– Конечно, мы будем по тебе скучать, – добавил он и умолк, потому что к этому моменту мы оба задыхались, словно рыбки гуппи.
Бедный мой милый отец. И, если уж на то пошло, бедная милая Флавия.
Как же мы похожи!
Если подумать.
Наутро после похорон под солнечными лучами на декоративном озере мы с тетушкой Фелисити орудовали веслами в древней плоскодонке, которую Доггер выкопал где-то на чердаке оранжереи.
– Не надо так сильно нажимать, – заметила тетушка Фелисити, устраивая поудобнее свой старый зонтик. – Доггер предупредил, что эта штука держится на честном слове.
Я ухмыльнулась. Если даже дно лодки провалится, мы просто окажемся по колено в нагретой солнцем воде.
– Жизнь такая штука, – продолжала тетушка Фелисити. – Нажмешь слишком сильно, и вот она пошла ко дну. Однако если не грести, никуда не попадешь. Бесит, не так ли?
Я не могла поверить своим глазам и ушам: я плыву по озеру, созданному в XVIII веке, в обществе Егеря собственной персоной, но при этом шпиону, прячущемуся за разрушенной статуей на Висто, мы покажемся не более чем милой картинкой одного из этих французов-импрессионистов – Моне или Дега.
На озере и под плачущими ивами играли лучи солнца.
Мы – словно изображение на кинопленке.
После завтрака я отвела тетушку в лабораторию и показала ей проявленную мной пленку.
Она молча просмотрела ее, и когда проектор показал последний кадр, вытащила катушку и спрятала в карман.
«Сэндвичи с фазаном».
Ее губы произнесли эти слова, но не прозвучало ни единого звука.
– Эту фразу специально составили с учетом того, чтобы ее можно было артикулировать в абсолютном молчании. Для постороннего наблюдателя она совершенно безобидна, но для посвященного это четкое предупреждение об опасности.
– Но кого предупреждала Харриет?
– Меня, – ответила тетушка Фелисити. – Это я снимала кино. Я прекрасно видела твою мать в объективе и сразу же поняла, что она меня предупреждает.
Я хотела было спросить: «Против чего?», но вовремя поправилась:
– Против кого?
– Против покойной Лены, – сказала тетушка Фелисити. – Она неожиданно приехала в Букшоу, как имела обыкновение делать, и незаметно от нас пробиралась к Причуде, видимо, желая застать нас врасплох. Твоя мать, да благослови Господь ее душу за это, уже начала подозревать о склонностях Лены.
На миг я задумалась, но потом кивнула, давая знак, что поняла.
Но почему Харриет просто не крикнула: «Эй! А вот и Лена!» или что-то в этом духе? Почему она решила предупредить с помощью специального шифра только тетушку Фелисити?
Я припомнила слова Лены: «Мы были очень общительны, твоя мать и я, по крайней мере когда мы встречались за пределами семейного круга».
За пределами семейного круга, сказала она. Возможно, в кругу семьи они были в ссоре. Мне легко понять такую ситуацию.
Семьи – это поистине тихий омут, и мне еще только предстоит выяснить, какие щуки плавают в глубине моего собственного омута.
А сейчас, когда я неспешно плавала по озеру в компании тетушки Фелисити, а вокруг меня был реальный мир, эти черно-белые образы из другого времени, снятые на этом самом месте, казались такими же далекими, как полузабытый сон.
– Кто тот мужчина в окне? – спросила я.
Часть загадки, которую я не смогла решить, и это меня мучило.
– Тристрам Таллис, – ответила тетушка Фелисити.
– Я предполагала. Но почему он одет в американскую форму?
– Очень проницательное наблюдение, – заметила тетушка Фелисити, – с учетом того, что он попал в кадр лишь на долю секунды.
– Ну, на самом деле это определил Доггер, – призналась я.
– Ты показывала пленку Доггеру? – она набросилась на мои слова, словно леопард на добычу.
– Да, – сказала я. – Не знала, что это важно, имею в виду, не знала, что все это значит.
Я до сих пор не знаю, но надеюсь выяснить.
– Не надо было?
Тетушка Фелисити не ответила на мой вопрос.
– Очень важно, – заговорила она, – всегда знать, кому и что известно. Помни Киплинга.
– Киплинг был чертовым тори и шовинистом до мозга костей, – процитировала я, надеясь выглядеть очень умной.
– Ха! – сказала тетушка Фелисити и сплюнула за борт, чем поразила меня до глубины души. – Ты набралась этой чепухи от Лены или от Ундины.
Пришлось признаться, что так и есть.
– Киплинг не был тори, и шовинистом он тоже не был. Он был шпионом на службе королевы Виктории, и чертовски хорошим. Он чуть ли не открыто признавался в этом, но никто не понимал. Думали, что он просто сочиняет сказки для детей. Идеальное прикрытие, согласись.
