редко, я вижу его прежнего в глубине синих выразительных глаз.
— Расскажи мне, — прошу, повинуясь порыву. Он вопросительно смотрит на меня, убирая высветленную прядь с моей щеки ласковым жестом.
— О чем?
— О ком, — поправляю я. — О Фей.
Его рука застывает около моего лица, и он резко одёргивает ее. Я всем нутром чувствую охватившее мужское тело напряжение. Нечитаемый взгляд упирается в мой подбородок, и Джером отрицательно качает головой.
— Не могу. Я просил тебя, — в родном голосе звучит упрек. Я осторожно глажу крепкое плечо, пытаясь расслабить скованные мышцы.
— Мне ты можешь рассказать, Джером. Иногда это помогает — просто выговориться кому-то, облегчить душу.
— Нечего облегчать, — ожесточённо бросает Джером, отстраняя меня. Я сажусь рядом, прижимая колени к груди и обхватывая их руками. Мои локоны едва достают до плеч, и мне немного не хватает привычного покрывала волос, которым я могла укутаться с головы до ног. Я молчу, выжидающе глядя на него. Не подталкиваю, не настаиваю. Он должен сделать это сам.
— Все банально, Эби, — через пару минут произносит он невыразительным тоном. — Она изменила мне. С Заком на вечеринке. Я сам видел, и… все присутствующие, думаю, поняли, что произошло. Я избил его и уехал. Вот и вся история.
— Зак, который недавно умер?
— Да. Она оказалась обычной шлюхой, Эби. Зак платил ей за слежку за мной, а Логан — за слежку за сыном. Она торговала не только собой, но и чужими тайнами, — он замолкает, я чувствую, что ему есть что добавить, но Джером не решается. Я кладу ладонь на его плечо, и он вздрагивает, взглянув на меня со странным выражением, словно временно забыл, что я рядом.
— Это все? — он кивает, глядя перед собой. — Ты так сильно любил ее? — приглушено спрашиваю я.
— Я не знаю, Эби, — задумчиво выносит вердикт своим чувствам Джером и, схватив меня за руку, притягивает к себе на грудь. — В шестнадцать я влюбился в нее, а в семнадцать понял, что Фей — не простое увлечение, что-то большее. А потом, — он тяжело вздохнул. — Потом ничего подобного не происходило. Все, что я чувствовал — ненависть и злобу. Я вел не лучший образ жизни. Гордиться нечем. Вымещал свою ярость в бесчисленных случайных связях. Так мне было легче справляться с гневом, с одиночеством. Быстрый выброс адреналина, короткая вспышка эмоций и снова состояние пожирающей ненависти. Я не ищу себе оправданий, я не был жесток со своими любовницами. Каждый получал то, что хотел. Их было много, я не запоминал лиц, имен, ничего не испытывал ни к одной. А когда Фей снова появилась, меня как током ударило, наваждение какое-то. Я вцепился в нее, как в единственный шанс вернуть частицу счастливого прошлого. Мне казалось, что мы оба были влюблены, одержимы, и я не замечал ничего, словно ослеп и оглох. Я никогда не смогу себе простить, что допустил подобное, что позволил этой суке пробраться мне под кожу, зайти так далеко…
— Тебе нужно просто забыть, Джером. Все ошибаются. И я…
— Эби, — он накрывает мои губы двумя пальцами, призывая к молчанию. — Если бы все было так просто, как ты говоришь, — в полночных синих глазах появляется жестокое выражение, по коже бежит мороз от силы его взгляда, от суровой неумолимости, читающейся в нем.
— Просто вычеркни ее из своей памяти, — взволнованно произношу я, испуганная по непонятной причине.
— Этого недостаточно, Эби. — он отрешенно качает головой. — А вот тебе стоит забыть о Фей.
— Не могу, Джером. Даже сейчас она между нами. Ты постоянно думаешь о ней. Полагаешь, я не вижу, не понимаю, не чувствую?
— Эби, Эби, успокойся, — он нежно берёт мое лицо в ладони и ласково целует в губы.
— Она разбила твое сердце…
— Но ее там больше нет, — мягко возражает он.
— Там никого нет, Джером. Пока ты не избавишься от одержимости по имени Фей Уокер, она не отдаст свою территорию. Ненавидишь ты ее или любишь по-прежнему — это в любом случае сильные эмоции, и пока ты их чувствуешь, она никуда не уйдет.
«Из записей Дайаны Моро:
15 ноября 1988 года. Отрицать очевидное больше нет смысла. Я беременна. В этом нет никаких сомнений. Я боюсь обратиться к врачу даже анонимно. Мне страшно, что Квентин узнает. Он не простит и не поймет, и никогда не смирится с тем, что произошло, а обвинять будет меня. Так устроены мужчины, я успела неплохо понять, что представляет из себя мой муж. Он любит удобную часть меня и не замечает, отрицает ту, что вызывает в нем раздражение. Я собираюсь оставить ребенка, а это означает смертный приговор для меня. Но я не убью нерожденного малыша, зная, что у меня не будет другого шанса, никогда не будет. Мне плевать, кто его отец и как произошло зачатье. Я уже люблю его. Мне нужно придумать, как спасти нас обоих. Как сохранить мой секрет до того, как я исчезну подальше от бдительного ока мужа и Кертиса Моргана, по-прежнему ожидающего моего ответа. Мне придется лгать, чтобы он не вмешался в мои планы и не наговорил всякой ерунды Квентину.
Квентин… Мое сердце горит от мысли, что я оставлю его. Оставлю навсегда. Одинокого, ожесточенного, больного.
Но если я останусь, он убьет меня.»
Глава 8
Несколько дней спустя
Джером
— Уверен, что все присутствующие на этом совещании, понимают, почему я собрал вас сегодня, — начинает свою речь Моро, возвышаясь над овальным столом, вокруг которого расположились без сомнения самые богатые и влиятельные бизнесмены штата. Каждый из них занимает свое кресло, играя немаловажную роль в корпорации. Стеклянный купол надежно отделяет совет директоров Медеи от рабочей внешней суеты в стенах многоэтажного офисного здания, сохраняя все его тайны и преступные схемы подальше от любопытных глаз. Квентин Моро придерживается за край стола, пытаясь выглядеть уверенным и несгибаемым, но его биологические часы на исходе. Я вижу, как бледную высохшую кожу покрывает испарина от усилий, которые он тратит даже для того, чтобы просто стоять на ногах, держа свою спину прямой.
Пять членов Правления в своих дорогих кожаных
