выше обыденных увеселений.
– Доктор, этот вергилий пойдет здесь? Прошу прощения за этот вопрос, или за сомнение, или за…
– Да, но ведь сейчас еще рановато прокладывать окончательный маршрут, правильно?
– Кто такой вергилий? – шепотом спросила Мэри Брэддок, встревоженная перспективой принимать в Кларендоне еще одного врача.
– Не волнуйся, – шепнула я в ответ. – Так в ментальных представлениях называют ведущего.
– Вот, значит, как.
– Чего я раньше не видела – так это занавесочек. – Я кинула взгляд в сторону угольного закута.
– Это гримерки и спальни для актеров, – пояснила Мэри. – Сэр Оуэн хотел, чтобы исполнитель главной роли ночевал наверху, но там нет места, ему ведь требуется целая комната. Так что придется артистам размещаться здесь. Ай, ну что за ужасный грохот!
Конечно, это не Букингемский дворец. Две койки на земляном полу, умывальник, маленькие зеркала и шторки вместо стен.
Одна из ламп на потолке оказывала дурную услугу, освещая все это бытоустройство.
– В конце концов, они же актеры… – Я вздохнула. – Но вообще-то, место не слишком веселое.
– И я с вами соглашусь, – произнес незнакомый голос у меня за спиной.
Мы обе резко развернулись, и наши юбки хлопнули в воздухе, точно две простыни, которые встряхивают после стирки.
Еще один мужчина.
– Кхм… – произнес он.
Мистер Знак Многоточия был примерно моего возраста, носил пальто, которое знавало и лучшие времена; костюм и галстук тоже, наверно, их знавали, только раньше, чем пальто. Что же касается времен, которые могли застать его ботинки, мне подумалось, что никто из тех, кто находился в подвале, этих времен не видел – включая даже самого обладателя ботинок. Зато лицо его с остро торчащими в стороны черными усиками и карими глазами было лицом умного человека.
– Простите, если я вас напугал… Я только что приехал. Доктор Понсонби велел мне отнести вещи в гримерку и сказал… В общем, спуститься сюда, где мы и встретились. Я услышал ваш разговор и не смог удержаться: решил выразить свое полное согласие с такой оценкой, хотя мне доводилось ночевать в местах и похуже, да… Меня зовут Питер Салливан. – Он поклонился как истинный человек театра, продемонстрировав нам густую копну черных волос; седина тронула лишь виски. В целом этот мужчина производил приятное впечатление, и улыбка это только подчеркивала. – К вашим услугам.
Мы обе опешили, но положение спас Понсонби. Он подвел к нам сэра Оуэна и устроил для всех формальное знакомство:
– Доктор, это тот самый актер, о котором я вам рассказывал… Очень хороший актер… Я не имею в виду, что во всем, я хочу сказать, что в целом…
– Хорош в общем и в целом, – довершил Салливан. – Большая честь для меня, сэр Оуэн.
Славный малый, подумала я, но не слишком удачливый: когда Салливан потянулся вперед для рукопожатия, я заметила, что рукава его пальто совсем замохрились. Несомненно было одно: это человек театра. Знаменитые или нет, богатые или скатившиеся в нищету, исполнители шекспировских пьес или современных мелодрам, специалисты по водевилям или готическому полунасилию, старцы или девочки – всех их объединяет принадлежность к тому другому миру, отделенному границей рампы от нас, составляющих публику.
Границей, которую нравится стирать лишь таким «моральным вырожденцам», каким был Арбунтот.
Сэр Оуэн не пожал протянутую руку и даже не обратил внимания на этот приветственный жест: он изучающе посмотрел на Салливана, а потом перевел взгляд на чертеж, который держал Понсонби.
– Вы уже знаете, о чем речь, правильно?
– Да, доктор. Мне сказали, что я буду играть роль второго плана в ментальном представлении.
– Доктор, у него есть опыт. Не в полной мере, но… – разъяснил Понсонби.
– Он подойдет. – И сэр Оуэн отделался от Салливана небрежным взмахом ладони.
– Покажите мистеру Салливану его комнату, – велел нам Понсонби.
Брэддок услужливо обвела рукой плесневелые стены:
– Ваша комната, сэр.
Мне совсем не понравилось, что вот так принимают актера, нанятого Кларендоном для выполнения важной работы.
– Мы приносим извинения за неудобства, но сейчас в пансионе нет места, – объявила я.
– Это я заметил, – улыбнулся Салливан. – Спасибо, миссис Мак-Кари, я как-нибудь устроюсь.
– Мисс, – поправила я.
Обычно я не обращаю внимания, если какой-нибудь незнакомец называет меня «миссис». В моем возрасте это вполне естественно и неудивительно. Так почему же я поправила Салливана? Откровенно говоря, ответа у меня не было.
– Ах, ну тем лучше, – воскликнул Салливан с озорным блеском в глазах. – Гораздо лучше, мисс. Если нам придется провести вместе несколько дней, мы должны знать, как друг к другу обращаться.
Это «гораздо лучше» и ударение на слове «мисс» вогнали меня в краску.
– Нам ничего не придется проводить вместе, сэр, – сухо предупредила Брэддок. – Простите, нам пора.
– Да, конечно-конечно… Только передайте вашей поварихе, что у нее подгорело мясо.
– Позавчера здесь случился небольшой пожар, – объяснила Брэддок.
– Ой, какое несчастье. Надеюсь, никто серьезно не пострадал…
Мы не ответили. Брэддок уже уходила, я последовала за ней. И снова услышала его голос:
– Было очень приятно, мисс!
Я обернулась. Он снова мне улыбался. Мне это снова понравилось.
Свой багаж Салливан оставил на стуле – это была простая холщовая сумка и шляпа. И сейчас Салливан подхватил со стула обе вещи.
Шляпа была большая. С высокой тульей.
7
Первой моей реакцией был испуг. А потом я начала думать.
Человек в цилиндре появлялся только в снах преподобного Кэрролла – кем-то внушенных или просто приснившихся. С другой стороны, люди театра часто носят огромные смешные разноцветные шляпы, особенно если они пока не очень известны публике, как в случае с Салливаном. То, что Салливан такой приятный и с очаровательной улыбкой, вовсе не означает, что он не может быть злодеем – Генри Марвел тоже был само очарование, – но и сама по себе шляпа тоже не означает, что он должен быть злодеем. Да, это тревожное обстоятельство, но при этом всего-навсего еще одно совпадение в том клубке совпадений, в который с недавних пор превратился весь Кларендон. Паучок, отчаянно дрыгающий лапками.
Мне вспомнились слова Кэрролла: мир превращается в книгу о себе самом.
Совпадение или нет, но первым, кого я увидела, войдя к моему пациенту, был шагающий из угла в угол Кэрролл, возбужденный больше обычного.
– Со-совпадение, мистер Икс! – твердил он. – Это мо-могут быть совпадения!..
– Мой дражайший друг…
Если бы вам довелось увидеть моего пациента в этот момент, вас бы замучила бессонница: он восседал в кресле, до сих пор повернутом к двери, раскинув руки и ноги, а его улыбка казалась шире, чем его голова.
Кэрролл, напротив, был как комок нервов. Поздоровавшись со мной, он извлек из кармана свою знаменитую записную книжку.
