Позади зашуршали кусты, звякнул колокольчик. Ванька резко обернулся – в нескольких метрах стояла коза и таращилась на него испуганными глазами. Новенький ошейник и колокольчик на шее явно говорили о том, что животное к потомкам графа Беркутова не относится и забрело сюда совсем недавно. От ошейника тянулся обрывок веревки, немного потрепанный, но тоже свежий. Особенно порадовало, что животина, определенно, не козел, потому как вымя бывает только у особей женского пола. Ванька, ликуя в душе, встал на корточки и поманил рогатую, как собаку.
– Тихо, Маруська, или как там тебя. Стой смирно, не бойся, я с тобой, – ласково прошептал он, вырвал из земли пучок травы и протянул рогатой.
Коза пошевелила ноздрями, но с места не сошла. Ванька медленно поднялся, продолжая нашептывать ласковые слова и причмокивать губами, сделал осторожный шаг – коза попятилась. Он сделал еще шаг и прыгнул, пытаясь ухватить козу за рога, – животное сказало «бе-е-е» и ломанулось вдоль берега с такой скоростью, словно было скаковой лошадью.
– Сеня!!! – завопил Терехин, скача тушканчиком по бурелому за будущей спасительницей Офелии. – Лови ее!!!
Ветки больно царапали физиономию и руки, но Ванька не отставал. Навстречу ему и козе несся Сеня, издавая боевой клич команчей и размахивая двумя ивовыми ветками. Расстояние между ними стремительно сокращалось. Когда до Лукина осталось не больше пары метров, коза внезапно резко дала влево. Ванька совершить маневр не успел и по инерции пролетел дальше вперед. Лукин, судя по всему, тоже не успел… Раздался треск, в глазах мелькнула яркая вспышка, и неведомая сила отшвырнула Терехина назад.
Ванька ошарашенно сел. В голове пели птички и, как испорченная пластинка, крутилась детская потешка про козу «Забодаю, забодаю, забодаю!» Сеня, раскинув руки в разные стороны, валялся на траве, стонал и матюгался на всю округу. На лбу его медленно наливалась внушительная шишка. Ванька потер свой лобешник, где зрела такая же красотища. Похоже, только что он забодал Лукина. Или Сенька забодал его? Разбираться в столь сложном деле было некогда. Ванька с трудом поднялся на ноги и обозрел ближайшие окрестности. Вдали различался серый лохматый силуэт. Маруська, сверкая копытами, шуровала в сторону леса – догнать спринтершу было нереально.
– Вот коза! – выругался Терехин, помог подняться Лукину и помотал головой, чтобы выветрить птичий гомон.
– Остались от козочки рожки да ножки, – пропел Сеня. Потом прикурил сигарету и резюмировал: – Эта сволочь рогатая вряд ли вернется сюда в ближайшее время. Что делать будем?
– Сухари сушить, – огрызнулся Ванька, сполоснул лицо в пруду и побрел в сторону леса.
Лукин потащился следом и заныл:
– Может, пойдем перекусим, а потом козу искать станем? Жрать хочется сил нет!
– Ты иди, я позже, – отмахнулся Ванька, ругая себя за нерасторопность. Жрать и правда хотелось несусветно, со вчерашнего ведь вечера ничего не ел. Но как можно есть, когда рядом заходится плачем голодный ребенок? Ему кусок в горло не полезет, пока маленькая Чебурашка не получит свое молоко.
– Смотри, Пашка, это самое… Ни фига себе! Ого! – толкнул его в плечо Лукин. Со стороны леса шел Хлебников, а рядом с ним бодро трусила коза, нежно заглядывая Павлуше в лицо. – Не понял. Чего это она?
– Похоже, Наш Мальчик влюбил в себя рогатое чудовище, – пошутил Ванька, наблюдая за процессией. Позади Пашки и козы шлепал Казимир с ведром, полным грибов. Время в лесу миллионер зря не терял, пока разыскивал Кристину.
Пашка увидел друзей, радостно замахал руками и шуганул козу. Ванька зажмурился от ужаса. Сейчас коза испугается резких движений и удерет… Но когда он открыл глаза, идиллическая картина под названием «Козья страсть к толстому пингвину» не изменилась. Маруська по-прежнему бежала вприпрыжку и жалась к Павлуше лохматым бочком. Идиот Хлебников гнал ее от себя прочь, топал ногами, улюлюкал, а коза упрямо трусила рядом. Сеня начал корчить рожи и жестами объяснять, чтобы Хлебников не смел прогонять рогатую и взял козу за веревку. Павлуша решительно не понимал, что от него хотят.
– Чего? – орал он, размахивая руками. – Я не понял!
