– Не ожидал вас снова увидеть, – Банницкий не прибавил ничего вроде «но очень рад», да Наталья и не поверила бы ему – уж очень странно ее разглядывал банкир. – У меня есть минут пять, больше никак не могу уделить. Возникли какие-то проблемы?
– Нет, у меня все нормально, – незваная гостья глубже уселась в кресле, закинула ногу на ногу, косо стреляя глазом в секретаршу, слишком медленно, на ее взгляд, сервировавшую рядом кофе.
– Рад за вас. – Банницкий встал из-за стола, сделал секретарше знак удалиться и сам подал чашку гостье. – Но если чем-то могу помочь, знайте, всегда готов.
– Нет, мне лично ничего не надо, – независимо ответила женщина. – Я даже работу новую нашла. Только что.
– Отлично! – Банкир не сводил с нее непонимающего и вместе с тем настороженного взгляда. – Так зачем вы ко мне пришли? У меня совещание через…
– Я знаю, знаю, что вы страшно заняты! – замахала она руками. – Мне это сейчас очень подробно объяснили в вашей приемной. Но у меня к вам еще более важное дело!
– Слушаю, – Банницкий присел на край стола, взял чашку с подноса. – Вам нужны рекомендации на новом месте? Я про них совсем забыл…
– Да нет же! – нетерпеливо перебила Наталья. – У меня к вам есть вопрос, только выслушайте спокойно, не кричите и не бросайтесь с кулаками! Как вы познакомились с Мариной?
То, что Банницкий не выронил чашку с горячим кофе ей на колени, свидетельствовало лишь о том, как был ошеломлен банкир. Он застыл, не сводя с визитерши округлившихся от изумления глаз, и у него в буквальном смысле слова слегка отвисла нижняя челюсть. Опомнившись, Банницкий осторожно поставил чашку на стол и вдруг подался вперед так резко, что женщина вжалась в спинку кресла:
– Кого вы имеете в виду?
– Вашу невесту! – храбро ответила Наталья, стараясь не поддаваться застарелой робости перед этим человеком. – Михаил Юрьевич, вы уверены, что познакомились с ней САМИ? Может, вас познакомили, когда стало ясно, что Ксения Константиновна неизлечима? Генрих Петрович не имел к Марине никакого отношения?
– Генрих Петрович?.. – отрывисто вымолвил тот. – К Марине?! Бред! Пьяный бред! От вас пахнет спиртным! Я давно замечал…
– При чем тут спиртное! – Женщина решительно встала, оказавшись лицом к лицу с Банницким. – Вы можете ответить на мои вопросы? Это очень важно, неужели не понимаете? Вы с ней три года, женитесь теперь… А Ксения Константиновна так странно погибла! Вы ведь себя не спрашивали – может, этой Марине просто надоело ждать? Не спрашивали?
Повисла нехорошая тишина. Банницкий смотрел на свою гостью невозможно пустыми, ничего не отражающими и не выражающими глазами. Она страшно боялась этого взгляда и все последние годы службы в доме банкира пыталась от него спрятаться. Но здесь, сейчас, прятаться было некуда, да и нельзя. Слегка осипнув, Наталья добавила, стараясь говорить как можно тверже:
– Выдумаете, я сума сошла! А я сама больше всех хочу, чтобы это оказалось неправдой. Я очень вас уважаю, сочувствую, потому и пришла… Хочу, чтобы вы сами все обдумали, разобрались. Кому, как не вам? – Речь получалась все более взволнованной и бессвязной, но Наталье казалось, что ее слова находят отклик у Банницкого. Во всяком случае, тот ее не прерывал. – Если ваша невеста честная, порядочная женщина и ни в какую аферу не замешана – я первая вас поздравлю! Знаю ведь, как вы измучились… Мы все измучились! Но вы же не допустите, чтобы вас обманывали? Если там был сговор с Генрихом Петровичем… Вы меня простите, но ему никак нельзя доверять, разве что от такой жуткой безысходности, как у вас… Надо все обдумать! Как вы с ней познакомились? Как давно? Она ведь у вас работала? Узнайте, кто ее к вам устроил. Вспомните, как она вам на глаза попалась! Вспомните все, что можно, вдруг вам что-то покажется странным…
Банницкий смотрел на нее все тем же загадочным взглядом, от которого прежде Наталья впадала в подобие паралича. Но сейчас этот взгляд на нее не действовал. Одурманенная сознанием своей правоты, женщина все больше распалялась:
– Поймите, я вам добра желаю, мне страшно, что вы можете попасться в лапы мошенникам! Я же знаю, какой вы – ни с кем не советуетесь, никого не слушаете. В делах оно, может, и хорошо, но в отношениях с людьми так нельзя! Это черт знает куда может завести! Ведь то, что пять лет творилось у вас в доме, просто дико, а Генрих Петрович добился, что для вас это стало нормой! Да что там – я сама считала, что так и должно быть!
