— Могу полюбопытствовать?
— Можете.
— Что будет с фальшивками?
— Видеокассета, фотоснимки трупа и официальная бумага о его идентификации пополнят ваше досье. Скажите, Кривцов знал или лишь догадывался о планах можайских рэкетиров нагреть его в деле с автосалоном «Ригонда»?
— Об этом лучше спросить его самого.
— Поставлю вопрос иначе. Мог Кривцов каким-то образом это узнать?
«Как же я раньше не подумал об этом? Дипломат с микрофоном и магнитофонные записи. Оттуда я мог бы почерпнуть немало полезной информации».
— Полагаю, что мог бы, если, конечно, ваша информация о причастности его к этому делу соответствует действительности. У него был кейс с вмонтированным микрофоном.
— Решетникова знаете?
— Петра Егоровича?
— Да.
— Он иногда бывает на ипподроме.
— В минувший выходной день вы с ним встречались?
— Это проверка на откровенность?
— Считайте, что так.
— Он заходил ко мне в опорный пункт.
— В связи с чем?
— Понятия не имею. Спрашивал какую-то ерунду, известную сейчас любой бабке, имеющей телевизор. Якобы на его знакомого кто-то наехал и требует деньги и он не знает, куда обратиться за помощью. Я дал ему телефоны доверия.
— И все?
— Показал фотографию одного человека, снятого вместе с Кривцовым. Спросил, не знаю ли я его. Я ему сказал.
— И кто это был?
— Некто Синебродов, помощник депутата Государственной Думы.
— Синебродов, Синебродов… Знакомая фамилия. Не Владимир?
— Владимир Александрович. Точно, Александрович. Вы с ним знакомы?
— Еще бы. Когда-то известный авторитет в уголовном мире. Неоднократно судим. Входил в десятку самых-самых.
— Скажите на милость.
— В какой связи он интересовался Решетниковым?
— Этого я не понял. Надо же! Никогда не подумал бы, что это птица такого полета.
— Возьмите его себе на заметку. Этот человек нас крайне интересует, любая информация о нем.
Покинув офис, Шацкий вздохнул с облегчением, но на душе остался неприятный осадок, прежде всего от неопределенности положения, полной зависимости от какого-то дяди. Сегодня он добрый, отпустил. А завтра?
Шацкий почти не запомнил его лица. Типичная физиономия сотрудника спецслужбы: ничем не примечательная, постная и лживая. Все, что осталось в памяти, это след ожога на левой щеке, возле уха размером с доперестроечный рубль и странный запах, перебивающий лосьон и даже табачный дым, приторный запах гниющего трупа или незаживающей язвы.
Пожелав удачи Шацкому, Лунев — а это он учинил допрос майору милиции — смог наконец расслабиться. Все эти полчаса он сидел как на иголках, ожидая, что вот-вот налетит ОМОН. Слава богу, этого не произошло, и он благодарил родную милицию за то, что там полно дураков.
Жженый отключил телефон и минут сорок сидел неподвижно, пытаясь осмыслить случившееся, осмотреться и подумать, как жить дальше. «Не пора ли прекратить эту сумасшедшую гонку? Сколько человеку надо для безбедной жизни до конца дней? У меня все это есть. Или я собираюсь прожить две жизни? Может быть, хватит играть в прятки со смертью? Денег мне хватит по гроб. Нет лишь покоя и уверенности в завтрашнем дне».
В отличие от большинства новых русских, которым всегда мало денег, Лунев решил остановиться. Получив возможность контролировать ипподром, он понял: это — золотое дно, можно забросить все остальное и жить одним этим бизнесом. Если бы не одно, но очень существенное «но». На «хвосте» у него плотно сидели блатные. Пока, правда, ничего, кроме подозрений, у них нет. Но это пока. Жженый прекрасно знал хватку Шнобеля и особенно Филина. Сейчас нет, а завтра наверняка будет, что-нибудь раскопают. Поэтому единственный выход — немедленно рвать с ментами.
Но одно дело хотеть, и совсем другое — сделать. Менты отпустят только в деревянном бушлате, ногами вперед. Будут спекулировать, пугать утечкой информации, вешать чужих собак. И все-таки выход был, простой, как все гениальное, но крайне рискованный. И Жженый решился. Он надумал совершить незначительную «подлянку», нарушить воровской кодекс чести, но непременно по мелочи, чтобы за это не пришлось платить кровью, а слегка получить «по ушам».
Приняв столь важное решение, Жженый, однако, не спешил бросаться в омут. По многолетней привычке решил отложить осуществление плана на неопределенное время, дать принятому решению отлежаться, потомиться, хорошенько перевариться.
После разговора с Шацким у него появились вопросы к Кривцовой. Ее роль подходила к концу. Приближалось время пожертвовать этой фигурой, но, прежде чем это произойдет, Жженый собирался выжать из нее все, что возможно. Предварительно созвонившись, он отправился к ней домой.
