— Я отдал бумаги хозяину, но я знаю, что там написано.
— Ну, — нетерпеливо прикрикнул Троп, — скорее же, говорите.
— Девушку сначала задушили, потом сбросили в воду. Она была беременна на четвертом месяце.
— Позовите мистера Закревского.
Лицо хозяина фермы за прошедшие минуты осунулось еще больше. Он старался ни на кого не смотреть.
— Мистер Закревский, вы теперь знаете, что не полиция виновата в гибели вашей дочери, — произнес Троп, стараясь как-то расположить к себе убитого горем человека.
— Какая разница, как она погибла. Все равно ее уже не вернешь.
— Мы обязательно должны найти убийцу.
— Чем могу помочь?
— Можно поговорить с вашей женой?
— Нет. Ни она, ни Ганка с вами говорить не будут.
— У Стефании был жених?
— Был, но мы его никогда не видели.
— Откуда же вам известно о нем?
— Стефания сама говорила об этом, и еще, что они скоро поженятся и будут очень богаты.
— Но вы хоть знаете, как его зовут и где он работает?
— Не знаю я ничего, Стефания обещала скоро познакомить с ним.
— Как вы узнали, что Стефания что-то писала после ухода лейтенанта?
— Я зашел зачем-то к ней в комнату, и она при виде меня сразу же захлопнула блокнот, а в руках у нее была ручка.
— Принесите сумочку и блокнот, если он отыщется. Закревский отсутствовал недолго, но Тропу эти минуты показались бесконечными. Фердинанд молча курил.
— Вот господин комиссар, — и Закревский протянул Тропу изящный блокнот и сумочку из искусственной крокодиловой кожи.
Троп медленно листал блокнот с тонкими, почти прозрачными листами. Имена знакомых, телефоны, пометки, когда у кого день рождения. Вот вырванный листок, вернее след от него, а на следующем листе заметны следы от нажима ручки.
— Это можно прочесть, эксперты легко восстановят текст. Интересно, что в сумочке? — Троп открыл нехитрую защелку. — Так, пудра, помада, ничего существенного для нас… вот! — И комиссар вынул ключи. — Такие есть в связке от особняка. Вы разрешите взять нам с собой ключи и блокнот?
— Берите, — махнул рукой Закревский, — это уже никому ничем помочь не может.
Утром следующего дня Троп стремительно шел по коридорам управления. Встречные делали друг другу многозначительные знаки: Троп напал на след! Но в этой дружеской иронии сквозила зависть: опять комиссар полностью повернул готовое отобранное дело с убийством и идет по горячему следу. «Бедный Дуг — шутили сотрудники, — схлопотать такую пощечину!»
Троп ни с кем не делился ходом проводимого расследования, но у себя в управлении шила в мешке не утаишь. Да и эксперты чувствовали, что Троп что-то раскопал.
Комиссар вызвал Фердинанда.
— Записка уже прочтена?
— Не раньше чем через полчаса, Эдвард. Я не слезаю с них с самого утра.
— Фердинанд, сегодня тебе все же придется поехать в особняк. Будешь предельно осторожен: гость, который пожалует, а я почти уверен в этом, будет пострашнее Стефании. Я сам возьму у экспертов записку. Иди, вот тебе ключи. Постарайся открыть дверь так, чтобы не возникло даже подозрения, что кто-то находится внутри. Для этого придется снять печать, зайти внутрь дома, открыть окно, а потом проделать обратный путь и проникнуть в дом уже через открытое окно. Ошибки в твоих действиях недопустимы. Все, иди.
Треп подгонял экспертов:
— Готов текст письма?
— Сейчас принесут, господин комиссар.
И вот текст письма, написанного Стефанией, лежит на столе у Тропа. «Милый Рольф! Хоть ты и запретил писать тебе, но я не могу иначе. Ты совсем забыл меня. Мне не нужны деньги — мне нужен ты, только ты.
Вспоминаю то безмятежное время, когда мы познакомились с тобой в городе, и ты первый раз тайно пришел ко мне. Тебе так шла форма, Рольф, я влюбилась с первого взгляда. А потом ты стал по ночам пугать миссис Скалацца, и я пожалела, что сказала тебе о бриллиантах хозяйки. Меня колотило в ту ночь, когда ты заглянул к ней в комнату, и она, наконец, выбежала в гостиную и проверила потайной сейф, где хранила свои сокровища. Ты бы вовек не догадался. А потом все стало, как в кошмарном сне. Хозяйка все настаивала, чтобы я позвонила в полицию, а я ждала, когда ты заступишь на дежурство. Я боюсь, Рольф, я очень боюсь; увези меня скорей отсюда. Скорей увези, слышишь? Рольф, я не сумела узнать шифр, меня напугал этот ужасный комиссар. Он пришел поздно вечером, и я едва успела спрятаться за портьеру. (Глаза Тропа округлились, и он в изумлении откинулся на стуле. „Вот тебе и кошка!“) Я не знаю, где этот шифр; хозяйка перед тем как связаться с банком, всегда подходила к горке с фарфором. Я пробовала все выступы, откручивала ручки, трясла фигурки, но ничего не нашла. Рольф, увези меня хоть на край света. Я боюсь. Я очень и очень тебя люблю. Твоя Стефания».
