— Что стряслось, Володя?
— Потом доложу,— кратко ответил Пан, увидев подходящую к нам Ирочку.
— Елена Васильевна,— сказала она, глядя на меня с такой благодарностью, что мне стало неловко.— Спасибо вам большое. Вы для меня, как родная старшая сестра. Правда! И я вас очень-очень люблю,— она поцеловала меня в щеку.
— Да, Лена,— поддержал ее Матвей и, склонившись, поцеловал мне руку, от чего я просто опешила.— Спасибо тебе за все, что ты сделала для нашей семьи. И для той, что уже есть, и для той, что будет,— он обнял Ирочку за плечи, а она, смутившись, спряталась ему куда-то под мышку.— Господи, какое же счастье, что у нас с Ирочкой есть такой друг, как ты!
У меня от волнения перехватило горло, и я только покивала ему в ответ, а Матвей повернулся к Ирочке и сказал:
— Пойдем, манявка, я тебя домой отвезу.
Услышав это обращение, она подняла на него взгляд и улыбнулась такой счастливой, радостной, сияющей улыбкой, что у меня слезы навернулись на глаза, а сам Матвей смотрел на нее. Господи-и-и! Как же он на нее смотрел!
Они пошли в коридор, а меня, когда я двинулась вслед за ними, Владимир Иванович придержал за руку и тихонько предложил:
— Лена, а не съездишь ли ты со мной кое-куда?
Мою сентиментальную расслабленность тут же как рукой сняло, и я спросила:
— Это касается Ирочки?
— Не знаю,— задумчиво сказал он, а потом повторил: — Пока не знаю.
Но я поняла, что это все-таки каким-то образом ее касается.
— Поеду,— решительно заявила я и пошла переодеваться.
На улице Ирочка с Матвеем сели, естественно, в «Линкольн», а мы с Владимиром Ивановичем — в уже знакомый мне джип. Дождавшись, когда они в сопровождении охраны тронутся с места, Пан развернулся, и мы понеслись в буквальном смысле этого слова в сторону усадьбы.
— Владимир Иванович, ну теперь-то можно сказать, что случилось?
— А то, что машина Сидора сгорела на Пионерском шоссе. Вот такие дела!
— Да-а-а... — растерянно протянула я.—Дела!..
Видя, что Панфилову не до разговоров, я сидела и молча курила. Мы проскочили КП ГАИ и помчались по Пионерскому шоссе, проехали поворот на «Сосенки», вот и последние особняки промелькнули, где-то там впереди находились заброшенные пионерские лагеря. Увидев огни машин и милицейские мигалки, Пан остановился и сказал:
— Вылезай, приехали,— и предупредил: — Слушай и молчи. Свои соображения, если появятся, мне потом выскажешь. Поняла?
Я молча кивнула. К нам подошли несколько человек, среди которых были не только охранники Матвея и гаишники, но уже и оперативники.
— Здравствуй, Владимир Иванович, давненько не виделись,— начал один из них, в форме майора.— Только этот случай — не тот повод, по которому хотелось бы встретиться. Пошли, покажу, что от Сидора с компанией осталось,— сказал он и направился в ту сторону, откуда доносился тошнотворный запах горелого мяса.— Грамотно подстроено. Кому-то Сидор здорово дорогу перешел, но это уже тебе виднее, он же вроде у тебя работать стал. А это кто с тобой? — майор заинтересованно посмотрел на меня и потом снова перевел взгляд на Пана.— Все ясно! Только жена за порог, как ты... — он хмыкнул.— Ну, извини, что я тебя с серьезного мероприятия сорвал, только, сам видишь, причина более, чем уважительная.
— А тебе какая разница, кто со мной? Ты сначала расскажи, что приключилось, а потом уже думать будем, уважительная причина или нет,— голос Владимира Ивановича был спокоен и безразличен, и я в очередной раз восхитилась его выдержкой.
— Тоже правильно,— тут же согласился оперативник.— Значит, картинка у нас получается следующая. Сидор на своей «Ауди» проехал КП, а за ним впритирочку «Нива» темно-синяя прошла. Судя по тому, что она с ним вот здесь личико в личико встретилась, водитель, зная, что дорога ремонтируется и движение в одну полосу, из-за чего приходится встречных пропускать, на грунтовку свернул, которая параллельно шоссе идет. Быстренько Сидора обогнал и вон там,— майор показал рукой куда-то вперед,— на шоссе вернулся и навстречу Сидору двинулся. Причем рассчитал все, что твой калькулятор, глазомер у него, дай бог каждому.
Мы вышли на небольшой мостик над глубоким оврагом, ограждение которого было сбито, и внизу лежали две искореженные огнем машины.
