь знал, что мой шеф старается не ради служебных интересов, а ради собственного кармана. Вот и доигрался. Не уберег я Леона Ованесовича…
Я не удержалась и спросила:
– Вы очень переживаете, да?
– Понимаете, Оксана Кирилловна, на протяжении последних лет этот человек был мне как старший товарищ, наставник. Я пришел к нему уже отнюдь не зеленым новичком, и всё равно он сумел научить меня многим полезным вещам. Это трудно объяснить, но я всегда чувствовал себя рядом с ним спокойно и уверенно. Поначалу он не раскрыл мне всей сути дела. И только потом я узнал, что он взял «заказ» у какого-то Вахи – на вас, Никулина и Сычева.
– Этот Ваха хотел нас всех убить? – спросила я.
– Нет, не совсем так. Физически ликвидировать надлежало лишь Сычева – как самого опасного и непредсказуемого. К тому же, Ваха полагал, что убийство уголовного «авторитета» не вызовет столь большого резонанса, как смерть банкира или, тем более, столичной бизнес-леди. Вас и Никулина предполагалось просто лишить собственности. Извините, что я так прямо с вами говорю.
– Ничего-ничего, Денис, – успокоила его я. – Скажите – а вы сами видели этого Ваху?
– В том-то и беда, что нет. Он общался с Леоном Ованесовичем через посредника.
И тут я, неожиданно для себя самой, выпалила:
– Высокий кавказец лет сорока, небритый, с проседью в волосах и неприятным взглядом?
– Откуда вы его знаете? – спросил Денис – впрочем, без особого удивления в голосе.
– Он не далее, как вчера приходил ко мне с деловым предложением. Я должна через неделю продать неким лицам все свои коммерческие объекты по области. Думаю, что точно такое же предложение получил от него и Павел Игнатьевич Никулин.
– Что ж, это меняет дело. Я, конечно, надеялся, что вы мне как-то косвенно поможете в поисках Вахи. Но не рассчитывал, что все будет так легко.
– Вы намерены арестовать его?
– Ну что вы, Оксана Кирилловна! – улыбнулся Денис. – Зачем же давать ему шанс выйти сухим из воды? Я намерен его убить…
Областной центр, зима 2004 года
Павел Игнатьевич Никулин
Ненависть сжигает человека изнутри. Тот, кто ненавидит, не может быть счастлив. А я жил своей ненавистью последние восемь лет. И что в итоге? У меня нет друзей, я потерял уважение единственной дочери. И сейчас, кажется, теряю то, что с таким трудом создавал долгие годы – своё дело. Я лепил этот образ – сурового, непреклонного бизнесмена, я защищал свой банк, как хищники защищают свои владенья. Когда начались проблемы, я рассчитывал спрятаться за депутатским мандатом. Но в избиркоме меня «завернули» – отыскали какие-то мелкие нарушения при сборе подписей, да и с недвижимостью тоже была неясность… Угроза тюрьмы меня не особенно пугала – наверное, не верил до конца, что посадят. Но сам факт того, что я побывал в тюремной камере, отрицательно сказался на моей репутации. И вовсе не от Огородниковой исходила главная угроза. Борясь с ней, я упустил из виду другого врага. И теперь он навис надо мной, как коршун над добычей. Я не привык отступать. Огородникова не приняла протянутую мною руку – так что ж! Будем бороться в одиночку. Если честно, то и я бы на месте Железной Оксаны (так я ее иногда зову про себя) не стал бы заключать со мною союза. Ей проще – благодаря моим усилиям у нее по области осталось не так уж много источников дохода. Ну продаст она их, в крайнем случае, или даже подарит… И продолжит свой успешный бизнес в Белокаменной. А мне что делать? Тоже в Москву? Там – свои крокодилы, всё уже давно поделено. Максимум, на что я могу там рассчитывать – это должность вице-президента какого-нибудь совсем уж заштатного банка (в «первые» меня ни за что не пропустят). Это не то, о чем я мечтал, когда шел в финансисты. Да и потом, нельзя же так просто, одним наскоком, лишить человека дела всей его жизни. Или все-таки можно?..
* * *
…Его учили всему, что должен знать суперагент. Для тех, кто его завербовал, важны были не только физические кондиции – важны были его воля, его умение принимать быстрые и правильные решения в экстремальных обстоятельствах, способность пренебречь многим ради достижения конечной цели.
Тренировки были жесточайшие – ему и его товарищам вкалывали какие-то специальные препараты, вызывающие острую боль в различных частях тела. И они должны были стрелять, драться, бежать, невзирая на эту боль. Их подвергали допросам – связывали за спиною руки и били, выкрикивая при этом в лицо чудовищные оскорбления. Сутками держали на хлебе и воде. Всё это укрепляло их дух. Но были и занятия, которые ему нравились, которых он ждал с нетерпением. На этих уроках специальные инструкторы-психологи обучали их умению подавлять чужую волю, добиваться от людей того, что нужно, не прибегая к насилию – по крайней мере, физическому. У него подобный дар был от природы. А занятия помогли ему развить этот дар до совершенства. Теперь он умел не только подчинить себе того или иного человека, но и просчитывать многоходовые, сложные комбинации, опираясь на знание людской природы, на умение распознавать слабости индивидуума и играть на них. «Главное – никого не жалеть» – внушали ему инструкторы. Ради общего дела можно обмануть, предать и, конечно, убить.