— Значит Рольфа интересует шифр, которым покойная закодировала вклад в банке… Тогда мои предположения верны, и он обязательно придет, полицейский Рольф. Уж не Джексон ли это? Надо посмотреть, не дежурил ли он по управлению в первых числах мая. Но это следует проделать чрезвычайно осторожно.
Троп тут же связался с экспертом.
— Вилли, я получил от тебя текст письма.
— Да, господин комиссар, я послал вам текст письма с Рэндольфом. Что-то не так?
— Прошу тебя, пусть этот текст останется пока в тайне. Хотя и не сомневаюсь в твоей порядочности, но вынужден просить об этом.
— Хорошо, господин комиссар, можете быть спокойны.
Троп хотел еще что-то сказать, но раздался резкий звонок внутренней связи. Звонил директор уголовной полиции Макгоурт.
— Троп, — послышался недовольный голос шефа криминальной полиции, — как вы считаете, я должен узнавать о сенсации в очереди или от своей жены?
— Мистер Макгоурт, я только что собирался звонить вам.
— Зайдите ко мне! — бросил Макгоурт.
Троп подробно изложил разгневанному начальнику результаты проделанной работы. Тот в раздумьи уставился в окно.
— Не слишком ли поспешно вы исключили из игры Родриго?
— Он невиновен.
— Стефания — это любопытно, но полицейский… — пожалуй, пахнет скандалом. Кто об этом знает кроме вас?
— Фердинанд, еще Родриго, но он знает только, что приходил какой-то полицейский и не придает этому факту никакого значения.
— А эксперт?
— Вилли? В записке сказано, что этому Рольфу очень идет форма, но не зная остального, трудно сделать какие-либо выводы по одной этой фразе.
— Кого вы подозреваете?
— Не могу пока ответить утвердительно. Хочу проверить, был ли занят на дежурствах в начале мая сержант Рольф Джексон. К тому же, я надеюсь что убийца еще придет в особняк: его интересует шифр.
— По-видимому так. Ну и шумиху поднимут газеты, когда пронюхают обо всем. Продолжайте расследование Троп, но об этом полицейском никому ни слова. И без моего согласия не предпринимайте ничего, что бы вы ни узнали в ходе расследования. Я должен поставить в известность «самого», я имею в виду губернатора, Троп!
Выйдя от Макгоурта, комиссар зашел в дежурную часть и полистал журнал дежурств. Май… третьего числа дежурство сержанта Рольфа Джексона! Троп положил журнал на место и вышел, минуя дежурного сержанта Бартока. Тот вытянулся, но так и не понял, зачем приходил этот строгий комиссар. «Начальству виднее, чего ему хочется, — флегматично подумал Барток, жуя резинку, — хорошо, что ни к чему не придрался!»
Дежурство Фердинанда в особняке на седьмой авеню прошло безрезультатно. «Спугнули, — подумал Троп, — если это Джексон, то он конечно же знает, что я напал на его след».
По своим каналам Троп запросил нью-йоркских криминалистов, нет ли у них каких-нибудь материалов на Рольфа Джексона; юность Джексона прошла в этом гигантском городе. Пакет, полученный на третий день на имя Тропа, не очень удивил комиссара своим содержанием.
Рудольф Джексон, как сообщал старый товарищ Тропа, проходил в свое время по делу об ограблении ювелирного магазина, оправдан за отсутствием улик и недоказанностью преступления. Предположительные связи с мафией. Кличка — «Шериф»; когда-то среди друзей высказывал мысль, что самое удобное — совершать преступления, работая в полиции. Семь лет назад завербовался в иностранный легион, дальнейшая судьба неизвестна.
— Неизвестна, — усмехнулся Троп, — пожалуй, что известна. Он хотел еще раз перечитать сообщение из Нью-Йорка, но внезапно позвонил телефон, послышался раздраженный голос Макгоурта:
— Троп, срочно ко мне!
Макгоурт, против обыкновения, не подал комиссару руки, чего ранее не бывало, в каком бы он не пребывал состоянии.
— Что с этим делом, вы его думаете закрывать? Чего вы ждете, собственно говоря?