Надежда оглядела приемную.
На стене против двери висела большая картина, на которой загорелые дети в тюбетейках и красных галстуках сновали по огромному полю хлопчатника.
– Странная картина, – осторожно проговорила Надежда Николаевна. – Я знаю, что вы увлекаетесь советским искусством, но все же покупать такие вещи… вряд ли эти узбекские пионеры соответствуют вашему представлению о прекрасном.
– А я ее не покупал. – Мясников усмехнулся. – Она мне досталась вместе с этим особняком. В нем ведь раньше находился Дом культуры работников текстильной промышленности, вот и висела соответствующая картина. Между прочим, это работа Нины Слепневой, называется «Пионеры Узбекистана на уборке хлопка». Ну, я и решил – пусть висит, все-таки Слепнева… конечно, это далеко не лучшая ее работа, но все же представляет определенный исторический интерес…
– Дом культуры текстильщиков? – переспросила Надежда. – И размер подходящий… на глаз, конечно… надо бы проверить…
– О чем это вы? – вяло поинтересовался Мясников.
– Виктор Иванович, а у вас, случайно, нет каталога той выставки советской живописи, на которой выставлялся автопортрет Слепневой? – Глаза у Надежды загорелись.
– Случайно есть, кураторы выставки мне прислали, как известному коллекционеру. – Мясников принес из кабинета цветной альбомчик. – А в чем дело? Вы меня заинтриговали!
– Сейчас, сейчас! – Надежда торопливо перелистала каталог, нашла автопортрет Нинкиной бабушки, прочитала аннотацию. – Холст, масло, сто десять на восемьдесят сантиметров… простите, а рулеточки у вас не найдется?
– Что? Рулетки? Да объясните же наконец, в чем дело!
– Сейчас объясню! Так есть рулетка?
– Лариса, у вас есть рулетка? – обратился Мясников к секретарше, которая наблюдала за происходящим с безмолвным удивлением.
– Сейчас… – Лариса выдвинула нижний ящик и протянула Надежде портновский метр. – Это подойдет?
– Сойдет! – Надежда схватила метр и вскочила на стол, откуда можно было легко дотянуться до картины.
Мясников и его секретарша следили за ней с удивлением.
– Так… так… – Надежда обмерила картину по ширине и по высоте и повернулась к Мясникову с гордым видом: – Сто десять на восемьдесят! Что и требовалось доказать!
– Да объясните же наконец, в чем дело! – потребовал Мясников.
– Вот в чем. – Надежда довольно ловко спрыгнула со стола, отдала метр секретарше и повернулась к Мясникову. – В дневнике Нины Слепневой написано, что она создала в одно и то же время два своих автопортрета – один в полуодетом виде, другой в обнаженном. Первый автопортрет был представлен на этой выставке… – Надежда помахала в воздухе каталогом. – Он принадлежит сыну Сергея Стрижакова, партийного деятеля, у которого в то время был бурный роман с художницей. Второй автопортрет считается утерянным…
– Ну да, времена были тяжелые… – проговорил Мясников. – Люди не то что картины, семьи теряли…
– Конечно, – поддакнула Надежда. – Однако Слепнева в своем дневнике пишет, что надежно спрятала второй автопортрет, причем упоминает текстильщиков. Пускай, говорит, они порадуются. Я еще понять не могла – при чем тут текстильщики? И еще она пишет, что оба портрета – одинакового размера…
– Что вы хотите сказать? – Мясников явно заинтересовался.
– Я думаю, что она спрятала свой автопортрет так, как может спрятать картину только художник – написав сверху другую картину, а именно – вот этих самых пионеров в тюбетейках на уборке хлопка. И подарила картину новому Дому культуры текстильщиков! Картина-то в тему им оказалась – все-таки хлопок…
– Вы уверены?
– Уверена! – Если у Надежды и были какие-то сомнения, она их спрятала поглубже, туда, где Мясников не смог бы их заметить. – Я же сказала вам – одинаковый размер картин, примерно одно и то же время создания, и главное – упоминание в дневнике текстильщиков… впрочем, зачем гадать, если мы можем очень просто проверить мою догадку!
– Проверить? Как?
– Ну, у вас же химическая фирма, в штате наверняка есть специалист, который сможет аккуратно снять верхний слой краски, чтобы посмотреть, что под ним.
Мясников еще колебался.
– Да что вас останавливает? – не сдавалась Надежда. – Эти узбекские пионеры не представляют большой художественной ценности, да они и не слишком пострадают, если расчистить маленький участок холста. Зато если под ними обнаружится автопортрет Нины Слепневой – это будет настоящее открытие!
