— Фердинанд, упакуй их в мой дипломат и приходи в комнату Стефании. Я буду там. Захвати еще несколько фигурок для дактилоскопии.
Через несколько минут Фердинанд застал Тропа за странным занятием: тот рассматривал еле заметное розовое пятнышко на простыне, которая прикрывала постель Стефании. Потом взял с туалетного столика небольшие ножницы и аккуратно вырезал пятнышко. На простыне образовалось небольшое отверстие величиной с пятицентовую монету.
— Это, пожалуй, серьезная улика против Стефании и спасение для Родриго,— последние слова комиссар произнес холодно, видимо, устыдившись возбуждения в голосе,— а тебе сегодня придется подежурить здесь. Печать и контрольную нитку от черного хода оставишь в таком же состоянии, как сейчас. Визит к Стефании отложим на завтра: я думаю, что она этой ночью сама пожалует сюда.
— Стефания?!
— Да, Стефания.
— Значит, убийца она?
— Нет, ты же сам проверял ее алиби, но убийство произошло не без ее участия. Мы отвезем в управление для срочной экспертизы фигурки с отпечатками пальцев и частицу простыни с каплей красного вина. Захвати еще тюбик губной помады со столика Стефании, на нем обязательно должны быть отпечатки пальцев служанки; другой возможности у нас пока для сравнения нет.
— Эдвард, а почему у вас вызвало подозрение это пятно на простыне?
— Подождем экспертизы, Фердинанд. А пока эксперты будут работать с материалом, я хотел бы повидать садовника Криса Норта. Вдруг он нам сможет поведать немало интересного, хотя его и не было здесь в день убийства. Разговор с Крисом займет немного времени, так что ты можешь поехать со мной. Затем будешь отсыпаться, чтоб ночью не сомкнуть глаз!
— Почему вас заинтересовал этот садовник?
— Потому что люди, соприкасаясь с природой, обладают исключительным звериным чутьем. . Впрочем, посмотрим...
7. ИСТОРИЯ МЕДНОГО ПОЛКОВОДЦА
Договорившись со специалистами о срочной экспертизе, Троп погнал машину по улицам Дортинга, стараясь ускорить встречу с садовником.
— Кажется, приехали,— сказал комиссар, останавливая свою малолитражку около невысокой чугунной ограды, за которой в окружении фруктовых деревьев и пышных цветов виднелся небольшой одноэтажный домик. Троп вышел из машины и нажал кнопку звонка на калитке. Тотчас же из домика выбежал крохотный старичок и суетливо засеменил навстречу.
— Вы представители издательства? Очень, очень оперативно. Признаюсь, не ждал вас так быстро. Значит, вам понравились мои исследования об Аврааме Линкольне?
— Простите, мистер Норт, но мы из полиции. Я комиссар Троп, а это мой помощник лейтенант Блэз. Я хотел поговорить с вами по поводу убийства миссис Скалацца. Ведь вы ухаживали за ее цветами и могли кое-что видеть из того, что нас интересует.
— Да-да, конечно, я вам все расскажу, меня уже допрашивали в полиции. Но сейчас вы не очень кстати— продолжал суетиться Норт, приглашая нежданных гостей в дом,— я сейчас работаю и боюсь потерять мысль. Я пишу историю Дортинга. Что, удивлены ? Конечно удивлены. Еще бы! Какой-то садовник и пишет книги. Но это мое единственное увлечение; цветы — это работа! Я сказал, что вы пришли некстати, но теперь я думаю, что наоборот — это очень даже кстати. Я только что закончил главу новой книги: о памятнике, который украшает нашу главную площадь. Вы не можете не знать этот памятник, он поставлен в честь великого полководца Тэля Эшо.
Сейчас я прочту ее вам. Эта глава — бомба, от ее взрыва развалятся все школьные учебники по истории Соединенных Штатов Америки. Мне удалось докопаться до истинных событий, имевших место в то интересное время.
