Остается еще миссис Мюллет. Она ведь спросила у Тристрама, не следует ли ей теперь обращаться к нему: «Майор авиации». Разве в военно-воздушных силах Соединенных Штатов были майоры авиации? Не припоминаю. Может, она обмолвилась.
А потом мне в голову пришла мысль: а что, если миссис Мюллет тоже член Гнезда?
Наверняка во всей Вселенной нет никого, более посвященного в сплетни, в деревне, которая находится так близко к военному аэродрому в Литкоте.
От возбуждения я чуть не выронила весло.
Что если миссис Мюллет – тайный агент? Очень логично, не так ли?
И ее муж Альф, предположительно великий специалист по всяким военным штучкам.
Конечно, этот вопрос из тех, которые, по словам тетушки Фелисити, нельзя задавать, если он касается живых людей, а может, из тех, которые нельзя задавать о мертвых.
Например, Харриет.
Есть так много вещей, которые мне придется выяснить самостоятельно.
– Могу я задать вам один вопрос? – спросила я у тетушки Фелисити.
– Можешь, – ответила она. – Но ты не должна думать, что я обязана отвечать.
– Что насчет отца?
– А что с ним?
– Он тоже член Гнезда?
Теренс Тардимен определенно считал его таковым, поскольку тогда на вокзале он велел мне предупредить именно отца, однако на кинопленке Харриет произнесла слова «сэндвичи с фазаном» только в адрес тетушки Фелисити. Но разве отец не сопровождал их всех в утренней поездке к доктору Киссингу?
И сам доктор Киссинг, какую роль он играет во всей этой истории?
Думаю, именно тогда я осознала по одному-единственному взгляду, брошенному на меня тетушкой Фелисити, насколько глубоки воды этого омута: глубоки, мрачны и неизмеримы. Мне придется научиться самой находить ответы на свои вопросы. Видимо, в этом и заключался урок.
– Похоже, собирается ливень, – сказала тетушка Фелисити, протягивая руку за пределы зонтика.
Я не заметила, как на западе небо начало темнеть.
– Эта школа, – заговорила я. Наверняка мне можно задать вопрос о себе самой! Отец сказал, что уже обсуждал это с тетушкой Фелисити.
– Женская академия мисс Бодикот.
– Я ее возненавижу. Не поеду.
– Лучше бы тебе передумать, – сказала тетушка Фелисити. – По двум причинам: первая – ты изменишь свое мнение, когда проведешь там некоторое время, а вторая – у тебя нет выбора.
Я выдвинула нижнюю губу. Не собираюсь спорить с этой женщиной.
– Ты кое-что не знаешь о своей матери, Флавия. Она, как и ты, не хотела, чтобы ее отправляли в Канаду. Но, как и у тебя, у нее не было выбора. Впоследствии она всегда говорила, что школа сделала ее человеком.
– Мне наплевать!
Ладно, допускаю, что «мне наплевать» – это не самый лучший аргумент, который стоит использовать в споре, проигрывая, но у меня больше ничего не оставалось. Наверняка тетушка Фелисити сжалится над бедняжкой, которой еще не исполнилось и двенадцати.
– Не дерзи, – сказала она. – В традициях семьи де Люсов наделять некоторыми привилегиями, а вместе с ними и обязанностями, самую младшую дочь, как некогда поступали в Древней Греции и Италии. Не говори мне, что никогда не замечала, как тебя недолюбливают сестры.
Откровенные слова откровенной женщины. Неужели она все время знала, как я страдаю?
– Они знают о Гнезде? – выдохнула я.
– Нет, не знают, но они всегда подозревали, что каким-то неведомым образом они исключены из тайны, которая доступна тебе, и поверь мне, сейчас они будут чувствовать это еще более остро, когда услышат, что Букшоу остался тебе в наследство.
– Отец им еще не сказал? – спросила я. – Я думала, он…
– Они скоро узнают об этом, когда солиситоры огласят завещание. Вряд ли ты захочешь быть рядом в этот момент, – добавила она, и мне показалось, что в ее глазах промелькнула искорка.
Она видит, что я колеблюсь? Никогда я об этом не узнаю. Тетушка Фелисити – чертовски умная старая акула.
– Кроме того, – продолжила она, – мне сказали, что Женская академия мисс Бодикот славится первоклассной химической лабораторией. Ходят слухи, что они вот-вот установят электронный микроскоп. Академия чрезвычайно хорошо оборудована.
Я задергалась, словно рыба в сетях.
