Масленников бросил на спинку стула свою вечную куртку, сел, раскрыл столь же вечный портфель… Закрыл.
– Да, собственно, сами опросы нечего и показывать. Пока все в таком виде, что трудно разобраться. А что, Сережа не приедет?
– Он собирался. Но, как всегда, повезло. Его клиенты – Дина Марсель и адвокат Александр Гродский нарыли настоящий детский концлагерь. Я вчера туда посылал и наряд, и МЧС, и «Скорые». Дело открываю я, поскольку одна девочка умерла. Смерть неестественная. Это уже для вас работа. Все дети нуждаются в экспертизах и реабилитации. Документы на них странные, да и не на всех есть. Не исключена торговля детьми, они могут быть украдены и все такое-прочее.
– Кошмар… Как же это все? Но хорошо. Тут мы постараемся. Правильные вообще-то клиенты у Кольцова, раз нарыли.
– Баба особенно и не скрывалась, что в таких случаях всегда поражает. По всему интернету, в газетах, по ТВ не один год сшибала большие деньги. Платные и бесплатные объявления с одной и той же фотографией. Из-за жадности прокололась с адвокатом и журналисткой.
– Ее взяли?
– Конечно. Подельник в розыске. Прямо со двора смылся. Мы ее взяли элегантно, как даму, а вот большой интеллигент и аристократ адвокат Гродский до приезда наших людей прилично так дал ей по морде. Она у меня орала, что подаст на него в суд.
– Самое верное решение при ее картах. Ты ей не объяснил, что с лица воду не пить?
– Ничего я ей не объяснял. А то знаете… Дурной пример заразителен. Я вам потом покажу фотографии детей и этого чулана… Так что с нашим «Раскольниковым» – то? Не шизофреник?
Александр Васильевич погасил сигарету в пепельнице. Из-за того, что он давно уже пытается сократить их количество, он докуривает каждую до самого крошечного «бычка». Кончики его длинных и тонких пальцев хирурга – желтые.
– Знаешь, Слава, почему я тебе не стал показывать результаты опросов и тестов, заметки, расчеты из квартиры Василевского? Ты не обижайся, но ты бы мало что понял. Я – профессор, дважды доктор наук, разбирался в его записях со специальной литературой. И открытых вопросов множество. Ответить на них может только он сам. Он читает по шесть книг сразу – и все запоминает. Параллельно может пересчитывать уравнения в работах нобелевских лауреатов и приходит к другим результатам. Мне, конечно, не хватает знаний, но в каких-то местах он точно прав. Мы слишком ограничены, у нас мало возможностей в этой экспертизе. Психика очень привязана к интеллекту. А с таким интеллектом нам работать не приходилось. И не нам вообще с ним работать…
– Гений, что ли?
– Я обойдусь без штампов. Гениями кого только не называют. Василевский – личность с практически необозримыми возможностями интеллекта.
– А я не обойдусь без штампов. Гении ведь бывают психами, разве нет? Я читал и про Эйнштейна, и про Ландау… Такие забросы.
– Слава, забросы сверходаренного человека – это не диагноз. Они просто не такие, как все остальные. Они за рамками стереотипов.
– Но я никогда не слышал и не читал, чтобы гений пошел убивать человека. Написано же: «Гений и злодейство несовместны».
– По поводу этой фразы отвечу, как отвечает на большинство вопросов Денис. Это высказывание не является строгой теорией. И «гений» – не строгий термин, и «злодейство» может трактоваться по-разному.
– Не… Вы уж меня тут не путайте настолько. Человек сознательно грохнул другого человека, который ему ничего плохого не сделал. Он видел его только на фотографии. А шел он убивать хорошую, умную и красивую женщину, которая тоже никому ничего плохого не сделала. Не злодейство?
– Ужас, конечно. Но этот восемнадцатилетний парень верит только в систему своих ценностей. В них главной была и есть – преданность девушке, ее желание. Все остальное – не так важно. Даже жизни. Даже своя. Как-то так получается. Если бы он влюбился не в истеричку, если бы он вообще не влюблялся, то через несколько лет мы бы услышали о каком-то его открытии. Если бы он после школы мог поступить в Кембридж, Гарвард, то уже наверняка был бы известен. Идея убийства сама по себе в принципе никогда бы не возникла в его голове. Он принял ее как необходимое условие счастья своей девушки. Ключевое слово «условие». Решил задачу. Слава, в уголовном деле для него нет смягчающих обстоятельств. И на этом у меня все.
– Черт. Как-то жалко. Это максимум. Сумасшедшее убийство несумасшедшего человека. Мальчишки по сути. Слишком красивого для зоны.
Вася Кондратьев вошел к Земцову, сел в кресло и зевнул, прикрыв рот.
– Прошу прощения, но я как-то расслабился у этой Лидии Петровны. Щи она классные варит. Наливочкой угостила, подушками со всех сторон на диване обложила. И говорила, говорила…
– Ты был в состоянии вникать?