— Смотри,— продолжал майор.— На этом мосточке два машины свободно расходятся. Значит «Нива» шла сначала нормально, а потом резко взяла влево в лоб Сидору, отчего тот совершенно автоматически захотел отвернуть в сторону, пробил ограждение и вылетел вниз в овраг, а «Нива» вслед за ним и сверху грохнулась. Остальное сам видишь.
— Да-а-а,— протянул Пан.— А гаишники не заметили, кто за рулем «Нивы» был?
— Нет, не было повода приглядываться. Ну, что думаешь, Владимир Иванович, уважительная причина или нет?
— А с кем Сидор ехал опознать не удалось? Может, это и не против него все затевалось? А то ты уже на него решил всех собак навешать,— Пан совершенно спокойно смотрел вниз.
— Да покопались мы там, выяснили,— при воспоминании об этом майор поморщился и передернулся.— Это Кострова с Тихоновым и эта еще, ну, Курицына. Удивляюсь, они, что, в городе не могли себе место для развлечений найти, что их сюда, на природу понесло?
— Значит, водитель «Нивы» в живых остался,— Владимир Иванович поднял на нас с майором задумчивый взгляд.— Выпрыгнул, получается, в самый последний момент. И как же он в город собирался вернуться? Автобусы здесь не ходят уже лет десять как. Пешком?
— А черт его знает? — развел руками майор.— Вообще-то, в двух километрах отсюда Куликовский тракт проходит, мог туда мотануть и попутку до города поймать.
— «Нива», конечно, в угоне? — полуутвердительно спросил Пан.
— Естественно. Владелец только от нас узнал, что без машины остался.
— Да,— сочувственно произнес Владимир Иванович.— Гнилое дело тебе подвалило, майор. Ладно, работай. Если узнаю что-нибудь для тебя полезное, то сообщу. Но и ты тоже меня в курсе держи.
Мы с Паном вернулись в машину — он сел за руль, а я рядом с ним — и поехали в сторону города, но, когда мы доехали до поворота на «Сосенки», он остановился и, не оборачиваясь, спросил:
— Ну?
Внезапно сзади меня раздался мужской голос, я даже вздрогнула от неожиданности и сначала дернулась, чтобы посмотреть, кто там, но потом решила, что этого лучше не делать.
— Ну... Вы позвонили и мы стали Сидора ждать. Ждем-ждем, а его все нет. А тут один из наших огонь в стороне шоссе увидел. Мы рванули туда, а там костер настоящий в овраге и крик просто нечеловеческий стоит. Я людей туда не пустил — ведь в любой момент рвануть могло. Позвонил на КП, а они уже ментов вызвали. Вот и все,— закончил свой доклад чей-то бесстрастный голос.
— На дороге или около что-нибудь подозрительное или необычное было? — все также, не поворачивая головы, спросил Владимир Иванович.
— Нет. Никого и ничего,—лаконично ответили сзади.
— Вот что, пройдитесь-ка вдоль грунтовки, с людьми поговорите, может быть кто-то что-то видел. Любую информацию, какой бы незначительной она ни показалась, докладывать немедленно. Все понял?
— Ясно,— и сзади послышался хлопок закрываемой дверцы.
— Что скажешь? — спросил меня, трогаясь с места, Пан.
— Только одно — Ирочка ко всему этому непричастна. С того момента, как я ее из архива забрала, она никому ничего не говорила и ни с кем не встречалась,— твердо заявила я.— И вряд ли это кто-то из работников архива... Если бы так, то они гораздо раньше Костровой что-то похожее на это аутодафе устроили... Ой, Владимир Иванович, а это не могут быть Малыш с Карлсоном?
Вдруг они по собственной инициативе решили за справедливость бороться?
— Никогда,— уверенно сказал Панфилов.— Они никогда ничего не сделают без приказа Наумова. А тот, учти это на будущее, хоть и косит под недоумка и пьяницу, умен, как бес, и никогда, даже из самых лучших побуждений, не сделает ничего по отношению к Семье, не согласовав это со мной, потому что знает, чем это для него может закончиться. Поняла? Здесь кто-то другой поработал. Видимо, действительно все дело в Сидоре... Что же он, недоумок, такое сотворил, что с ним так расправились? Ох, и выскажет мне Павел кое-что и кое о чем!
Всю оставшуюся дорогу мы молчали, думая каждый о своем. Дома у меня не хватило сил даже на то, чтобы разложить диван, и я свалилась на него, не раздеваясь, с мыслью, что, если первый день после отдыха прошел столь бурно, то какими же будут следующие.
Состояние, в котором я проснулась, не назвал бы бодрым и самый отъявленный оптимист. На часах было девять. На столе в кухне стоял накрытый чистенькими салфеточками завтрак — сама Варвара Тихоновна уже ушла и Васьки тоже не было видно. Делать нечего — нужно быстренько собираться и ехать к Фомичу. Интересно, как он меня встретит?
