И тут нежданно-негаданно в вагон нагрянули контролеры.
— Ваши билеты, — обратился к нам бравый парень в черной форменной шапке, когда до нас дошла очередь.
— А ваши билеты? — живо отреагировал Гудвин.
— Мы контролеры! — нахмурился паренек.
— И мы контролеры! — обрадовался Гудвин, выхватывая из накладного кармана бутылку «Столичной».
— Петрович! — окликнул молодой, но ко всему уже привычный контролер своего напарника. — У нас проблема!
Петрович, мужчина в годах и, по всему видать, со стажем, бросив «текучку», немедленно устремился на помощь.
«Проблема» разрешилась минут за пять. Следующая «проблема», возникшая из другого кармана бродяги, уже потребовала более обстоятельного разбора. Благо что Гудвин все свое носил с собой, включая стакан и незатейливую закуску.
— А с товарищем что? — кивнул на меня Петрович.
— Плохо с товарищем! — Гудвин охотно пустился в разъяснения. — У товарища ожог третьей степени! Девяносто два процента кожи псу под хвост! Говорил ему: «Не кури в постели!» Что обидно — матрас почти новый спалил!
— Все правила техники безопасности написаны кровью, — философски заметил Петрович. — Вот у нас, когда я сцепщиком работал, был случай. Малый вставил башмак под колесо. Башмак-то он вставил, да криво по трезвой лавочке. Его мысли, видать, были в ближайшем магазине. Вагон поехал и бригадира задавил. Вывод такой: сперва опохмелись, а после за дело берись.
Наша беседа «за жизнь» была прервана появлением наряда железнодорожной милиции.
— Здорово, Петрович! — приветствовали, шагая мимо нашего отсека, патрульные ветерана ветки Москва — Можайск.
— А это кто с вами?! — Крепыш в пятнистом бушлате притормозил, рассматривая меня.
Мой облик того заслуживал.
— Они контролеры! — небрежно отмахнулся наш собутыльник в форменной шапке.
— Ну-ну! — Крепыш, оглядываясь, поспешил за своими.
— Нет, ты объясни, — обратился Гудвин к Петровичу, до того неприязненно следивший за стражами порядка. — На фига им камуфляж?
— Служба такая, — пояснил разомлевший Петрович.
— Допустим, «Буря в пустыне», — не унимался Гудвин. — Это я понимаю! Пески! С ними сливаться надо. Допустим, джунгли! С кем мы еще воевали?
— С Чечней! — подсказал молодой контролер, играя компостером.
— Да хоть с Монголией! — выразил согласие мой спутник. — Там у них леса и горы повсюду! Но ответь мне: с каким ландшафтом местности эти мудаки в электричке слиться хотят?!
— Такая задача вопросов необоснованна, — вступился Петрович за родную милицию. — Что выдали, то и носят. Это с начальства надо спрашивать.
— Сольемся в экстазе! — Молодой охотник за безбилетными поднял стакан.
Пассажиры поглядывали в нашу сторону с недоумением и опаской. Мало ли что мог выкинуть отряд буйных контролеров, затеявший пьянку на вверенном маршруте.
В Голицыно мы распрощались со своими сослуживцами и вышли под мокрый снег. Причем Гудвин вышел в состоянии большого душевного подъема. Кое-как мы выяснили на станции дорогу к ресторану «Последний рубеж» и продолжили наше путешествие. По дороге еще Гудвин упорно пытался колядовать, пугая местных обывателей своим устрашающим видом. Я, разумеется, тоже невольно дополнял эту жанровую картинку.
— Может, отгул возьмешь?! — в конце концов не выдержал я.
— Все ништяк, Угорь! — веселился бродяга. — Не дрейфь! Пару километров осталось!
Долго ли, коротко ли, но все же одолели мы эту финишную прямую.
Ресторан «Последний рубеж» — высокий терем под старину, выполненный из теса и потемневших за годы его стояния бревен — уютно светился в наступающих сумерках всеми своими окнами, заправленными в резные наличники.
Шумное трио каких-то пижонов, обутых в лаковые туфли, обогнав нас, вознеслось по крыльцу и забарабанило в дверь. На двери открылось слуховое окошко. Что им было сказано, я не расслышал, однако самый напористый из молодчиков посулил сказавшему «обломать рога». И тогда в образовавшуюся щель высунулась могучая лапа с пылающей головней. Оскорбитель в подожженной дубленке падал с крыльца, как подбитый «мессершмит» — исторгая рев и языки пламени. Его компаньоны, скатившись по лестнице, забросали погорельца комьями грязного снега, и вся троица с бранью и обещаниями еще разобраться удалилась несолоно хлебавши.
— Ох, ни фига себе поужинали ребята! — изумился Гудвин за нас обоих. — Ты видел, а?!