Она выпрямилась, и на секунду у меня возникло нереальное чувство, что я в присутствии королевы.
Ее голос поднялся октавой выше, и она по-королевски процитировала:
Есть у меня шестёрка слуг,
Проворных, удалых,
И всё, что вижу я вокруг, —
Всё знаю я от них[24].
– Будучи членом Гнезда, ты всегда должна будешь помнить эти слова.
– А Лена была членом Гнезда? – спросила я.
– Лена была врагом! – прошипела тетушка Фелисити. – Из темных де Люсов. Черные, как мы называли их в моей юности. Нам рассказывали о них жуткие истории, и мы даже сами сочиняли какие-то из них.
– Она убила мою мать, верно?
Ответа на этот вопрос я очень боялась, но мне надо знать.
– Есть все причины, чтобы думать, что да, – ответила тетушка Фелисити, – но мы никогда не будем в этом уверены. Она умерла и правду унесла с собой в могилу. В том последнем путешествии в Тибет участвовал еще один человек, но к несчастью…
– Теренс Альфристон Тардимен, холостяк, проживал по адресу Лондон, В8, Ноттинг Хилл гейт, Кэмден Гарденс 3А, тридцать восемь лет, – отбарабанила я, и мои слова спотыкались друг о друга, торопясь выбраться на свет. – Человек под поездом!
Глаза тетушки Фелисити сузились, как будто она смотрела на меня сквозь табачный дым, и я сразу же вспомнила о докторе Киссинге.
– Сауэрби следовало бы держать язык за зубами, – заметила она. – Я призову его к ответу.
– Пожалуйста, не будьте слишком суровы с Адамом, – попросила я. – Со времен той истории с Сердцем Люцифера он в большей или меньшей степени мой напарник.
– Я это знаю, – сказала тетушка Фелисити, – но он все равно должен получить по заслугам. Болтливые рты не должны подвергать Гнездо опасности. Можно поплатиться жизнями, и одной из них может оказаться твоя. Ты понимаешь, Флавия?
– Да, тетушка Фелисити. Адам следил за Тардименом пять дней, и это не в первый раз.
Я позволила воцариться привычному молчанию, надеясь распахнуть шлюзы тетушки Фелисити, но это не сработало. Она еще хитрее, чем я.
– Тардимен тоже принадлежал Гнезду? – спросила я. – Он был одним из нас?
Как я горда, что смогла это предположить!
– Есть некоторые вопросы, которые тебе не следует мне задавать, – сказала тетушка Фелисити. – По крайней мере, до тех пор, пока они касаются живых.
– Но Тардимен умер, – возразила я.
– Да, – задумчиво согласилась она и спустя некоторое время добавила: – Он мог быть двойным агентом.
– Он приехал в Бишоп-Лейси, чтоб предупредить нас о смертельной опасности и о том, что Гнездо в опасности. Лена, вероятно, догадалась, что он может явиться. И подумала, что это ее последняя возможность заставить его замолчать. Как только он умрет, больше никто на свете не будет знать правду о Харриет, только сама Лена.
– Очень вероятно, – сказала тетушка Фелисити.
– Но почему только сейчас? – спросила я. – Почему ей потребовалось десять лет, чтобы его найти?
– Потому что все это время он жил под фальшивым именем.
– Тардимен! – воскликнула я. – Тардимен – это ненастоящее имя! Кем он был, тетушка Фелисити?
– Я уже сказала тебе, Флавия, что есть вопросы, которые ты не должна задавать мне, если дело касается живых. Должна тебе также сказать, что есть вопросы, которые нельзя задавать, если дело касается мертвых.
– Простите, – сказала я, осознавая, что, возможно, никогда не узнаю имя человека, которого видела под поездом на полустанке Букшоу. И вероятно, никогда не узнаю, почему Тристрам Таллис приехал в Букшоу в американской военной форме. Может, это как-то связано с японскими морскими кодами и тем, что в то время Америка еще не вступила в войну.
Что случилось с предателем, за которым послали Харриет? Нашла ли она его, перед тем как ее предали?
Может, она его убила?
Может, Харриет была киллером?
Моя кровь заволновалась. Поистине тихий омут!
Я взяла на заметку как можно скорее нанести визит в Бесплатную библиотеку Бишоп-Лейси. Неплохо бы покопаться в архивах газет за 1939 год. Я всегда могу сказать мисс Пикери, что Даффи вдохновила меня заняться вязанием и упомянула о фотографии не слишком сложного свитера, которую видела в каком-то из старых выпусков газет, а название и дату она забыла.
Сочиняя ложь, очень важно придумать правильное количество подробностей: слишком много или слишком мало – и тебя выведут на чистую воду.