Товарищи тоже не понимали, почему Маруська так нежно возлюбила Пашку, и с нескрываемым удивлением наблюдали за сладкой парочкой. Лишь когда Хлебников подошел ближе, правда выплыла наружу. Рогатая тащилась вовсе не за Павлушей, а за куском горбушки, запрятанным им в карман. Ванька конфисковал хлеб, и предательница Маруська с не меньшей страстью немедленно возлюбила Терехина. Он нежно потрепал Маруську между рожек, скормил ей половину горбушки, взял козу за веревку и с облегчением вздохнул. Операция по отлову спасительницы Офелии благополучно завершилась.
– Глухо, – хмуро доложил Пашка о результатах поисков пропавшей девушки. – Мы все облазили. Вдоль всего забора прошлись. Думали, может, со стороны леса имение не огорожено. Дудки. Лазеек нет. Кристину не нашли. Мало того, потеряли Зебельмана, – сотворив скорбное лицо, прибавил Хлебников.
– В смысле? – испугался Ванька.
– Рядом вроде все время был, а потом как в воду канул, – объяснил Казимир. – Мы звали, аукали – не отзывается. Пойду я грибы чистить на обед и суп варить. В лесу полно зайцев и белок. Я нашел проволоку в подсобке, смастерил силки и расставил на тропах. Вечером надо пойти ловушки проверить. Может, повезет, тогда на ужин будет мясо. Еще надо попробовать сеть соорудить из овощных сеток и закинуть в пруд. Рыбы в водоеме в изобилии, карасей на жареху и уху точно наловим. На поле щавель, а чуть подальше – дикая пшеница, зверобой и чабрец на чай, в парке яблоки почти поспели…
Ванька слушал Казимира в легком шоке. Миллионер решил остаться здесь жить навсегда?
– Угу, еще можно желудей собрать на кофе, – не удержался он от колкости. – За конезаводом как раз дуб подходящий растет, и под ним этого добра полно валяется.
– Дуб? – с удивлением спросил повар. – Конечно, дуб! Как же я сразу не догадался, дубина! – воскликнул Казимир и помчался к конезаводу, теряя на бегу грибы.
– Чего это он? – спросил Сеня.
– Шараду разгадал, – со знанием дела ответил Ванька.
– Круто! – восхитился Лукин.
– Да, повезло, – завистливо вздохнул Хлебников. – У Казика хотя бы есть реальный дуб, а у нас с Ванькой только мистический кипарис. Что с ним делать, ума не приложу. Слушайте, а давайте, козу на шашлык пустим? – оживился Пашка, идя по следу дядьки и хозяйственно подбирая оброненные боровики.
– Если хоть пальцем козу тронешь, я лично тебя самого на шашлык пущу! Эта коза – собственность Офелии! – заорал Ванька.
В том, что у Маруськи есть молоко, он не сомневался ни минуты. Вымя животинки распирало во все стороны, и рогатая явно страдала от дискомфорта. Осталось найти умельца, который сможет козу подоить и облегчить бедняжке страдания.
– Так бы сразу и сказали. Я же не знал, – виновато залепетал Хлебников, когда выяснил, в чем дело. И тут же его круглая физиономия засветилась от гордости – ведь это он козу из леса привел, значит, имеет полное право считать себя героем.
Животное помыли с мылом, напоили, накормили хлебом, определили в денник, накидали травы и веток с листвой. Наступил самый ответственный момент – и тут вышла заминка. Как доить козу, никто понятия не имел. Галочка наотрез отказалась даже приближаться к Маруське, верещала и действовала на нервы. Интеллигентная Матильда от перспективы стать дояркой впала в транс. Обкурившийся и объевшийся непривычной пищи Филарет отдыхал в своем деннике, куда его в полубессознательном состоянии принесли из парадной залы. Сеня начинал ржать, как сивый мерин, как только трогал Маруську за соски, за что и поплатился, получив копытом в глаз. Пашка боялся, Ильин стеснялся, Казимир взял самоотвод и занял привычное место у плиты.
Пришлось за дело взяться Ваньке и начать доить козу, полностью полагаясь на интуицию. Он сел на туристический стульчик, подставил под козу ведро, затянутое марлей, помассировал вымя и аккуратно потянул за соски. Сначала ничего не получилось, но через пятнадцать минут упорных манипуляций молоко хлынуло из Маруськи фонтаном, забрызгав Терехина с ног до головы. Первую порцию застрявшего молока по рекомендации Ильина пришлось вылить. Ванька выплеснул молоко со слезами на глазах, но спорить с венерологом не стал. Молоко неприятно воняло кислятиной, содержало сгустки и на вкус показалось Ваньке отвратным. Ильин успокоил, сказав, что следующий удой будет лучше. Если будет.
Офелия не спала, мучилась животиком, но плакать уже не могла, только хныкала и икала. Матильда ее баюкала и утешала. Галочка кружила вокруг и давала ценные указания, как и что делать.
Возможно, советы выпускницы медучилища, проходившей практику в роддоме, были профессиональными, но Ваньке страстно хотелось ее удавить. В который раз уже хотелось! Поразительно, как люди могут быть настолько слепы. Почему он раньше не замечал, что у Гали такой невыносимый характер?