– Ладно, уговорили! – Мясников повернулся к секретарше: – Лариса, попросите Балояна зайти ко мне. И скажите, чтобы прихватил набор растворителей…
Секретарша переговорила с кем-то по телефону, и через несколько минут в приемную вошел невысокий человек средних лет, с выразительными темными глазами и маленькой аккуратной бородкой, в белом халате, с чемоданчиком в руке.
– Левон Акопович, – обратился к нему Мясников, – видите эту картину? Постарайтесь расчистить маленький фрагмент, не повредив то, что под ним. У нас возникло предположение, что там, под верхним красочным слоем, находится другая картина.
Химик открыл свой чемоданчик и, не задавая лишних вопросов, приступил к работе.
Надежда смотрела через его плечо на картину.
Хотя она и была уверена в своей гипотезе, но какие-то сомнения все же оставались, и она волновалась – как бы не оказаться обманщицей в глазах Мясникова.
– Ну что, получается? – осведомился через несколько минут Мясников.
– Должно получиться, – ответил химик. – Верхний слой не закреплен лаком, так что снять его будет не сложно.
Балоян нанес ватным тампоном на маленький фрагмент картины бесцветную жидкость. Масляная краска размягчилась, красный галстук одного из узбекских пионеров превратился в бесформенное пятно буро-зеленого цвета. Затем химик осторожно смыл краску другим тампоном, расчистил участок холста и отошел в сторону.
Надежда пригляделась к картине.
На расчищенном участке проступила темно-каштановая прядь.
Надежда схватила каталог выставки, нашла автопортрет Слепневой и уставилась на фрагмент портрета, соответствующий расчищенному участку холста.
Там тоже были распущенные волосы художницы.
Надежда почувствовала торжество.
– Вы видите?! – Она показала репродукцию Мясникову. – Тут тоже ее волосы! Под этой картиной – второй автопортрет Нины Слепневой!
– Да, вы правы! – оживился Мясников. – Это очень интересно! Я приглашу профессионального реставратора, чтобы он полностью расчистил автопортрет… Однако… – он взглянул на часы, – где же Сергей? И где Георгий Шмелев?
И в это самое мгновение дверь приемной открылась.
На пороге стоял Сергей с вытянутым лицом.
– В чем дело? – недовольно осведомился Мясников. – Где Шмелев? Почему ты один?
– Дело в том… – замялся Сергей, опустив глаза, – дело в том, что я его не нашел.
– Что значит – не нашел? Как это не нашел? Что за детский ответ? За что я тебе деньги плачу?
– Извините, Виктор Иванович… в его отделе сказали, что он ушел в технический отдел, в техническом – что он в бухгалтерии, но туда он даже не заходил. Такое впечатление, что он сбежал…
– Вот как? – Мясников помрачнел больше прежнего, повернулся к Надежде и проговорил: – Боюсь, Надежда Николаевна, что вы и здесь оказались правы! Извините, мы вас на какое-то время покинем… Лариса, пойдемте, вы мне понадобитесь!
Вся компания во главе с Мясниковым покинула приемную.
Надежда осталась в одиночестве.
Она встала, подошла к картине и остановилась перед ней.
Вот он, тот второй автопортрет, о котором она читала в дневнике Слепневой… часть двойной картины, хитрая рама которой позволяла заменять один портрет другим, в зависимости от обстоятельств…
Слепнева писала, что сложная рама может быть разделена на две части и в каждой из этих частей устроен тайник. Сергей Сергеевич Стрижаков нашел тайник в своей части картины, но в этом тайнике не было ничего интересного, кроме писем покойной художницы.
Так, может, в этой части картины тоже есть тайник?
Надежда осмотрела массивную раму.
Темное дерево в изящной резьбе. На первый взгляд никаких подозрительных неровностей, никаких щелей или зазоров, никаких потайных кнопок и рычажков.
Надежда пробежалась руками по тщательно отшлифованной деревянной поверхности.
Что говорил Стрижаков? Где он нашел тайник? Кажется, в левом нижнем углу…
Надежда прощупала этот угол миллиметр за миллиметром – но не нашла там ничего подозрительного. Только тщательно вырезанные деревянные завитки.
Она отступила от картины на шаг и задумалась.
Как говорится, трудно найти черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет.
Может быть, в этой раме и нет никакого тайника, и она только понапрасну тратит время?
А если есть?
Надежда задумалась – где бы она сама разместила тайник, если бы в нем хранилось что-то по-настоящему ценное, а не просто пачка старых писем?