— Мистер Норт,— попытался перебить его Троп,— мы немного спешим и хотелось бы сначала задать вам несколько вопросов, а в другой раз мы специально приедем к вам послушать эту удивительную главу.
— Нет-нет,— занервничал Крис Норт,— садитесь вот сюда; я все же вам сначала прочту, это займет немного времени, не более получаса. Мне не с кем поговорить и поделиться своими мыслями в процессе создания той или иной вещи, и от этого страдает качество моей работы.
Троп выразительно посмотрел на Фердинанда, давая понять, что придется выслушать этого одичавшего ниспровергателя педагогических основ. Они находились в бедно обставленной комнате, в которой, кроме множества книг, кровати, стола и нескольких стульев, ничего не было.
— Сейчас-сейчас,— скороговоркой пробормотал Норт, стараясь соединить с десяток разрозненных листков,— понимаете, я пользуюсь не только официальными документами, но и теми сведениями, которые по крупицам передаются из поколения в поколение. Я развенчал миф об этом Тэле Эшо, я взорвал памятник без динамита!— голос Норта достиг третьей октавы,— я придал добытым сведениям литературную форму и добавил немного юмора, он скрашивает неприглядный фон истории, которая произошла около двухсот лет тому назад, когда американцы верили в свободу и дрались за нее с англичанами!— Норт бросил на переносицу очки в металлической оправе: «Слушайте!»
— Каждый город должен иметь свою историю. Если ее нет, то ее пишут, а если она у города есть, то последующие поколения все равно изменяют ее в угоду новым вкусам и веяниям, зачастую реабилитируя лиц, названных их предками негодяями, и, свергая с пьедесталов тех, кто был в прошлом вознесен на самую вершину. Ведь история и ложь, по словам древнего философа, дети одной матери — цивилизации, и одного отца — тщеславия.— Ну как?— Крис Норт гордо вскинул голову,— это только начало, они у меня попляшут! Они надолго запомнят, кто такой Крис Норт!— Троп выразительно, с иронией посмотрел на Блэза, приложив палец к губам.
— Лучше всего, когда у города вообще нет никакой примечательной истории; тогда ее создают ученые в тихих норах своих кабинетов, и удивительно терпеливая бумага выдерживает грохот несуществующих сражений, свист десятифунтовых чугунных ядер и атаки давно умерших горожан со шпагами в руках, с презрением плюющих в лицо врагу вишневые косточки. Ржанье насмерть перепуганных лошадей, пороховой дым. зачернивший солнце, слава и честь на конце шпаги и Виктория,— вот что тянется за волнистой линией слов под податливым, в руках историка, пером из крыла того самого гуся, предки которого спасли Рим! Впрочем, перо может быть и стальным, и золотым; это не меняет суть дела.
В Дортинге, городе с историей, созданной по тем же рецептам, по которым кондитер создает торт, застраивая его башнями из крема и мармеладовыми садами, центральную площадь занимает дворец правосудия с древнегреческой богиней Фемидой из желтоватого мрамора. Городская молодежь, малопочитающая закон, из озорства или более осознанных побуждений отшибла и унесла весы богини правосудия и половину карающего меча. Обломанный меч больше походит на крест, и Фемида в этом, непредусмотренным скульптором варианте, походит на печально бредущего по пустыне Иоанна Крестителя. Повязка на глазах еще больше подчеркивает трагичность богини, олицетворяющей правосудие Дортинга.
Дворец правосудия начинал строить архитектор из Италии, поклонник Ренессанса, но не закончил его, обиженный на скаредность местных властей; продолжал строительство немец, приверженец тяжеловесной и мрачной готики. Долго ломал голову немец над проблемой, как вписать готическое продолжение в кружевное начало. Заканчивал дворец веселый галл из Бордо, придав завершению легкомысленный и воздушный вид. В итоге получилось немыслимое сооружение, опровергающее все архитектурные каноны и непонятно каким образом удерживающееся на земле в вертикальном положении.— Ну как?— голос Норта дрожал от возбуждения. Троп одобрительно кивнул головой.
