лицо обдает жаром, который стремительно расползается по всему телу, собираясь горячей пульсацией внизу живота.
– О боги, нет, – закрыв ладонями пылающее лицо, с досадой бормочет Анна.
– Устоять было очень сложно, – продолжает забавляться Флеминг, смущая девушку еще больше.
– Что я… что я говорила… или делала? – запинаясь, спрашивает она, глядя на него одним глазом в щель межу указательным и средним пальцем правой руки.
– Нечего криминального. – Небрежно пожав плечами, он ленивой походкой направляется к ней, заставив каждый ее нерв напрячься в предвкушении. – Всего лишь жаловалась, что забыла, когда последний раз занималась сексом, и отчаянно умоляла меня напомнить. Ты была очень убедительна и настойчива, Анна.
Остановившись в шаге от девушки, Алан обхватывает оба ее запястья и уверенно отстраняет ладони от раскрасневшегося лица. В обсидиановых безднах нет ни насмешки, ни иронии, и вообще сложно что-либо прочитать, но это нисколько не спасает уязвленную гордость Анны.
– И так чертовски сексуальна… – Крепко удерживая тонкие запястья, он наклоняется к ее лицу.
Это она-то? Сексуальна? Если бы Анна не упиралась ягодицами в край стола, то сползла бы на пол и растеклась лужицей у его ног.
– Ты даже представить не можешь, Эни, через какие муки вынудила меня пройти, – добавляет Алан полушепотом, обжигая ее увлажнившиеся губы дыханием. – Голая, красивая, умоляющая…
– И почему ты отказался? – Потерявшись в черных глазах, она даже не пытается сопротивляться его напору. Флеминг придвигается ближе, и между ними остаются считаные миллиметры.
– Я хотел, чтобы меня запомнили, – хрипло отвечает он, выпуская запястья Анны и перемещая горячие ладони на ее бедра.
– Думаешь, тебя можно забыть? – сдавленно шепчет Анна, ощущая, как ускоряется ее пульс, а дыхание становится частым и рваным.
– Давай проверим? – вкрадчиво искушает Флеминг, не предпринимая пока никаких активных действий. Но чего стоит только один прожигающий плотоядный взгляд, которым он пожирает ее, словно оголодавший хищник или… зверь.
Нет, к черту страх и подозрения. Угрызения совести и сожаления придут потом, утром, при свете дня.
– Так ты остаешься, Эни? – Чуть сильнее сжимая пальцы, он почти касается губами ее ушной раковины. Но этого «почти» ничтожно мало. Неужели он не видит, что она горит?
– Попроси меня остаться, – отчаянно умоляет Анна. По коже снова проносится вихрь мурашек. Тянущие спазмы внизу живота причиняют сладкую боль, в ушах шумит от притока крови, становится просто невыносимо жарко и дико хочется раздеться. Но он не просит.
– Ты должна сама решить, чего хочешь, Эни. И кого. – Его голос звенит от напряжения, выдавая Флеминга с головой.
Так какого черта Алан медлит? Ждет инициативы от нее? Или не хочет? Нет, это исключено. Его эрекция, упирающаяся в ее бедро, говорит об обратном, как и взгляд, и тяжелое дыхание, и полностью слившиеся с радужкой зрачки, и вздувшиеся вены на висках и шее. Ее взгляд упирается в яремную впадину с бешено бьющейся внутри венкой. Анна шумно сглатывает, чувствуя себя безумно возбужденной и в то же время сбитой с толку. Время растягивается, молчание становится густым, звенящим. Она не чувствует ног, только жар неподвижных мужских ладоней, под которыми плавится ее кожа.
– Кого на самом деле хочет Аннабель Одли? – еще один вводящий ее в ступор вопрос.
О чем он вообще? Ему действительно нужно ее согласие? Почему Анне кажется, что все происходит как-то неправильно? Ожидание и реальность не совпадают, все сценарии, что рисовала она в своем воображении под воздействием интимных откровений Мириам, рушатся, как карточный домик.
– Скажи, Эни. Смелее. – Его голос проникает в нее, отзывается в каждом уголке тела, заставляя задрожать от необузданного влечения.
Да, теперь это оно… Она с облегчением выдыхает.
«Точность определения не имеет значения, когда тебя накрывает так, что пальчики на ногах подгибаются, а нижнее белье резко становится тесным и неудобным. Я буквально сгорала от желания оказаться с Аланом наедине, голой и стонущей под ним на мокрых простынях. Я хотела, чтобы он не спрашивал, не оставлял права выбора, а просто взял так, как хочется ему. Жестко, грубо, больно, изощренно – мне было все равно. Абсолютно все равно, как он это сделает. Я приняла бы его любым…»
– Тебя. Любого, – как завороженная произносит Аннабель, поднимая на него жаждущий умоляющий взгляд. Злость и похоть, отразившиеся в черных тоннелях широких зрачков, не пугают и не остужают ее пыл, а только подстегивают что-то скрытое, низменное, рвущееся на волю.
«Никакого стыда, Эни, ни капли смущения, ни толики сомнения».
– Хватит! – словно забравшись в ее мысли, рявкает Флеминг. – Выгони ее из своей головы. Нас должно быть двое, – приказывает он.
– Я не понимаю… – беспомощно лепечет она.
– Все ты понимаешь, – уверенно кивает Алан. – Я не вибратор для исполнения твоих влажных фантазий.
– Я…
Снова ни одного связного ответа не приходит на ум. Перед глазами расползается туман, сквозь который она видит только жадный темный взгляд, прожигающий ее насквозь. Девушку начинает трясти, как в лихорадке, когда его ладони наконец приходят в движение. Сумасшедшее желание и отчаянная потребность превращают кровь в кипяток, а разум в кисель. Она громко втягивает воздух, когда он рывком усаживает ее на свой стол и грубо разводит дрожащие колени, поднимая по бедрам подол платья.
– Все-таки чулки, – хрипло ухмыляется Флеминг, погладив кружевную резинку.
Мужские пальцы скользят выше, нагло трогают между ног, надавливают, кружат, рисуя замысловатые узоры, заставляя ее чуть ли не рыдать от желания. Его движения резкие, нетерпеливые, без капли нежности, но Анна не останавливает его, не сопротивляется и даже не краснеет от смущения, когда он стягивает с нее кружевные стринги и бросает за спину. Она зажмуривает глаза, мысленно умоляя его не останавливаться. Кому на хрен нужна прелюдия? Ей кажется, что она ждала целую вечность этого момента.
– Быстрее, – подгоняет Анна, потеряв всякий стыд и не узнавая себя в этой раскрепощенной девушке, тянущейся трясущимися руками к ремню на его джинсах. Убрав ее ладонь, он справляется сам. Услышав шелест фольги, она распахивает глаза, встречая затуманенный похотью взгляд. Черный, бездонный, откровенный в своих желаниях. Ее сердце сжимается как в тисках, и внезапно приходит страх.
«А кого на самом деле хочет Алан Флеминг?» – проносится в ее голове ядовитая мысль.
– Только тебя, – со свистом выдыхает он, и Анна с запоздалым ужасом понимает, что задала свой вопрос вслух.
Ее смятение длится не дольше секунды, потому что в следующее мгновение мужчина мощным движением бедер входит в нее. Она разводит ноги шире, принимая его полностью, и протяжно стонет, забывшись в остром удовольствии. Ее пассивная податливость срабатывает в качестве спускового крючка для пытающегося сдерживаться Флеминга.