– Да, со стороны это, наверное, смотрится дико, – внезапно согласился тот.
– Вот видите! – обрадовалась поддержке Наталья. – Это же тема для ток-шоу, для скандального материала, да и то в лучшем случае! А в худшем – это, может, вообще уголовщина! Я вас не обвиняю, но эта Марина…
– Я все понял! Сколько надо заплатить, чтобы вы забыли эти пять лет? – резко оборвал ее Банницкий. – Скажите прямо.
– Да не прошу я денег, а пытаюсь втолковать, что этим делом уже заинтересовались!
– Кто?! – Банкир был положительно страшен – глаза сузились в две ледяные щели, на губах, как показалось Наталье, выступили пузырьки пены. – Вы не имели права никому рассказывать о нашей частной жизни! Вы подписали условие!
– Я у вас больше не работаю, и это не государственная тайна, чтобы ее нельзя было разглашать! – парировала та. – И потом, я считаю, что молчать просто опасно! Ксения Константиновна погибла, а кто на очереди? Может – вы?!
– Я уже давно вошел в тот возраст, когда заботятся о себе сами. – Банницкий, казалось, готов был ее укусить. – Вы хотите, как я понимаю, обнародовать то, что наблюдали в моей семье пять лет. Как я забыл, что у вас журналистское образование! Свинья везде грязь найдет! Молчите! – Он заметил возмущенное движение Натальи. – Я вас достаточно долго слушал! Так вот, уважаемая, запомните мои слова, прежде чем выйдете из этого кабинета! Если вам вздумается выставить мою семейную жизнь в качестве предмета обсуждения в каком-нибудь шоу или статье – все равно, – далее будем общаться в суде. У вас, помнится, за годы службы в моем доме появилась кое-какая собственность? Значит, сможете компенсировать мне моральный ущерб. Но есть еще один момент, и вот здесь я государство впутывать не буду! – Его голос начал походить на шипение. – Ко мне приехали дочери, и если, – он внезапно и сильно толкнул Наталью в грудь открытой ладонью, так что та, ахнув, с размаху упала в кресло, – если ваша грязная возня хоть как-то на них отразится, не я буду тем человеком, который оплатит вам инвалидную коляску! А теперь вон отсюда, шваль!
Наталья сама не помнила, как выбралась из кресла, пятясь, отыскала дверь, как мчалась по банку, натыкаясь то на мебель, то на удивленных сотрудников. В себя она пришла только на улице, возле своей «девятки», жалкой заплаткой выделявшейся в ряду блестящих машин, тесно припаркованных на обочине тротуара у банка. У женщины шумело в голове, как после лишнего коктейля, она нетвердо держалась на ногах и с трудом открыла дверцу своей машины.
– Не может быть… – пробормотала она, усевшись за руль и судорожно отыскивая сигареты в бардачке. – Никогда еще… Что он мне наговорил? Он что – угрожал?! Кто из нас сошел с ума? Просто оборотень какой-то! Позвонить Ярославу, рассказать ему…
Она нашла сигареты, сунула одну в рот и тут же выронила ее, не удержав в трясущихся губах. На глаза – в который раз задень – навернулись жгучие злые слезы. С минуту женщина крепилась, помня о только что наложенном макияже, но в конце концов не выдержала и разрыдалась, уронив голову на руль. Клаксон издал резкий гудок, Наталья выругалась и уже нарочно ударила по нему кулаком. На ее машину начинали оборачиваться прохожие. Охранник у банка не сводил с потрепанной «девятки» пристального взгляда. Наталья показала ему средний палец, благо, он не мог ее видеть.
– Я бы повесилась, – сообщила она тигренку-талисману, болтавшемуся под ветровым стеклом, – да не могу – вечером на работу. Ну теперь я точно отомщу! А ведь, кажется, за пять лет можно было узнать человека…
В приемной психиатра так крепко пахло свежемолотым кофе, что Генрих Петрович, как правило не обращавший внимания ни на какие запахи, кроме аромата своей трубки, удивленно принюхался, переступив порог комнаты.
– Юлия Львовна, хорошо бы проветрить. – Он открыл дверь в гардеробную и повесил на плечики плащ. – Через полчаса придет клиент. Сами знаете, у людей разные вкусы.
– Знаю, к сожалению, – проворчала верная секретарша, распахивая окно и ежась от потока свежего воздуха. – Вы слишком много думаете о чужих вкусах, вот мое мнение. Чашечку кофейку?
Генрих Петрович подошел к аквариуму и, постучав согнутым пальцем по стеклу, благодушно засмеялся:
– Удивительное самомнение у этих рыб! Они смотрят на тебя, как на низшую форму существования, и самое интересное, им постепенно начинаешь верить!
