Он прижался щекой к коленям, будто бы больше не мог сидеть прямо.
– Я не знаю, почему.
– Ты помнишь тот день?
– Угу.
– Все?
Он с трудом сглотнул, но ничего не сказал. Его лицо вдруг мучительно исказилось, он закрыл глаза и так сильно зажмурился, что, казалось, еще немного – и кожа на лице лопнет. Он глубоко вздохнул, но вместо дикого рева из его груди вырвался какой-то тонкий жалобный звук.
– Я не знаю. Не знаю, почему я это сделал.
– В тот день ты принес в школу оружие.
– Чтобы доказать, что оно у меня есть. Мне не верили. Говорили, что я вру.
– Кто тебе не верил?
– Джей-Ди и Эдди. Они всегда хвастают, что отец разрешает им стрелять из своих ружей.
Опять сыновья Джека Рейда. Ванда Дарнелл говорила, что они плохо влияют на ее сына, и оказалась права.
– Итак, ты принес в школу оружие, – напомнила Клэр. – Ты собирался использовать его по назначению?
Он покачал головой.
– Пистолет просто лежал у меня в рюкзаке. Но потом я получил «двойку» по контрольной. И госпожа Горацио… она начала кричать на меня из-за той дурацкой лягушки. – Он принялся раскачиваться взад-вперед, обхватив руками колени; его дыхание прерывалось всхлипами. – Мне хотелось убить всех. Я просто не мог сдержаться. Я хотел со всеми расквитаться. – Мальчик перестал раскачиваться и замер, устремив безучастный взгляд в пустоту. – Я больше не злюсь на них. Но теперь уже слишком поздно.
– Возможно, ты не виноват, Тейлор.
– Все знают, что это сделал я.
– Но ты только что сказал, что не контролировал себя.
– И все равно это моя вина…
– Тейлор, посмотри на меня. Не знаю, рассказывал ли тебе кто-нибудь о твоем друге Скотти Брэкстоне.
Мальчик медленно поднял на нее взгляд.
– То же самое произошло с ним. Его мама умерла.
По застывшему от ужаса лицу ребенка Клэр догадалась, что он ничего не знал об этом.
– Никто не может объяснить, что на него нашло. Почему он набросился на нее. Ты не единственный, с кем это случилось.
– Мой отец говорит, это все из-за того, что вы отменили лекарство.
– Скотти не принимал никаких лекарств. – Она замолчала, пытаясь заглянуть в глаза Тейлору. – Или принимал?
– Нет.
– Это очень важно. Ты должен рассказать мне правду, Тейлор. Кто-нибудь из вас принимал наркотики?
– Я и говорю правду.
Тейлор посмотрел на нее прямым и твердым взглядом. И Клэр ему поверила.
– А что случилось со Скотти? – спросил он. – Его тоже привезут сюда?
Слезы навернулись на глаза Клэр. Она тихо произнесла:
– Мне очень жаль, Тейлор. Я знаю, вы были хорошими друзьями…
– Лучшими. Он мой лучший друг.
– Он попал в больницу. И что-то случилось. Мы пытались помочь ему, но ничего… ничего не вышло…
– Он умер. Так ведь?
Его прямой вопрос требовал честного ответа. И она тихо призналась:
– Да. Боюсь, что да.
Он уткнулся в колени, и слова вперемешку с рыданиями вырывались из его рта.
– Скотти никогда не делал ничего плохого! Он был таким слабаком. Да, Джей-Ди так и называл его: тупой слабак. Я никогда не заступался за него. А должен был вступиться, но так и не сделал этого…
– Тейлор. Тейлор, мне нужно задать тебе еще один вопрос.
– …я боялся.
– Вы со Скотти много времени проводили вместе. Где вы чаще всего бывали?
Он не ответил, продолжая раскачиваться на кровати.
– Мне действительно важно знать это, Тейлор. Где вы проводили свободное время?
Он судорожно вздохнул.
– С… с другими ребятами.
– Где?
– Я не знаю! Все кончено.
– В лесу? У кого-то дома?
Он перестал раскачиваться, и на мгновение ей показалось, что мальчик не расслышал последнего вопроса. Потом Тейлор поднял голову и посмотрел на нее.
– На озере.
На озере Саранча. В центре городской жизни; здесь устраивали пикники и заплывы, соревнования по гребле и рыбалке. Без озера не было бы ни отдыхающих, ни притока денег в городскую казну. Да и самого города тоже, наверное, не было бы.
Ей вдруг пришло в голову, что все так или иначе связано с озером. Вода и ливни. Наводнения и бактерии.
«В тот вечер вода светилась».
– Тейлор, – спросила она, – вы со Скотти купались в озере?
Он кивнул.
– Каждый день.