Тонька, убаюканная честностью игры партнера, почти поверила в его искренность, встретила радушно, рассчитывая на взаимность. Лунев это понял и постарался укрепить ее заблуждение.
— Ну что, Тонечка, можете поздравить себя с успешным завершением подготовительного периода. Две-три недели, и наш клиент дозреет. По такому поводу не грех и выпить. Как вы?
— Сейчас все организую.
Она не отказалась бы вступить с ним в более близкие отношения, но он приехал по делу.
— Хорошо у вас, уютно, светло и по-домашнему мирно.
— Спасибо. Приятно это слышать от вас. Вот и приезжайте почаще.
— А что? Возьму и поймаю вас на слове.
— Мне будет очень приятно.
— За вас, за ваше очарование и уют вашего дома.
Начало многообещающее. Тонька приободрилась и демонстративно поправила теснящий лифчик. Но гость на это не клюнул.
— Тонечка, давайте еще разок перелистаем наши бумаги. Копии, копии, конечно.
— А может быть, отложим на время это занятие, займемся другим, более приятным делом?
— Что может быть приятней, чем шелест купюр? Шучу, конечно. Любые сокровища — ничто перед вами. И уж тем более эти паршивые бумажки. И все-таки давайте еще разок взглянем на них.
Антонина принесла, Лунев бегло просмотрел их.
— Вы уверены, это все, что было у мужа?
— По-моему, были еще. Если память не изменяет, финансовые документы. Куда-то исчезли. Куда? Ума не приложу. Всю квартиру перевернула вверх дном.
— Бог с ними, с бумагами. Не беда. Нам вполне хватит этих.
Он слукавил. Теперь узнал и мотив убийства. Несомненно, это недостающие бумаги.
— Дипломат вашего мужа цел?
— Должно быть.
— Позвольте взглянуть.
— Сейчас принесу.
Жженый моментально нашел подслушивающее устройство и портативный магнитофон, скрытые в кейсе. Антонина знала, где хранятся пленки. Лунев все прослушал и выбрал одну. Поставил еще раз прослушать.
«— Какие дела с моей просьбой?
— Разговор у меня был. Но я тебя предупреждал, он — мужик принципиальный, против закона не пойдет».
— Это голос вашего мужа?
— Да.
«— И на том спасибо. Мог бы сказать это по телефону, а не гонять через всю Москву. Буду искать другие подходы.
— Ты, Филин, не кипятись. Здесь не вышло — поищем в другом месте. Пятьдесят тысяч долларов потянешь?
— При условии, если процедура не продлится дольше недели.
— Сложно, но думаю, уложусь. Половину вперед.
— Как скажешь. Но учти, спрашивать буду с тебя.
— Ко мне домой завтра сможешь подвезти?
— Вечером устроит?
— Вполне. В котором часу?
— В семь буду у тебя. Давай телефон и адрес.
— Вот визитка. Там адрес и телефон.
— Так что, я не понял, время пошло? Завтра какое у нас число?..»
— Ваш муж покончил с собой какого числа?
— На следующий день после этого разговора. Кто этот Филин?
— Все сходится. Помните наш разговор в машине, у стоянки ипподрома? Как видите, я оказался прав. Вашего мужа убили. Теперь ясно, как убийца проник в дом. Ваш муж открыл ему сам. Двадцать пять тысяч остались на месте?
— Первый раз слышу о них.
— Филин — очень опасный бандит. Если он узнает о существовании этой записи, вам конец. Достанет из-под земли. У вас есть телефон начальника ипподромной милиции? Это ведь он пытался докопаться до истинной причины смерти вашего мужа?
— Телефон он мне давал. Просил позвонить, если что-то узнаю новое в дополнение к известным фактам. Сейчас посмотрю в записной книжке. Вот, нашла.
— Позвоните ему немедленно. Пусть срочно приезжает и заберет эту кассету. Не мешкайте ни минуты. Пока эта кассета у вас, вы подвергаетесь смертельной угрозе. Все остальные я заберу, спрячу на всякий случай. Они в вашем деле лишь повредят, загрузят сыщиков ненужной информацией. Ну, я побежал. Позвоню вам часа через два. Вы все подробно расскажете. Звоните, звоните на ипподром. Нет на месте — пусть разыщут. Не откладывайте ни на минуту.
Накануне у Синебродова была тяжелая игра в ночном клубе на Новом Арбате. Его партнер — король рамса и подкидного дурака — имел университетское физико-математическое образование, феноменальную память и уникальную способность подмечать и запоминать самые незначительные типографские огрехи на рубашках карт. Если в рамс и подкидного еще находились желающие составить ему партию, то в терц — практически никого. Одним из немногих был Синебродов.
