А потом она просто хотела послушать погоду по телевизору. А попала на передачу Дины, не смогла заставить себя сразу выключить. Ей казалось, что за спиной Дины стоит Вадим. Она понимала, что так может быть, но такой кадр, где он виден, не оставят для эфира, но все равно смотрела, уже почти маниакально. И полетела вверх ее проклятая температура. К вечеру добиралась до своей кровати ползком. Была только одна мысль: «Никого не вызывать. Заберут ребенка. Вадим со своей бесплодной женушкой лишит прав».
Вечером приехала Раиса, открыла дверь своим ключом. Подошла к кровати Людмилы, сказала:
– Ничего себе. Да вы горите вся. Может, заразное? К ребенку не подходили?
– Прошу тебя, Рая, зайди к Виточке, ее надо искупать, теплой водички дать на ночь. Ты умеешь?
– Здрасте. Я по всему поселку детей нянькаю. Побуду тогда, пока вам лучше не станет…
Просто…
– Я заплачу тебе за ночь.
Ночью жар сжигал тело Людмилы, ее череп, казалось, трещал, как горшок, брошенный в костер. Людмила, будто со стороны, слышала свое бормотание. Она что-то быстро говорила. Потом провалилась в сон. Проснулась поздно, совершенно обессиленная. В квартире странная, абсолютная тишина. Она встала, качаясь, вошла в кухню. Раи не было, денег, которые Людмила ей оставила на столе, тоже не было. Людмила поплелась в детскую. Кроватка Виты была пустая!
Дальше она ничего не помнила все эти годы. Не хотела, вытряхнула. Вспомнила посекундно и по словам только сейчас.
Она набрала номер Раисы:
– Рая, Вита у тебя? – это был совсем спокойный вопрос: нормально увезти ребенка на время, если мать так заболела.
– Да… Можно сказать и так.
– Я не поняла, что значит: «можно сказать»?
– Люда, ты что забыла: ты всю ночь меня уговаривала убить твою дочку. Ты говорила, что все равно это сделаешь сама.
– Так… И что?
– Я это сделала. Ради тебя и ради того, чтобы дитя не мучилось с такой матерью.
– Как я тебе это сказала?
– Ты кричала: «Она не должна жить! Ни минуты! Ее даже отец предал!» Люда, если никто не узнает, тебе ничего не будет. Я еще и потому.
– Где Вита?
– Вот ты опять с ума сходишь. Так нет ее.
– Где мертвая Вита?
– Ты хочешь ее хоронить? Я бы не советовала. Тут-то ты и попадешься.
– Нет! Нет! Нет! Я не буду хоронить убитого ребенка. Никогда не появляйся, никогда не говори мне о ней.
Людмила пролежала без сознания, с короткими возвращениями в полутуман, как минимум три дня. Потом поднялась и, падая, начала скрести квартиру. Она ни о чем не думала. Раиса несколько раз звонила, требовала денег перевести ей на карту. Людмила переводила. Она верила, что могла такое кричать. Когда вышла на работу, сначала сказала, что отправила девочку в деревню к родственникам, потом сообщила, что ребенок там умер от инфекции. Там и похоронили. Бумажку с какого-то кладбища, которую прислала в конверте Раиса, она просто спрятала от себя подальше, в самый дальний ящик шкафа…
И вот сейчас она вспомнила ту ночь. Она не кричала! Она просто говорила дословно следующее:
– Мне не так обидно, что он предал меня, но девочка так похожа на него… Такая красивая, удачная. Она не должна была бы жить с такой матерью, как я, ни секунды. Как мне возместить то, что у нее такая судьба? Отец – предатель, мать – злая, бесчувственная кляча… Но я выкарабкаюсь, я что-то придумаю. Скажу, что он в космос улетел… Вита будет счастливой.
Вот что она говорила! Это даже тупая Рая не могла понять, как приказ убить! Боже, воскреси Райку, чтобы можно было убить ее еще раз. Она убила ребенка, чтобы получать от нее эти небольшие деньги за «молчание»!
Александр шел по коридору частной клиники доктора Масленникова, и на него налетела Дина в халате медсестры и голубом платочке на голове.
– Так, – придержал ее Александр. – Если бы я тебя сейчас не схватил и не заговорил, ты бы понеслась дальше, подумав, что споткнулась о столб.
– Привет, милый, – обрадовалась Дина. – Да, наверное, полетела бы дальше. Понимаешь, у девочки сейчас всякие процедуры, в промежутках – капельное кормление, в смысле, я даю буквально по каплям. Рассчитали с врачом. Это дистрофия, дать немного больше опасно, пропустить раз – смертельно опасно.
– Мне можно войти к ней?
– Знаешь, лучше пока не нужно. Она очень боится всех – и сестер, и врача. Прямо дрожать начинает. Меня принимает.
– Сложная ситуация. Ты ее так и называешь – «девочка»? Она свое имя не знает? Вообще говорит?
