- Ищу Надежду Серкову, - сказал он, показывая маленькую коробочку, перетянутую ленточкой.
- Подарок? - не то удивилась, не то восхитилась девушка. - Что же вы ей хотите подарить?
- Я лично ничего, - усмехнулся Апыхтин. - Я водитель. Мне поручено передать… Вроде какая-то у нее сегодня дата.
- Праздник? - опять удивилась девчушка. - Шестой этаж, там найдете, на дверях написано.
- Хоть в чем она?
- Сегодня? Сегодня она в джинсах и рубашке. Джинсы синие, а рубашка голубая. И губы бантиком.
- Бантиком? Это как?
- А вот так. - И девушка сложила свои губки так, будто собиралась свистнуть или поцеловаться.
- Понял, - кивнул Апыхтин.
По дороге, уже в кабине лифта, спохватился - плохо поступил, не надо бы вмешивать эту девицу. Коробочку он бросил в первую попавшуюся урну и в служебный коридор универмага вошел налегке. Заглянул в одну дверь, во вторую, третью. Надя Серкова оказалась за пятой. Он успел увидеть светлые короткие волосы, заметить голубую рубашку и, почувствовав, что вот сейчас, через миг, она поднимет голову, успел закрыть дверь.
- Простите, пожалуйста, - остановил он уборщицу со шваброй, - когда у вас обед?
- С двух.
- И все обедают прямо здесь, в универмаге?
- Стиральными порошками и зубной пастой? - расхохоталась уборщица. - В столовке через дорогу!
- Там же очередь!
- Три столика всегда нашим оставляют. Чтоб не похудели от трудов непосильных, - добавила она, и Апыхтин понял, что с собой в столовку ее никто не зовет и столик для нее никто там не накрывает.
Минут за десять до двух часов Апыхтин вошел в столовую, быстро нашел три свободных столика, на которых уже были выставлены салаты, и расположился невдалеке, сев вполоборота, чтобы невозможно было рассмотреть и запомнить его самого.
Женщины из универмага появились минут через пять после того, как часы на его руке пискнули, напоминая о том, что пошел третий час. Надю Серкову Апыхтин увидел и узнал сразу - она действительно была в джинсах и голубой рубашке мужского покроя. «Губки бантиком», - вспомнил он слова кассирши и отметил про себя эту маленькую подробность. Губы у Серковой были как бы припухшими, несколько выдаваясь вперед и придавая ее лицу выражение этакой милой капризности, которую все терпят и даже поощряют. Словно почувствовав его пристальный взгляд, Серкова обеспокоенно обернулась, осмотрела часть зала, снова обернулась, но Апыхтин каждый раз успевал наклоняться к тарелке.
Закончив с обедом, Апыхтин вышел, сел в свою машину и решил подождать, пока выйдут говорливые женщины, которых так волновали мексиканские сериалы, что они не забывали о них даже сейчас, между салатом и супом, между отбивной и соком. Их волновало все, и все они запоминали - машины, мебель, ковры, квартиры, лестницы на второй этаж, вырезы платьев у героинь, их бусы, кольца и браслеты, их хахалей необыкновенной красоты и страстности, со сверканьем глаз и потрясающей обходительностью. И понял Апыхтин, еще в столовой понял - до тех пор, пока все это они не получат, не быть им счастливыми, а поскольку всего этого им никогда не иметь, то и счастливыми не быть никогда. Через годы и десятилетия, чем бы их ни наградила жизнь, они навсегда останутся обиженными, несчастными, голодными, поскольку герои этих идиотских сериалов имели больше.
Женщины толпой вышли из столовой и направились к универмагу. Серкова отошла в сторонку и продолжала удаляться от основной группы. Апыхтин из машины хорошо видел, как она подошла к красному «жигуленку», открыла дверцу, но не села - что-то положила в бардачок, что-то взяла и, захлопнув дверцу, повернув ключик, быстрым шагом догнала своих более медлительных подруг.
- Ну, вот мы и познакомились, - пробормотал Апыхтин, трогая машину с места. - Осталось только представиться… Представлюсь, за этим дело не станет.
Еще когда Серкова возилась у своей машины, он высмотрел свободное место и, развернувшись на перекрестке, успел втиснуться рядом с красным «жигуленком» до того, как кто-то занял это удобное местечко рядом с универмагом.
Странные вещи происходили с Апыхтиным - он ни над чем не задумывался, ему все было ясно с самого начала, будто его действия были заранее кем-то продуманы и теперь ему оставалось только выполнять, не уклоняясь от первоначального замысла.