Я видел. Судя по этому яркому эпизоду, миссия мне предстояла не из легких. «Последний рубеж» оборонялся неизвестными ополченцами в лучших традициях наших отцов. Только бутылок с зажигательной смесью не хватало.
В процессе оперативного совещания мы с Гудвином разработали план взятия «бастиона». Основным разработчиком выступил мой более тертый школьный товарищ. Со времен его кавалерийского набега на «стекляшку» немало воды утекло, зато ума прибавилось. План его был простой и надежный.
— Ты давай по-быстрому внутрь, — сказал Гудвин, присаживаясь на ступеньки, — а я на стреме останусь.
Других идей на этот раз у меня не родилось, и я поплелся в харчевню. На мой робкий стук отзыв последовал незамедлительно.
— Ну, хана тебе, падла! — распахнув настежь дверь, прорычал звероподобный громила. — Сам напросился!
Он сгреб меня в охапку и забросил внутрь помещения. Словно жаба, я шлепнулся на покрытые лаком доски пола, и на спину мне опустилось чье-то тяжелое колено.
— Я насчет Стрижа хотел узнать! — прохрипел я, придавленный весом в центнер.
И сразу почувствовал большое облегчение. Громила слез со спины, давая мне возможность самостоятельно подняться на ноги.
— Стрижа тебе надо? — Он скользнул взглядом по моему обмотанному бинтами лицу. — Боцман! Тут какая-то мумия Стрижом интересуется!
— Тащи ее сюда, — распорядился бородатый мужичок вполне миролюбивой крестьянской наружности, гревший, сидя на табуретке, руки у почтенных размеров жарко натопленного камина.
Как оказалось, это и был названный Боцман.
Громила подтолкнул меня так, что я долетел до него будто перышко, подхваченное порывом ветра.
— Садись, добрый человек. — Боцман щелкнул пальцами, и громила швырнул меня на свободный стул. — Рассказывай, зачем тебе Стрижа.
Окинув беглым взглядом просторный зал, я понял, что посетителей в ресторане давненько не принимали.
— Что ж ты замолчал? — Боцман подбросил в камин пару поленьев. — Ты не молчи. У нас балагуров любят. Верно, Мишаня? Молчунов у нас бьют по почкам.
Громила заржал. Шутка пришлась ему по душе. Я уже собрался отлить Боцману порядочную пулю вроде того, что Стриж приходится мне седьмой водой на киселе и все такое прочее, как дверь вздрогнула от удара.
— Что-то к нам зачастили сегодня, — молвил Боцман. — Мишаня, поди-ка прими там, кого Бог послал.
Если б кого Бог и послал, так это Боцмана. За его смиренной внешностью и простецким говорком угадывался настоящий душегуб. Я б его сам послал, будь на то моя воля.
Мишаня, переваливаясь с ноги на ногу, словно его лесной тезка, затопал на выход.
— Отскочи, параша! Штифты закрою! — услышал я сзади голос Гудвина.
Похоже, ему надоело мерзнуть на улице.
— Кто это у нас там по фене ботает? — удивился Боцман.
— Ты кто?! — спросил Мишаня ушлого бродягу.
— Адмирал! — рявкнул Гудвин.
— Какой адмирал?! — продолжал допытываться любознательный Мишаня.
Я обернулся. Мне тоже стало интересно, какой Гудвин адмирал.
— Нахимов! — Гудвин боднул громилу макушкой.
— Ой! — сказал Мишаня, хватаясь за живот и отступая в сторону.
Скорее мой спутник был похож на флотоводца Нельсона, если уж между адмиралами выбирать. Уронив на пол футляр с протезом при виде сидящего у камина мужичка, он распахнул свои объятия:
— Боцман! Боцман, черт старый!
— Невезуха! — Мужичок вскочил, опрокинув табуретку.
И два уркагана бросились хлопать друг дружку по плечам.
По лагерной кличке Гудвина я догадался, что и там он успел себя зарекомендовать как полный неудачник.
— Ты как здесь?! — Боцман потащил бродягу к столу, украшенному разнокалиберными бутылками. — Давай за встречу по маленькой! Глаз-то куда делся?!
— Голубь клюнул, — ответствовал Гудвин. — Давай уж по большой!
— Почему-то я не удивляюсь, — наполняя стопки, заметил Боцман.
Мы с Мишаней на этом празднике остались наблюдателями.
— А это кто? — Боцман проткнул пальцем воздух в моем направлении, когда они отметили нечаянную встречу.
— Да хрен его знает. — Гудвин потащил к себе тарелки с разносолами и маринованными грибками.
Лицо у меня вытянулось, но под бинтами этого никто не заметил.
— Шучу, — сказал Гудвин, закусывая с чавканьем и сопением. — Кореш мой. От ментов бегает.
