Заместители министра выступали бодро. Каждый заверял, немножко обличал, а потом клеймил отдельные факты.
– За год мы вскрыли девять фактов коррупции. Так в Омске за взятку в виде парфюмерного набора директор заводского общежития разрешила проживание семейной пары… Аналогичный случай произошел и в Хабаровске…
Мамаев почти не слушал эту галиматью. Он занялся веселым делом. Пока его замы докладали, он по памяти оценивал их имущество и текущие расходы… Квартира в Питере, две в Москве, особняк в Завидово, три элитных машины, дочки в Оксфорде. Всего набралось на тридцать три миллиона. А зарплата его за все пять лет и на половинку лимона не тянет. Максимум – на два ломтика… Это у того, кто клеймил «позорный случай в омском общежитии»… Вот взять бы сейчас, да и спросить: «Откуда деньги, Петя»?
Спросить-то можно. Но он ответит на одесский манер – вопросом на вопрос. Он скажет: «А у тебя откуда, Никита Сергеевич? Откуда коттедж на Рублевке, откуда подлинники импрессионистов на стенах»?
Вот поэтому никто и не спрашивает. У всех, кто может спросить – рыло в пуху по самую макушку… А народ безмолвствует.
Естественно, что министр Мамаев взятки брал. Иначе он был бы белой вороной, и стая его вытолкнула бы или заклевала… Так происходит всегда и везде. Ни одна нормальная компания не терпит трезвенников. Если ты на банкете, то пей! Или прими стакан, или вон за дверь.
Естественно, Никита Сергеевич брал взятки, но с огромным внутренним протестом, с омерзением и с небольшим страхом. Даже не страхом, а так – с легким опасением.
После получения очередного отката, он три дня гневался на весь мир. На того типа, который ему дал. На себя, который взял. На беззубые органы, которые не могут пресечь это зло. На природу, у которой бывает плохая погода… Потом он в полном одиночестве шел в церковь. Непременно в маленький храм на окраине. И непременно в сумерки, после захода солнца.
Мамаев целый час с поникшей головой стоял перед Николаем Угодником и чувствовал, как в свечном дыму и в запахе ладана растворяется его грех. Душа очищалась для новых свершений.
Перед уходом он ставил перед алтарем самую толстую свечу, и на этом его терзания завершались. Он выходил из храма приближенным к богу – безгрешный и даже немножко святой.
К жене Никита Сергеевич давно уже привык как к необходимому атрибуту жизни. Как к одежде или к электричеству. Эти вещи не любят – с ними просто живут.
Тяги к женскому полу Мамаев никогда не испытывал. Не в смысле дурной ориентации. Позывы у него были традиционные, но очень слабенькие. Даже в начале семейной жизни он мог вдруг вспомнить, что уже месяц не выполнял свой супружеский долг. А это нехорошо – долги надо платить… Он вздыхал и пытался заплатить, а жена вздыхала и брала плату, считая, что в этом её горькая женская доля… Но это было раньше. Сейчас Мамаев имел трехлетнюю задолженность. Без всякой надежды заплатить… И детей у них не было. Возможно, из-за этого самого. Он ни разу не попал в нужный период. Стрелял редко и все время в молоко…
Никита был искренне благодарен теще за тот спектакль на даче. Без него он до сих пор мог бы жить холостяком… Двадцать пять лет назад мамаша великовозрастной Лили уговорила потенциального жениха посетить их загородный домик на шести сотках.
Чуть не силой матушка заставила Мамаева остаться ночевать. После ужина с шампанским начали размещаться. Две комнатки наверху достались Лиле и Никите. А режиссер ночного спектакля залегла внизу.
Где-то в час ночи молодой ученый проснулся от шороха и мерцающего света. Открыл глаза – перед ним со свечой в руке стояла очень милая испуганная девушка. Такую он никогда не видел – распущенные волосы и прозрачная ночная рубашка чуть пониже пояса.
Лиля присела к нему на кровать: «У меня там мотылек летает. Я так испугалась. Можно, Никита, я у вас пережду, пока он улетит».
Сказала и юркнула к нему под простыню. Обняла, прижалась, затрепетала, распаляя его теплом своего тела… Распалиться он не успел. Он вообще плохо разгорался, а тут еще и времени не было.
Лестница затопала, заскрипела, и в комнату коварного соблазнителя ворвалась будущая теща. Она билась в истерике и кричала в открытое окно: «Какое несчастье… О, моя невинная девочка! Что сделал с тобой этот негодяй… Вы, Никита, как честный человек обязаны… Я не вынесу позора… Завтра идем в ЗАГС. Свадьба через две недели. Я уже обо всем договорилась».
Завершив коллегию о разгроме коррупции министр Мамаев сразу поехал на Рублевку. Суббота все-таки…
Уже по первым вкрадчивым интонациям жены он понял, что предстоит трудный разговор.