– Я был даже в состоянии записать на диктофон. Сейчас найду нужный кусочек. Скажу только, что перед этим я ей все сообщил об убийце Раисы Чибиряк. Слава, она настолько в курсе насчет Арсеньевой, что выложила все, что знала. А знает она о них много. Брат и сестра стали людьми одинокими и пьющими. Ее считали близким человеком. Так оно и было всю их жизнь. Она и лечила, и подарки возила, и деньги давала. Даже на выпивку, так жалеет… Вот.
– Это Людмила Раечку убила? – раздался дрожащий и звенящий голос Лидии Петровны. – Так она убийца по жизни и есть. Я давно это знаю. Она ребенка своего хотела убить. Рая к ней убирать ходила, а Людмилу муж бросил. Она ребенка грудью не кормила, а потом вообще сказала Рае, чтобы та девочку убила! Ты представляешь, Вася? Родную дочку!
– Раиса убила?
– Ты что! Рая была добрым человеком. Она же сирота… Она ее обманула. Сказала, что убила, а сама спасла!
– Это она вам такое сказала?
– Это и Алеша потом рассказал. Она забрала ребенка, сказала Людмиле, что убила, я даже сама ей деньги давала на справку с кладбища. А Рая нашла добрую женщину, которая держит сирот. Алеша отвез ребенка к этой женщине. Прошло два года! Видно, Людмила испугалась, что Рая сообщит куда надо. Вообще Рая могла позвонить ей. Она так делала пару раз точно. Мне говорила, что деньги с Людмилы за молчание брала. «А чего? – говорила, – мне эту убийцу жалеть? Она богатая».
– Так! – воскликнул Земцов. – Это просто гениально, Вася, то, что ты сделал. Не обращай внимания на мой высокий стиль. Это мы с Масленниковым о гениях потолковали. Посмотри, что у меня есть. Это по тому подпольному детскому, так сказать, «приюту», о котором я тебе говорил. Вот ребята раскрыли финансовые расчеты хозяйки: приходы на карту и расходы с нее. Небольшой список владельцев карт, которым она регулярно переводила деньги, как, к примеру, своему «охраннику» Анатолию Иванову, которого, кстати, взяли и везут сюда. Так вот предпоследняя в списочке – Раиса Чибиряк. Есть серьезные основания полагать, что она занималась кражей-продажей детей. Там могла побывать и дочь Людмилы. Сейчас я попросил помощь, люди туда поехали, будут разрывать все во дворе и за ним. Искать могильники. В таких местах они всегда есть. Раиса получала деньги до недавнего времени. Всегда небольшую сумму и всегда одинаковую – десять тысяч. Я так понимаю, это такса. Что Цуко дальше делала с этими детьми, выясним.
– Это у нее фамилия Цуко или ты ругаешься?
– Фамилия. Бог шельму метит по-всякому. В общем, ищут ребята по фотографиям детей, сравнивают с пропавшими. Их всего семь сейчас, у этой… Считая мертвую. Но дети меняются: постоянные перепродажи, смерть. Надо с ней плотно работать.
– Так что же получается? Ни фига она не спасала? Знала, кому продает?
– Однозначно. Думаю, что и брат знал, кому возил. Его в переводах нет, но, возможно, давала наличными. Может, доставка входила в сумму Раисы.
– Арсеньева заказала такой бабе своего ребенка?! Тварь! Убил бы.
– Подожди. Что-то я засомневался. Не вяжется. Грудное молоко, говорит, полезнее смесей, потому кормилицу наняла. Муж и тогда бросил. И вдруг… Убить… Кормилица ходила до года. Это уже человечек сознательный. Легче всего убить сразу, новорожденного. А такого… Назвать Вита – жизнь, выть по ночам на всю тюрьму «Вита»… Я подозреваю ее, конечно, в убийстве Долинского из мести, она на это способна, даже на симуляцию этих истерик по дочке… Подозреваю, но допускаю, что перестала себя сдерживать. Что там произошло? Как вытрясти из этой каменной бабы? Ладно, Вася, я пошел смотреть информацию по детям.
Людмила спала, и ей чудилось, что она тонет в липком растворе. Руку, ногу невозможно поднять, схватились, как сильным клеем. Она с усилием подняла веки. Да, почти. Она вся – в липком поту. А мозг вдруг заработал сразу четко и ясно, как будто очистился в этом ее душном и смрадном закутке. И она вспомнила тот день, ту ночь, то утро… Ту дату, которую заставила себя забыть напрочь.
Она уже кормила девочку жиденькими кашами и смесями. Вита говорила «мама» и «Поля», почти никогда не плакала, всегда ей улыбалась. Людмила часто думала, что она всем похожа на Вадима: характер открытый, добрый, глаза ясные, карие, большие. И это ее счастье, что она не похожа на Людмилу, комок желчи, боли, обиды. Да и внешне Людмила себе страшно не нравилась.