Остановившись рядом с автомобилем Серковой, он заглушил мотор, вылез из машины, открыл багажник, покопался там на случай, если кто-то внимательный и подозрительный наблюдал за ним из какого-нибудь окна, с улицы, из соседней машины, с крыши универмага. Нет, этот сверхпроницательный наблюдатель не смог бы обнаружить в его действиях никакой двусмысленности, ничего запретного.
Словно зная, что все будет вот так и никак иначе, Апыхтин заранее запасся шилом из темной, вороненой стали, чтобы не блеснуло лезвие на солнце и не привлекло бы внимания прохожих. Шило должно было без усилий войти в колесо соседней машины, войти достаточно глубоко, чтобы проколоть не только шину, но и добраться до камеры. А воздух должен выходить тонкой, беззвучной струйкой, чтобы не меньше чем за час колесо оказалось спущенным и легло бы железным своим ободом на мягкий, разогретый асфальт.
Убедившись, что в соседних машинах никого нет, что стоят они пустые и безжизненные, а находиться в них при такой жаре было просто невыносимо, он улучил момент, когда шило можно было воткнуть в колесо незаметно, как бы даже естественно, по необходимости.
После этого он забрался в свою машину, шило положил туда, где оно лежало, - у сиденья, внизу, с правой стороны, чтобы эту злую иглу в любой момент можно было взять и легко пустить в дело. Если до этого дойдет, конечно, если жизнь заставит.
Дальше события происходили так, будто Апыхтин уже обо всем знал заранее, проделывал это не один раз и всегда все у него получалось наилучшим образом. Машина Серковой стояла со спущенным задним колесом. Апыхтин расположился в своей машине на переднем сиденье, распахнув дверцу и выставив ноги наружу. В руках у него была газета - он с увлечением знакомился с уголовной хроникой города. Как он заметил, если кто и читал газету, то только криминальные новости или предложения колдунов и колдуний снять, навести порчу, приворожить кого-то, отворожить. Некоторые, правда, наиболее мистически могущественные, предлагали убрать родовое проклятие, намекали, что за дополнительную плату могут и проклясть кого угодно до седьмого колена. С газетных страниц смотрели зловещие колдуньи морды, от одного взгляда на которые пробирала дрожь. Но Апыхтин прекрасно видел, что рожи они, корчили перед фотоаппаратом для рекламы, что на самом деле это простые, а то и глуповатые люди, но смекнувшие, что все в нынешней жизни может быть фальшивым - и водка, и колдовство, всем можно заработать на жизнь.
Серкова подошла, когда часы показывали несколько минут девятого - сразу после закрытия универмага. Легким движением скользнула на сиденье и уже хотела было завести мотор, как Апыхтин, протянув длинную свою ногу, не позволил ей захлопнуть дверцу.
Серкова подняла глаза, улыбнулась.
- Вообще-то мне нравятся мужчины с длинными ногами, но не настолько, молодой человек.
- Мне тоже нравятся женщины с длинными ногами… И я всегда стараюсь сделать для них что-нибудь доброе.
- Не возражаю.
Она не торопилась, улыбалась спокойно, выжидающе. Апыхтин так давно не ухаживал за женщинами, что сейчас даже в этом своем положении чувствовал, что волнуется. Серкова выглядела женщиной раскованной, уверенной в себе, она могла, могла послать Юферева подальше с его сомнительными предложениями поимки преступников.
- Взгляните на свое заднее колесо, - сказал Апыхтин, сворачивая газету.
- Какой кошмар! Какой ужас! - воскликнула Серкова с неподдельной досадой. Красавица явно не знала, как ей поступить.
- У вас есть запаска? - спросил Апыхтин.
- Боюсь, что нет… Кажется, я ее уже использовала…
- Это плохо, - сказал Апыхтин. - Все-таки загляните в багажник.
- Да нету ее там, уже больше месяца как нету.
- Это плохо, - повторил Апыхтин. - У меня, например, есть.
- А у меня в кармане гвоздь, - бросила Серкова.
- У вас гвозди не в кармане, а в колесе. Ну что… Помочь?
Женщина некоторое время смотрела на Апыхтина с явной недоверчивостью, что-то смущало ее, что-то настораживало.
- Вы и в самом деле способны на добрые дела? - Это уже была просьба о помощи.
Когда-то, в далекие студенческие годы, Апыхтин участвовал в автомобильных перегонах и до сих пор сохранил способность быстро, даже красиво, заменить колесо в какие-то десять минут.
Что он с блеском и проделал.
- Круто! - сказала Серкова, глядя на свою машину, стоявшую как ни в чем не бывало с новым колесом. - Как будем рассчитываться?