– Никита, я приказала баньку истопить. Пойдем?
– С удовольствием!
Елизавета Егоровна четко усвоила уроки мамаши. Мужика нельзя брать нахрапом. Надо создать обстановку, разогреть, распалить и тогда уже хватать. Брать тепленьким!
Министр лежал на спине весь в мыле, а Лиля усердно терла его живот. Не чем ни будь, а натуральной губкой, привезенной из Греции.
– Ты слышал, Никита, твой зам Чаусов своей жене бриллиантовый гарнитур купил.
– Ну и что?
– Алмазики по три карата.
– Ну и что?
– Ты в армии служил, Никита?
– Бывал на сборах. Ну и что?
– Ты видел, какие звезды у генерала, а какие у полковника… Представь, Никита, собирается толпа офицеров. Целый полк или даже рота. И выходит к ним генерал с одной маленькой звездочкой. Как у простого лейтенанта.
– Не понял я твою аналогию… Ты что на одном месте трешь? У меня дырка в животе будет. Пониже давай!
– Не волнуйся – тебе вредно… А аналогия в том, что ты на своем месте генерал, а твой зам Чаусов – полковник. И нельзя допустить, что на его Нинке по три карата будут светиться, а твоя бедная жена должна в полуторных ходить. Как лейтенант какой-то… Перевернись на живот!
Мамаев встал, оглядел голую жену, заляпанную хлопьями мыла, и понял, что она в чем-то права. В их кругу все происходило по правилам. По понятиям! По ранжиру… Он же специально построил коттедж чуть меньше, чем у зампреда Правительства. А у Чаусова чуть меньше, чем у него. Значит, и в бриллиантах должно быть соответствие… Он зачерпнул ковш холодной воды и плеснул на свой горящий красный живот. Почесал затылок и плюхнулся на лежак, подставляя Елизавете министерскую спину и все остальное.
– Никитушка, я уже была у ювелира и купила чудесный комплект… Купила, но пока не оплатила. Деньги нужны через три дня.
– Сколько?
– Полтора миллиона.
– Рублей?
– Дурак!
– Значит долларов… И где я тебе их возьму?
– У Храповицкого. Ты же говорил, что он тебе два миллиона обещал.
– Замолчи, Лиля! Об этом даже и не думай! Он мне взятку предлагал… Ты знаешь, какой будет ущерб для государства, если я подпишу ту бумагу для Храповицкого?
Даже спиной Никита Сергеевич почувствовал, что легко ранимая Лиля начинает плакать – хныкать и подвывать. Этого он никогда не мог вытерпеть.
– Не надо, Лилечка, не плачь.
– Нет, надо! Буду плакать… Тебе всегда государство важнее, чем я. Не те времена, милый! Сейчас человек важнее… А ты и так мне всю жизнь испортил. Я секса хочу, а что ты мне можешь дать?
– Вспомнила! Раньше надо было… Мне уж шестьдесят.
– А мне пятьдесят. Самый разгар. Я баба-ягодка опять…
– Это, когда сорок пять – баба ягодка опять.
– А я, Никита, поздно начала этим заниматься. Вот и сдвиг произошел… Короче, выбирай – или активный секс, или берешь деньги у Храповицкого.
Оба они хорошо понимали, что реального выбора у Мамаева не было. Взятку он мог бы взять запросто. А вот со второй альтернативой не получилось бы ни при каких обстоятельствах.
– Хорошо, Лиля. Я возьму эти грязные деньги. Но только и на тебе грех будет.
– Согласна! Через недельку вместе в церковь пойдем. Будем вместе грешить, вместе каяться… Хочешь мне шею намылить?
Она с трудом уместилась на топчане, подставляя свое весомое складчатое тело под натуральную греческую губку.
Легкий массаж доставлял удовольствие. Лиля урчала и улыбалась, вспоминая, как ловко она решила проблему… Мама правильно говорила: нельзя давить на мужика. Надо всегда оставлять за ним право выбора.
* * *
Звонок в квартире Арсения Хрекова пел соловьем уже четверть часа, но хозяин не откликался.
Сытин и Верочка спустились вниз и уселись на лавочке у подъезда. Очень не хотелось уходить с пустыми руками.
Двор был пустынным. Где-то на детской площадке дородная бабушка с двумя внуками и бомж, шедший прямо на них. В его глазах было не просто любопытство, а конкретный интерес.
– Вы не Арсения ждете?
– Да. Но как вы догадались?
– Не вы первые… Вы что предпочитаете: водку или виски?
– Мне, пожалуйста, коньяк, а вот Верочке шампанское, если можно.
– Можно! Давайте деньги… Тысячи вполне хватит. Ждите за тем столиком, что у гаражей.
