А Каллистратыч добавил:
— Нанеси, Игорь, по этому Антихристу ракетный удар!
Сказал в шутку, но доля правды в его словах была. В работе Алика Кононова больше привлекала именно секретная информация с центральных зарубежных компьютеров, где вынашивались планы по руководству миром, хотя и Каратову, и Большакову, и Сержу, он говорил о другой стратегической цели «разгрузить» какой-либо иностранный банк. Более понятно и в духе времени. Но здесь был большой риск сорваться, погубить все начинание. Тем более что не все в его близком окружении могли разделять его долгосрочные планы. Сабуров, несомненно, прав: безопасность больше не определяется наличием войск, стоящих между агрессором и родиной. Теперь биты информации, а не пули являются новым оружием, и атаки, производимые при помощи клавиатуры, хотя и не проливают крови, но способны парализовать самые важные нервные центры страны.
7
Готовящуюся почти два месяца операцию по «разгрузке» одного словацкого банка пришлось отложить. Не только в связи с разразившемся кризисом и нехваткой необходимых средств: деньги можно было бы изыскать. Но в самый последний день Кононов принял именно такое решение, риск «засветиться» был по-прежнему слишком велик. На карту было поставлено все — и будущее его группировки, и голова Алика, и его собственная голова. И хотя Большаков с Сержем уверяли его, что все пройдет нормально, но он больше прислушался к доводам специалистов — Каратов и самого хакера. В последний день сентября они все собрались в «домике» и долго спорили.
— Нужны новые вливания, — говорил Большаков. — Многие наши предприятия уже на грани краха. Кредиторы в бегах. Что делать?
— Топить тех, кто должен, — резко отвечал Серж. — А с этого банка можно снять миллиона полтора-два. Верно, Алик?
— Верно-то, верно, — отвечал за хакера Каратов. — Но посуди сам. Сегодня бригада уже попалась со своим хакером. Дело это дорогое и небезопасное. Нельзя рисковать. А наши два оператора в словацком банке вне игры. По моим данным. Они уже под наблюдением. Надо искать других людей или другой банк.
— Но ведь все готово! — горячился Большаков.
— Как провалился тот хакер? — спросил Кононов.
— Он вошел в базу данных через Интернет, вместо того, чтобы воспользоваться менее засвеченной новой сетью Х25, - ответил Алик, плавая в табачном дыму. Курил он не переставая, но Игорь прощал ему и это: Несколько раз осуществлял взлом с одного и того же телефонного номера, с одним и тем же сетевым паролем. Не запустил вслед за программой взлома программу «заметания следов». Вот и попался.
— Но ты-то у нас умница! Такого не допустишь? — произнес Большаков. Алик покачал головой:
— Мне — что! А вы обеспечите периферийную ресурсную поддержку: девять машин класса 486 и 586, двадцать восемь радиобуйков по всему городу, двенадцать операторов, трое — в роли дублеров?
— А еще — надо перевести его IBM на автономный источник питания, шесть телефонов с автоответчиком, модемы, факсы, три зеркальных монитора, два автомобиля с полевой радиостанцией, пять раций «Алан» и несколько милицейских экипажей. Но главное — нет у нас теперь своих людей в банке, нету! Ну выведем мы их компьютерные системы из строя, соберем тысяч пятьсот, подмочим репутацию банка, и все. Даже если не раскроемся, прибыль — ничтожна.
Каратов умолк, выдав столь длинную тираду. И, кажется, сумел убедить своего друга Большакова.
— Готовились ведь… — уныло произнес Серж. А для Кононова все было ясно еще раньше. Там, вчера вечером, в «Кратере», когда он обдумывал аналитические выкладки Каратова.
— Дискуссию кончаем, — сказал он. — Отложим месяца на три, а пока будем собирать деньги в другом месте. Никто еще не горит, пожара нет. А рубить с плеча не будем. И для Алика найдется занятие.
— Какое? — спросил хакер, прикуривая от одной сигареты другую.
— Пора тебе повышать квалификацию. Не потому что к тебе есть какие-то претензии, а… не помешает. Поедешь в Мекку компьютеров и информатики. Лишний опыт не повредит.
— В Америку, что ли? — равнодушно спросил тот.
— Другой бы обрадовался, — заметил Серж. — А ему все с гуся вода.
— Ладно, поеду. Надолго?
— Месяца на полтора-два, — сказал Игорь. — Виза уже на подходе. Каратов тоже махнет. По своим делам.
— Вроде, как «казачки» засланные, — усмехнулся Большаков. — Главное, чтобы с пользой было.
— Спросим потом строго, — добавил Серж. — А мне нельзя?
— Ты мне здесь нужен, — отозвался Кононов.
