Сам я там не был, но ребята, которые осмотр проводили, тоже, видать, кино смотрели. Так вот, люк, ведущий на крышу, был взломан…
— Ну, — сказал Мещеряков, — я же говорил!
— На крыше не было ни единого следа, — закончил Сорокин. — Абсолютно ровный снежный покров толщиной в два миллиметра.
— Карлсон, — убежденно сказал Мещеряков.
— Наши сыскари его Мухой прозвали, — криво улыбнувшись, сообщил Сорокин. — Помните, кино такое было — «Муха»? Про то, как мужик в муху превратился.
— Отвратительно, — сказал Илларион, и непонятно было, что именно он имеет в виду: квартирные кражи, совершенные непонятным способом, или нашумевший в свое время фильм.
— В общем, — продолжал полковник, — есть версия, что парень этот добирается до окон нужных квартир прямо по наружной стене.
— Бред, — твердо сказал Мещеряков.
— Ну, почему же, — задумчиво сказал Илларион. — Должен же он туда как-то попадать. Если не через дверь, не с крыши и не по воздуху, то почему бы и не по стене? Версии с вертолетом или, скажем, пожарной машиной выглядят не менее дико.
У него вдруг испортилось настроение. Этот разговор чем-то не нравился ему, но чем именно, он пока не понял. Какая-то мысль шевелилась на задворках его сознания — мысль настолько ни с чем не сообразная, что Илларион боялся додумывать ее до конца. То, о чем рассказывал полковник, было под силу далеко не каждому.
Честно говоря, Илларион знал только одного человека, который мог бы совершить подобное восхождение, но подозревать его в совершении банальных квартирных краж просто невозможно.
— Что? — переспросил он, заметив, что Сорокин, оказывается, продолжает говорить.
Полковник некоторое время с интересом разглядывал его, и Иллариону очень не понравился этот интерес: ему показалось, что он уловил в глазах Сорокина особенный, чисто профессиональный блеск. Впрочем, в этом могло быть виновато дурное настроение Забродова. Он чиркнул спичкой, раскуривая потухшую сигарету, и отгородился от Сорокина густой дымовой завесой.
Сорокин терпеливо повторил:
— Я говорю, дальше — больше. В последний раз этот тип убил женщину. Вышло это, скорее всего, случайно: наши эксперты утверждают, что она просто упала на нож, который держала в руке, да это и без всякой экспертизы видно. Но факт остается фактом: теперь на этом парне висит труп, и либо он надолго ляжет на дно, либо, наоборот, войдет во вкус.
— Прости, полковник, но я не понимаю, зачем ты все это рассказываешь именно мне, — сказал Илларион. Он отвел глаза от усталого лица Сорокина и напоролся на удивленный взгляд Мещерякова. «Ну, правильно, — вяло подумал Илларион, — это же Андрей.
Он же знает меня как облупленного. Я уже и не помни тех времен, когда мы не были знакомы. И он не дурак, А вот моя последняя реплика прозвучала совсем по-дурацки, и Мещеряков насторожился. Интересно, а Сорокин что-нибудь почувствовал? Да наплевать! Что мне, собственно, скрывать? Я ведь и сам ничего не знаю. Вот когда узнаю, тогда и поговорим. Втянули все-таки, мерзавцы…»
Он вдруг почувствовал, что его с непреодолимой силой клонит в сон. Такое с ним бывало всегда, когда он попадал в ситуации, где изменить что бы то ни было не представлялось возможным и оставалось только ждать.
Организм автоматически перестраивался на режим экономии. «Наверное, подумал Илларион, — если бы можно было умереть не насовсем, а только на время, я бы так и поступал: брык с табуретки, и все проблемы побоку. А вы тут делайте, что хотите. Говорят, йоги это умеют. Но про йогов чего только не говорят, а что толку?
Все равно, как жили, так и живем. Плохо живем, не правильно. Дружим с людьми, а потом оказывается, что твой друг уже и не человек вовсе, а какая-то Муха. Какой-то Муха, точнее, Мух».
— Я не понимаю, при чем тут я, — упрямо повторил он. — Впрочем… Его кто-нибудь видел?
— Представь себе, — сказал Сорокин. — Как раз на месте последнего происшествия. Он, видимо, так перепугался, когда эта женщина напоролась на нож, что выскочил из квартиры, даже не проверив, есть ли кто-нибудь на площадке. А там как раз курил сосед потерпевшей, здоровенный такой бугай. Он сразу заподозрил неладное и попытался этого Муху задержать. Ну, тот разбил ему нос и был таков.
— Он что, такой здоровенный? — старательно скрывая облегчение, спросил Илларион.
— Кто, Муха? Да ничего подобного. Мелкий такой, с бородкой, но удар, как у Тайсона. Красиво он этому доброхоту навесил, я прямо позавидовал.
— С бородкой, — без выражения повторил Илларион.
— Ну, борода, скорее всего, накладная, — сказал Сорокин. — А у тебя что, есть похожие знакомые?
— Да нет, — борясь со сном, ответил Забродов, — откуда у меня такие знакомые? А если бы и были, то я бы сначала сам разобрался, что к чему, прежде чем своих знакомых скармливать твоей мясорубке.