– Все последние новшества, – продолжала тетушка Фелисити. – Спектрофотометры и тому подобное…
Спектрофотометры! С тех пор как я прочитала о водородном спектрофотометре в «Химических выдержках и взаимодействиях», я умираю от желания наложить руки на этого красавчика. Зная, что у каждого химического элемента есть свой уникальный отпечаток, можно разгадать тайны Вселенной – от цианистого калия до звезд.
И хотя я очень старалась не показать виду, уголок моего рта начал изгибаться в улыбке по собственной воле.
– И учительница химии, – как бы между прочим заметила тетушка Фелисити, – некая миссис Баннерман, несколько лет назад ее обвинили в отравлении упрямого мужа, но потом оправдали. Может, ты о ней слышала?
Разумеется, я слышала о Милдред Баннерман. Все слышали. Суд над ней во всех чудесных деталях описывался во «Всемирных новостях». Милдред разделалась со своим мужем, нанеся яд на лезвие ножа, которым он обычно разрезал рождественскую индейку. Вообще-то это старый фокус, его знали еще древние персы, но видимо, современный суд присяжных оказался не в курсе.
Ужасно хочу с ней познакомиться.
Итак, мне придется покинуть Букшоу.
Какая жалость, что я больше не буду под рукой у инспектора Хьюитта, чтобы направлять его на верный путь. Остается только надеяться, что в Бишоп-Лейси больше не будет убийств, а если будут, то не такие загадочные, как за последний год.
Конечно, это правда, что я оказалась не особенно успешна, идентифицируя Лену де Люс в качестве убийцы Теренса Тардимена. Но разве инспектор Хьюитт, может быть, по чистому капризу судьбы, не сумел своими методами быстро вычислить ее даже без моей помощи? Мне пришло в голову, что надо отправить ему поздравительную открытку, но потом я передумала. Он может воспринять это как оскорбление.
Фели и Даффи лишатся объекта мучений, хотя Фели скоро уедет, и Даффи сможет погрузиться в «Холодный дом» навечно и во веки веков, аминь, или, по крайней мере, до тех пор, пока ее чтение не прервется Апокалипсисом.
Сегодня я предприняла последнюю попытку уговорить, чтобы меня не посылали к мисс Бодикот для «обработки», как выразился отец.
– А как же вы? – взмолилась я. – Когда Фели уедет, у вас останется только Даффи.
– У меня останется Дафна, – сказал он. – И еще Ундина. Я уже предпринял необходимые шаги, чтобы она могла остаться в Букшоу. После всего, что было, это единственное, что можно сделать.
Конечно, он прав. Даффи души не будет чаять в этой малышке, я в этом уверена; они одного поля ягоды, и Ундину завалят книгами и булочками. Могу представить себе, как эта парочка бросается друг в друга непонятными словами типа ad nauseam[25] и вроде того.
А меня тем временем, как я уже говорила, сошлют в колонии.
Чемоданы упакованы, и Доггер ждет у дверей.
Но перед тем как я уеду, я должна запомнить, что все это – дело рук тетушки Фелисити, Егеря.
Она уже преподала мне один урок: никогда нельзя недооценивать старую женщину – и старую кровь.
Перевод с английского Михаила Савченко.
Перевод с английского Михаила Савченко.
Непереводимая игра слов: по-английски speaker означает и спикера – председателя палаты парламента, и громкоговоритель. – Здесь и далее примеч. пер.
Нормирование продуктов в Англии было введено во время Второй мировой войны, а после войны не было отменено, а еще больше ужесточилась, распространившись даже на хлеб и картофель, и сохранилось до 1953 года.
Неактиничное освещение – освещение светом такого спектрального состава, который достаточно ярок и при этом не засвечивает светочувствительные материалы.
Двадцать градусов Цельсия.
Бродмур – знаменитая английская тюрьма для душевнобольных, построенная в 1863 году, в которой содержались самые опасные психопаты и маньяки.
Студия «Илинг» (Ealing) – лондонская киностудия, ставшая известной благодаря классическим фильмам, снимавшимся после Второй мировой войны, в конце сороковых – начале пятидесятых. В том числе был снят целый ряд популярных комедий, известных как комедии «Илинг». В 1955 году студию купила «Би-би-си».
Эйлин Джойс (1914–1991) – знаменитая английская пианистка.
Tempo rubato (досл. украденное время), или рубато, – музыкальный термин, означающий варьирование темпа при исполнении произведения классической музыки.
Маленькие дамские сумочки из ткани, расшитой бисером.