8
Что-то порою потрескивало, словно в доме начинался невидимый пожар, где-то за обоями, в проводке, в подполе, там, откуда могло неожиданно рвануть пламя. В созданном тобой доме, обустроенном и обжитом. Его выстроил Игорь — с помощью своих друзей, но теперь жильцы этого дома присматривались друг к другу с некоторой настороженностью, изучая и следя за каждым движением. Например, Серж и Мишель, трещина между которыми все расползалась и чей антагонизм проявлялся пока что в словах, но не в поступках. Другие близкие к Игорю люди, начинавшие тихо роптать, то ли обеспокоенные складывающимся положением, то ли скучая без дела. Армию надо кормить или отправлять в тыл, на зимние квартиры. Генератор идей — Гена Большаков стал предлагать несусветные, фантастические проекты, но в основе их лежали лишь деньги — и ничего больше. Не проще ли в таком случае ворваться в Центральный банк, уложить всех на пол и выйти с рождественскими мешками? Если удастся выйти. Каратов с Аликом собирались в Америку, «на стажировку». Денис, Проктор, Леша, Петро, другие ребята — все они чего-то ожидали от Игоря, но в большей степени «выжидали», как флотилия парусников у берега в безветренную погоду. А Кононов находил отдушину лишь в беседах с двумя людьми — стариком Каллистратычем и Николаем Сабуровым, но и им он не мог довериться полностью, поскольку они не принадлежали к его братству. Что же касается Людмилы Гриневой — здесь было совсем иное. Женщина никогда не станет тебе другом. Любящей женой или преданной любовницей — да, но не другом, который готов и умеет сопереживать твоим мыслям, разделять взгляды и идти за них на смерть.
Все чаще и чаще Игорь стал испытывать одиночество, усиливающееся головной болью. Иногда боль становилась просто невыносимой, начинающаяся с затылка и охватывающая виски подобно железным раскаленным прутьям. Что это? Следствие каких-то застарелых травм, ушибов или внутреннее перенапряжение, чувство некоего духовного голода, вызывающего такие же спазмы, как и голод физический, жажда? Он ни к кому не обращался, даже к Денису, как-то по инерции не доверяя медикам с раннего детства. Чему быть — того не миновать, и никакие таблетки или пилюли тут не помогут. Единственный человек, который знал об этих приступах и умел снимать боль — была Лера.
Однажды вечером она неслышно вошла в его комнату — он сидел за письменным столом, уронив голову в ладони, тихо раскачиваясь, еле-еле, сжимая пальцами виски, в полной темноте. Он даже не мог думать, настолько сильной была боль. Просто сидел и ждал, сжав зубы, когда пройдет спазм. Лера осторожно приблизилась сзади, положила, прохладные ладони на лоб и затылок, словно две печати, что-то произнесла, но он не расслышал. Лишь вздрогнул, а боль неожиданно стала куда-то уходить, исчезать, растворяться в этой густой темноте. И — исчезла. Прошло, наверное, минут пять, прежде чем она отняла руки.
— Спасибо, — глухо произнес Игорь. — Надо же, какое-то наваждение… Погода меняется, что ли?
— Это не погода, — ответила она, включив свет. — Я давно знаю, видела. Мучительно на тебя смотреть, когда ты так сидишь… в одиночестве. И страдаешь.
— Уже нет, — усмехнулся он. — Теперь мы тут вдвоем. Только не надо придавать этому никакого значения.
— Понимаю. Тебе ведь все равно нет до меня никакого дела.
— Ничего подобного. Ты очень много для меня значишь.
— Неправда. Я взрослая девушка, но вроде пустого места в твоей жизни. Почему? Я изменилась. Той, прежней, уже нет. Я действительно многое поняла, наблюдая за тобой. Может быть, ты и не хотел этого, но ты заставил меня думать. Смотреть на жизнь своими глазами. И там, под Серпуховом… И здесь, когда ты иногда уделял мне внимание, разговаривал, учил. Как старший брат. Нет, не брат… — она запнулась, но потом все же продолжила, как бы пересилив себя: — Я не хочу, чтобы бы был мне как брат, как Валера. Потому что я люблю тебя больше. Ты ведь знаешь это, но все время молчишь. Почему? Потому что любишь эту… Людмилу? Зря, напрасно. Она не заслуживает твоего внимания.
— Но не тебе об этом судить, — хмуро произнес Игорь. — И вообще. Оставим этот разговор. Нет, подожди…
Игорь внимательно всмотрелся в ее лицо, бледное, с расширенными зрачками, тонкое и прекрасное. Неужели она действительно полюбила его? Но почему эти глаза так странно смотрят?