– Она молчит. Но мне кажется, все понимает. Не говорит, как зовут. А кто ее там по имени звал?.. Я называю «девочка», «птичка», «кошечка». Она раз даже улыбнулась.
– Дина, ты понимаешь, насколько это сложная ситуация? Что я имею в виду? Ты привязываешься, к себе ее приучаешь, а кто эта девочка, ребята Земцова ищут в списках украденных детей. Как и прочих.
– Она может быть и сиротой.
– Тогда надо искать дом ребенка, откуда отдали в такие «добрые руки».
– А эта… ничего не говорит?
– Светлана Цуко пока дает гладкие показания, которые невозможно проверить. Кого-то нашли, она не помнит где, привезли к ней, она не помнит кто. Примерно так. Подельника ее арестовали. Того, который тогда сбежал со двора. Мне кажется, именно он и начнет сдавать хозяйку с потрохами. Похож на такого. И еще одна крайне неприятная вещь. Две девочки, которые были в доме тогда – Лера и Алина, – рассказали, что их иногда на машине возили к богатым дядям и велели делать все, что те скажут. В противном случае Цуко грозила избиением.
– Боже. Я предполагала. Нашу девочку проверяли и в этом смысле. Ее не насиловали по крайней мере. Только гематомы от избиений…
Александр хотел что-то сказать, но передумал, поцеловал Дину в щеку и пошел к выходу. Это ужас. «Нашу». Как безошибочно судьба расставляет Дине ловушки и с какой верностью себе она в них попадает. Он почему-то уверен, что этот ребенок украден.
Он был уже за рулем, когда позвонил Сергей:
– Привет, Александр. Как у вас дела?
– Был в клинике у Масленникова. Захотелось повидаться с женой. Дина там хлопочет вокруг малышки из приюта, придумала капельное кормление, обо мне забыла.
– Но, может, это хорошая вещь – «капельное кормление»? Что-то мне капель захотелось.
– Приезжай ко мне. Накапаю. Есть кое-что.
– Да я без вопросов, конечно. Тем более это так гуманно: скрасить положение человека, жена которого хлопочет вокруг найденного младенца. Но я вообще-то звоню со встречным приглашением. И тебе, и Дине будет интересно. В общем, подъезжай сейчас к Земцову. Та ситуация, которую я всегда призываю. Ниточки сами по себе оживают и связываются в узелки. Сами! Есть безумно интересное предположение, результат увидим вместе, если ты не против.
В кабинете Земцова, кроме него, были Сергей и Василий. Сергей сидел за компьютером, что-то сосредоточенно искал. Слава и Василий раскладывали на столе распечатанные фотографии детей. Все просто кивнули Александру.
– Ну вот, – сказал Слава. – Можно ее приводить.
Минут через десять ввели Людмилу Арсеньеву.
– Арсеньева, подойдите к столу, – сказал Слава. – В верхнем ряду вы видите снимки вашей дочери Виктории. Они из галереи в вашем телефоне. Понятно, что ребенку от месяца примерно до года на разных фото. А теперь посмотрите нижний ряд. Здесь разные дети. Они в плохом состоянии, но мать узнает…
Людмила долго и сосредоточенно рассматривала фотографии, потом схватила один снимок и подняла на мужчин такой взгляд, который никто бы не взялся определить словами.
– Это Вита! Она худая, как скелетик, в синяках, она меньше, чем тут, в год… Но ей больше! Значит, Райка ее не убила тогда?
– Она ее вообще не убила, Людмила. Просто продала. Девочка жива. Она в больнице, – сказал Слава.
Людмила медленно и строго встала на колени перед этим столом. Сильные, крупные руки были опущены вдоль длинного, прямого даже в этой позе тела. Мужчины молча поднялись перед ней. И опять же: даже Масленников не разгадал бы тайну этого гордого лица.
Александр и Сергей быстро шли к машине.
– Поехали скорее, Сережа. Теперь накапать нужно и мне. Бедная, бедная моя Дина. Она так надеялась, что девочка-сирота. А она дочь возможной убийцы ее мужа.
– В любом случае ребенок долго будет сиротой. Арсеньеву ждет тюрьма даже за Чибиряк. Хотя по открывшимся фактам у нее теперь много смягчающих обстоятельств. Но ее можно лишить родительских прав в результате такой истории и судимости… В интересах ребенка.
– Плохо это, Сережа, очень плохо. Но… Как Дина скажет. А вот как ей это сказать, даже не представляю. В общем, давай мы выпадем из этой ситуации с тобой.
– И из всех остальных тоже, – с готовностью поддержал Сергей.
Денис вернулся в СИЗО. Его привели в камеру человек на двадцать. Дали сверток со свернутым одеялом, тонкой подушкой, показали место. Он сел, сверток положил рядом. Задумчиво рассматривал новые «хоромы». Потом встал, подошел к металлической двери и постучал. Открыл контролер:
