— Видишь, Аслан, как бывает, — развеселился Черкесов. — Вот тебе пословица русская на память: «не рой другому яму — сам в нее попадешь». А теперь: геть отсюда!
Он лично распахнул двери перед небольшой группой, и под конвоем его охранники вывели чеченцев на улицу. Спешно усаживаясь в машину, Аслан сверкнул глазами по лицам боевиков Черкесова и, осознав всю тщетность попыток силой отобрать деньги, присланные Ермилову, зло захлопнул за собой дверцу автомобиля. С тихим шелестом опустилось стекло с его стороны, и, глядя в лицо Черкесову, он сказал:
— Посмотри мне в глаза: смерть свою видишь, мамой клянусь!
— Двигай, двигай отсюда, — вяло махнул ему Паша и ушел в здание.
Когда чеченцы уехали и дверь была заперта, Павел проводил своих, не занятых на вахте, охранников в отдельный кабинет, принадлежавший ему как начальнику безопасности, и, сказав краткие слова благодарности, предупредил их:
— Вот что, ребятушки: это только начало. Сегодня они больше не сунутся, но завтра или послезавтра — обязательно, я их мелкую природу знаю. Так что не распускаться, держать ухо востро, о малейших подозрениях докладывать лично мне. Номер моего телефона у вас у всех имеется, — и он тряхнул рукой с маленьким «эриксоновским» аппаратом.
— Да-да, Паш, имеется, — закивали сидящие в комнате.
— Вот и отлично. А теперь все по местам, а мне еще по делам ехать.
Когда все разошлись, он достал из сейфа, стоящего рядом с собственным столом, небольшую пачку стодолларовых купюр, паспорт на имя Семенова Дмитрия Олеговича, пару дискет, содержимое которых весьма удивило бы Ермилова, если бы он сумел их прочитать, положил все это во внутренний карман пиджака, улыбнулся самому себе в зеркало, висящее у вешалки, и, поправив галстук, покинул здание «Гентрейд энд консалтинг лимитед» навсегда.
В отличие от своего предшественника Шутова, Паша Черкесов был человеком новой формации: его преданность хозяину, деловитость и самопожертвование заканчивались там, где начинались личные интересы самого Паши. Обладая резвым умом и природной скрытностью, он весьма умело маскировался под общительного, исполнительного и не очень далекого сотрудника, умудряясь за спиной бдительного Шутова за полтора года собрать информацию о финансовом состоянии, контрактах и деловых взаимоотношениях фирмы Ермилова, а точнее — самого Геннадия Андреевича.
За восемнадцать месяцев незаметного, но очень кропотливого труда он сумел выяснить, что основным источником дохода Геннадия Андреевича является, конечно, не издательская и не посредническая деятельность по торговле металлоломом и лесом, а серьезные контракты на поставку военной и спецтехники, проходившие почти на государственном уровне, от которых сам Геннадий Андреевич имел весьма серьезный посреднический процент, тщательно и осторожно переводимый им за границу.
Знал Паша также и о приватных поставках оружия чеченским ребятам, приносивших не меньший, а иногда и больший доход Ермилову и тщательно им скрывавшийся. Имена, цифры и даты, хранимые в файлах дискет, лежащих во внутреннем кармане пашиного пиджака, давали ему полную картину деловой активности Ермилова, и потому, суммируя и анализируя все имеющиеся у него данные, уже в самом начале слежки за Трегубцом, Черкесов прекрасно понял, что теневая империя Геннадия Андреевича существенно покосилась. Когда в отчете его сотрудников проскочило название галереи «Дезире», Паша, покопавшись в файлах, обнаружил там прямую связь с именем Аслана Цуладзе.
Дальнейшая цепочка его рассуждений мало чем отличалась от рассуждений самого Геннадия Андреевича. Когда же шеф уведомил о своей отлучке, Черкесов, утвердившись в своих мыслях о том, что в ближайшее время директор «Гентрейд энд консалтинг» вернется вряд ли, решил, что и ему незачем задерживаться на тонущем корабле.
«Бог его знает, до чего докопался этот следователь, — рассуждал Паша. — Зацепит Ермилова, значит, зацепит верхушку. Сам Гена (как называл Черкесов Ермилова за глаза), может, и уйдет, но с большими потерями, а вот сошки вроде меня посыплются и повалятся, потому что стоит только копнуть историю приватной службы охраны Геннадия Андреевича, и глазам удивленной публики может предстать масса интереснейших фактов: от шантажа до прямых убийств. Нам это ни к чему, — сказал себе Паша, — мы только жизнь начинаем. А со связями да денежками везде уютно».
Ему, конечно, не хотелось пускаться в плаванье в одиночку, и потому он, подобно маленькой рыбке-лоцману, решил следовать в кильватере какой-нибудь большой акулы. Крупной рыбы на его примете не было, однако фигура Ермилова представлялась ему для начала весьма соблазнительной. «Хорошо бы оказаться рядом с шефом, — рассуждал Паша сам с собой. — Во-первых, он белоручка и сам ничего делать не умеет: такой человек, как я, ему нужен, не понять этого он просто не может. Во-вторых, бомбу (а я для него, конечно, являюсь бомбой, хотя он этого пока не знает) лучше иметь при себе, чем где-нибудь в отдалении».
Он даже пожалел слегка, что перед отъездом не решился сказать Ермилову о том досье, которое так аккуратно собирал. Но потом подумал, что в том нервном состоянии, в котором находился Геннадий Андреевич, лишняя информация могла быть для него просто ненужной, кроме того, могла создать кучу проблем для носителя этой информации. «Бог его знает, что нервному фраеру на ум придет, — подумал Черкесов. — Подождем, пока он осядет, успокоится, а там и мы появимся: здрасьте, мол, Геннадий Андреевич! Давненько не виделись!» Единственный вопрос, который оставался пока для Паши открытым, это то, куда направился его бывший хозяин. Мест приличных на «шарике» было не так уж много: Швейцария с ее банками, США, где у Ермилова была прикуплена квартира, или Германия, где тоже числилась недвижимость Геннадия Андреевича. Но ни средств, ни желания рыскать по планете в поисках своего бывшего командира у Паши не было.
«Тут нужно точное попадание, — думал он. — Нужно ясно сообразить: куда?» И, повинуясь скорее интуиции, чем точному расчету, Черкесов решил: «Все-таки, наверное, в Германию. Америка далеко, да и давно он туда не ездил. Швейцария? Что Швейцария: тихая заводь, где только купюры плавают, да и скрыться от любопытных глаз там сложнее. А вот Берлин с его суматохой и неразберихой — самое то. Тем более что за последний год Геннадий Андреевич был там трижды, нет, четырежды», — поправил он самого себя. Правда, не подолгу, но что с того. Ездил без Паши, иногда с женой, Шутова тоже с собой не брал. А кроме всего прочего, в Берлине Геннадием Андреевичем давно была построена роскошная квартира, обставленная и упакованная по последнему слову дизайна и техники. «Ну что ж, — улыбнулся себе Паша, — будем считать, что Deutschland über alles. До встречи, геноссе Ермилов!»
Паша не ошибся: Геннадий Андреевич действительно покатил именно в Берлин. Однако перед тем, как покинуть Москву, он навестил своего старшего товарища генерала Полозкова. Навестил, скорее, от злости, чем от испуга, и визит этот был крайне непродолжительным. Он даже отказался от чая, предложенного ему Ариадной Михайловной, сразу же прошел в кабинет к Сергею Сергеевичу и, плотно прикрыв за собой дверь, начал:
— Ну, что, господин генерал, сотрудники-то ваши совсем от рук отбились?
— О чем ты? — хмурясь, спросил Полозков.
— Да все о том же: о вашем Трегубце Василии Семеновиче. По моим сведениям, он вошел в контакт с пособником чеченских террористов Асланом Цуладзе, который, в свою очередь, кажется, начинает давить на меня.
— На каком же основании?
— Да был грех: бухгалтер мой, на свой страх и риск, ничего мне не сказав, принял от его команды деньги, ну, как аванс за будущую поставку оборудования для каких-то там бензиново-насосных станций — я в этом мало что понимаю. Дело не в этом, а в том, что это теперь угрожает моей жизни, они, видите ли, требуют свои деньги обратно, причем в двойном размере, а ваш Трегубец, насколько я понимаю, активно в этом замешан.
— Это почему же ты так решил? — спросил Полозков.
— Да хотя бы потому, что он тут дважды посещал одну художественную галерейку, где работает любовница этого Цуладзе.
— Галерейку? — задумчиво произнес Полозков. — То-то мне ребята из отдела по художествам докладывали, что Трегубец почему-то антиквариатом заинтересовался.
— Вот-вот, вы бы и узнали, почему заинтересовался. Вы, Сергей Сергеевич, как на облаке живете, а мы ведь все не без греха. Представляете, если ваш Трегубец докопается до наших с вами отношений…
— Но-но, — прервал его Полозков, — ты меня-то не впутывай! Наши с тобой отношения чисто дружеские.
— Дружеские, дружеские. Про подарки мои забыли? Дача, квартира, о мелочах я уже и не говорю.
— Ты что ж, сукин сын, себе позволяешь! — начал взвиваться Полозков.