Выпад был рассчитан точно — Сорокин завелся.
— Почему, собственно, мясорубка? — спросил он. — Тем более, моя. Что плохого лично тебе сделала милиция?
Илларион улыбнулся. Разговор уходил в сторону от опасной темы.
— Лично меня милиция однажды пыталась расстрелять без суда и следствия, — сообщил он. — Некий майор Жангалиев. Помнишь такого?
— Помнит, помнит, — сказал Мещеряков, бросив на Иллариона быстрый взгляд. «Черт, — подумал Илларион, — этот все понял. Но он, по крайней мере, промолчит, иначе я его самого превращу в Муху и пущу в полет с пятого этажа». — А еще те два сержанта из ППС, — продолжал Андрей, — с которых мы втроем штаны сняли. И еще их начальник… Рябцев, кажется?
Сорокин надулся и сквозь зубы процедил неприличное слово. Мещеряков курил, переводя взгляд с него на Иллариона и обратно с видом болельщика, присутствующего на финальном матче.
— Ну, не дуйся, полковник, — примирительно сказал Илларион. — Беда с этими русскими! Как выпьют, так сразу из них начинает патриотизм переть, в том числе и ведомственный.
Мещеряков ухмыльнулся.
— Ты зря хихикаешь, Андрей, — печально сказал ему Забродов, и Мещеряков несколько раз быстро моргнул — похоже, он понял намек, и теперь ему тоже было обеспечено плохое настроение.
— Короче, — сказал Мещеряков, бросив на Иллариона полувопросительный взгляд, — мы водку пить будем или нет?
— Не хочу я с вами пить, — грустно сказал Сорокин. — Я к вам, как к людям, а вы темните. Темнилы вы, разведчики, и больше ничего.
— Ну, полковник, — Илларион схватил полную рюмку Сорокина и подсел к нему поближе, — ну, я тебя умоляю. Рюмочку за папу, рюмочку за маму… рюмочку за госпожу полковницу…
Сорокин обиженно оттолкнул его руку. Илларион вздохнул и поставил рюмку на стол.
— Извините, ребята, — сказал Сорокин. — Устал я чего-то… А главное, запутался: что мне должно делать, что не должно, что пойдет на пользу, а что во вред…
С Мухой этим… Весь город перетряхнули, всех поголовно, кто может больше десяти раз на перекладине подтянуться…
— Так уж и всех, — вставил Мещеряков. Вид у него был задумчивый и мрачный, и Илларион пожалел, что навел полковника на неприятные размышления — он, как и Забродов, знал очень много людей, которые могли подтянуться более десяти раз.
— Ну, это в переносном смысле, конечно, — согласился Сорокин. — Но мы проверили все места, где кучкуются люди, хотя бы теоретически способные на такие вещи. Турклубы всякие, спортивные общества… даже клуб бардовской песни… ну, все, что только можно придумать.
— Значит, не все, — заметил Илларион. У Мещерякова, мысли которого уже некоторое время двигались в параллельном мыслям Забродова направлении, сузились глаза и твердо поджался рот.
— Наверное, не все, — сказал Сорокин. — Вот я и спрашиваю: где бы мне еще поискать?
— Намек понял, — сказал Илларион. Разговор действительно пора было закруглять: прежде, чем посвящать Сорокина в свои подозрения, он должен был кое-что проверить и как следует обдумать сложившуюся неприятную ситуацию. Я подумаю, посмотрю…
Может, и вспомню что-нибудь. По-моему, этот ваш Муха просто дурак. Людей, которые могут забраться на двенадцатый этаж по железобетонной стене, во всем мире можно по пальцам пересчитать, так что найти его — дело техники.
— Твои бы слова да богу в уши, — со вздохом сказал Сорокин и залпом осушил рюмку. — А у меня гости, — зачем-то сообщил он после паузы. Тон этого сообщения был таким тоскливым, что Илларион, не удержавшись, рассмеялся.
— Гости преходящи, а российская милиция вечна, — утешил Сорокина Мещеряков.
Полковники ушли далеко за полночь. Заперев за ними дверь, Илларион с опаской заглянул в комнату.
Его худшие ожидания подтвердились: громоздившиеся повсюду бумажные бастионы никуда не делись, продолжая возвышаться вдоль стен, а пустые стеллажи взирали на него с немым укором. Трубка пылесоса со щелевой насадкой стояла там, куда ее поставил Илларион, как ружье невиданной конструкции, заряженное и готовое к бою. Илларион взглянул на часы. Было начало второго, и включать пылесос в такое время, пожалуй, не стоило — его утробный вой поднял бы на ноги весь подъезд Забродов пинком загнал пылесос в угол, чтобы не торчал на дороге, и принялся сначала медленно и лениво, а потом все быстрее загружать книги обратно на полки — в конце концов, следовало освободить хотя бы спальное место для себя. Он чувствовал, что в ближайшее время ему будет не до уборки, и поэтому довел дело до конца, расставив все по местам и напоследок затолкав пылесос в стенной шкаф.