Общегородское собрание было назначено на половину восьмого, и к семи-пятнадцати в школьной столовой уже не осталось свободных мест. Люди толпились в проходах, жались к стенам, мерзли в дверях на холодном ветру. С того места, где стояла Клэр, был хорошо виден стол президиума. За ним расположились Линкольн, Ферн Корнуоллис и председатель Совета городских выборных Глен Райдер. Остальные пять членов совета занимали места в первом ряду.
Лица многих людей были знакомы Клэр. Большинство из них – родители, с которыми она встречалась на школьных праздниках. Здесь также было несколько ее коллег из больницы Нокс. Присутствовало также человек десять подростков – они сгрудились в дальнем углу столовой, словно готовились отражать нападки взрослых.
Глен Райдер постучал молоточком по столу, но толпа была слишком велика и взволнована, чтобы отреагировать на его призыв. Расстроенный Райдер вынужден был взгромоздиться на стул и крикнуть:
– Призываю всех к порядку, немедленно!
Наконец в столовой стало тихо, и Райдер продолжил:
– Я понимаю, что не всем хватило мест. Знаю, что некоторым приходится стоять на улице, на тринадцатиградусном морозе. Но начальник пожарной службы считает, что мы существенно превысили предел вместимости этого помещения. Другие люди смогут попасть сюда, только если кто-то отсюда выйдет.
– Думаю, детям можно было бы уйти и освободить место взрослым, – проворчал какой-то мужчина.
Один из подростков возразил:
– Мы тоже имеем право присутствовать!
– Это из-за вас, ребята, нам приходится здесь сидеть!
– Если вы собираетесь говорить о нас, мы хотим послушать!
Голоса сразу нескольких человек слились в нестройный хор.
– Никого нельзя гнать отсюда! – прикрикнул Райдер. – Это общественное собрание, Бен. Сюда может прийти каждый. А теперь давайте начнем. – Райдер перевел взгляд на Линкольна. – Комиссар Келли, может быть, вы доложите о насущных проблемах нашего города?
Линкольн поднялся из-за стола. Последние несколько дней измотали его и физически, и морально, это было заметно по его опущенным плечам.
– Месяц был не из легких, – заметил он. Типично сдержанное выражение в духе Линкольна Келли. – Разумеется, всеобщее внимание привлекли убийства. Сначала стрельба в старшей школе второго ноября, а следом происшествие в доме Брэкстонов пятнадцатого ноября. Таким образом, два убийства за две недели. Но больше всего меня пугает то, что, как мне кажется, самое страшное нам еще предстоит. Прошлой ночью мои подчиненные выезжали на восемь вызовов по поводу драк, учиненных подростками. Такого я еще никогда не видел. Я двадцать два года на службе в местной полиции. На моих глазах случались вспышки криминальной активности. Но то, что я вижу сейчас, – как дети калечат друг друга, убивают друг друга, пытаются убить своих близких… – Он покачал головой и сел, не сказав больше ни слова.
– Мисс Корнуоллис! – объявил Райдер.
Из-за стола президиума поднялась директор старшей школы. Ферн Корнуоллис была красивой женщиной, а к сегодняшнему мероприятию она подготовилась основательно и выглядела на все сто. Ее светлые волосы были уложены в изысканный французский пучок, к тому же она – одна из немногих в городе удосуживалась наносить макияж. Но яркая помада на губах лишь оттеняла тревожную бледность ее лица.
– Я готова подписаться под каждым словом комиссара Келли. То, что происходит в нашем городе, эта злоба, жестокость… я тоже такого никогда не видела. И это проблема не только школы. Это проблема ваших семей. Я знаю этих детей! Они росли на моих глазах. Я встречала их на городских улицах, в школьных коридорах. Или же в своем кабинете, когда того требовали обстоятельства. И тех, кто сегодня затевает драки, я бы никогда не назвала трудными детьми. В прошлом ни один из них не проявлял жестокости.
И вдруг я обнаруживаю, что совсем не знаю своих учеников. Я не узнаю их. – Она немного помолчала, потом сглотнула. – Я их боюсь, – тихо добавила она.
– Ну и чья в этом вина? – закричал с места Бен Дусетт.
– Мы никого не обвиняем, – пояснила Ферн. – Мы просто пытаемся понять, почему это происходит. Объединив усилия со средней школой, мы в срочном порядке пригласили пятерых советников-психологов. Сотрудники старшей школы сейчас работают с окружным психологом, доктором Либерман. Пытаются разработать план действий.
Бен поднялся с места. Это был вечно недовольный холостяк лет пятидесяти, потерявший руку во Вьетнаме; он постоянно сжимал свою культю здоровой рукой, словно подчеркивая понесенную им утрату.
– Я могу сказать, в чем проблема, – начал он. – Это касается всей страны. Никакой дисциплины, черт возьми. Когда мне было тринадцать, думаете, я бы посмел схватиться за нож, угрожать своей матери? Да мой старик снес бы мне башку!
