Это был уже знакомый ему шелестящий, с металлом, голос. Филонов остановился.
Сквозь завесу цветущей ширмы на него было направлено дуло пистолета.
— Надо полагать, меня встречает сама хозяйка?
— Вы догадливы!
— Извините, мадам, что я без приглашения. Давно хотел с вами встретиться!
— Кто вы?
— Визит вежливости… Всего лишь поговорить!
— Кто вы?
— Видите ли, меня мучают сомнения…
— Кто вы?
— Всего-навсего детектив.
— Ах, вот что!
— Не бойтесь…
— Я боюсь?! — шелестящий шепот превратился в смех. — Хочу рассказать вам одну старую сказку, детектив…
— Сказку?
— Да. Солдат пошел на базар и по дороге встретил Смерть. И та…
— Знаю, знаю! Солдат взял самого быстрого коня и ускакал за тридевять земель, далеко-далеко, в Самарканд.
— Верно!
— Это замечательная история! — похвалил несостоявшуюся рассказчицу Дамиан. — Но я ее уже слышал.
— Тем более, если слышали! Встречи назначаю…
— Понятно. Я так и подумал, — кивнул Дамиан. — Орудие судьбы, мадам?
— Если угодно.
— На посылках у того, кто и назначает все встречи? Рок? Судьба? Это вы имеете в виду?
— Если угодно! Сейчас я продемонстрирую вам, как это происходит.
«Браунинг» был наведен на Дамиана. Оставалось только нажать курок.
— Но тем не менее… — вздохнул детектив. — Неужели нельзя просто поговорить?
— Поговорить? Уж не возомнили ли вы, что поймали меня и одержали победу, детектив?
— Я, помилуйте… Победу? Поймал? Ну, что вы… Мне отвратителен сам момент «выведения на чистую воду». И эти сцены, когда сыщик оказывается в роли судьи — хватает злодея за шиворот и победоносно вопрошает: ну что, попался ты мне, допрыгался? Очень пошло! Просто поговорить нельзя разве?
— Уходите, или я убью вас.
— Что ж, кажется, здесь становится душно, — Дамиан приложил носовой платок ко лбу, вытирая выступившие капельки пота, и направился к выходу.
— Я ухожу. Спите спокойно. Если сможете!
Ему ничего не стоило обезвредить «паучью лапку» — ее хватка была почти бессильной. Но есть вещи, до которых невозможно опускаться мужчине, даже если он инопланетного происхождения.
После ночного приключения, не заехав домой, детектив направился сразу в офис. Включил кофеварку…
Уже занималось утро.
Арина появилась в свои положенные девять.
— Какой солнечный разгорается денек! — с порога объявила она. — Прохладно еще, конечно, на улице, но уже как-то по-весеннему. Там, где нет ветра, и вовсе тепло.
— Да, раннее утро, а в офисе уже душно, — заметил Дамиан.
— На подоконнике совсем лето! — Стэплтон подошла к своим цветам. — Солнце жарит сквозь стекло — будь здоров!
И она приоткрыла окно, чтобы разогнать духоту.
* * *
Солнце жарило с самого утра.
Но в этот день в ответ на показания солнечных датчиков жалюзи и маркизы не опустились автоматически, защищая сад от солнечных лучей. Зато, напротив, вопреки предписанным правилам автоматически втянулись, захлопнулись стеклянные форточки и люки, как будто убрались закрылки у самолета.
Насосы, вместо того чтобы подавать прохладный воздух, необъяснимым образом блокировали его поступление.
Что-то случилось с автоматикой. Что-то случилось с великолепной системой микроклимата, созданной Вольфом Бреннером.
И в полдень, когда майское солнце было в зените, температура стеклянных поверхностей зимнего сада достигла непереносимых человеческим организмом показаний. Воздух нагревался в пространстве между жалюзи и стеклом, но не мог вырваться наружу. Тепло накапливалось с самого утра.
Первой скукожилась, будто к ней поднесли спичку, Дракула химера. Ее нежные тычинки поникли и будто обуглились. На воздушные цветки каллиандры словно пахнуло жаром пустыни…
Солнечная печка сжигала сад.
Тонкие скрюченные пальчики потянулись к кнопке звонка. Но на вызов никто не откликнулся.
«Сиделка взяла расчет… — вспомнила она. — В доме есть еще люди… охрана… повар, в конце концов… Почему никто не откликается? Куда все подевались?»
Температура в оранжерее повышалась, как в сауне.
Стеклянный купол накалился до белого слепящего блеска.
Солнечные лучи стекали по округлым поверхностям купола. Плавильня…
Когда-то, когда она еще могла путешествовать, она бывала в таких городах. И, замкнутая в кубическом пространстве отельного номера, она иногда думала: что, если изощренная система кондиционеров вдруг откажет? Пятьдесят градусов в тени, а на солнце…
«Солнце… Азия… Как будто какой-то восточный город с плавящимися на беспощадном солнце куполами… — От невероятной духоты нить ее рассуждений терялась. Горячим сухим жаром сжигало дыхание. — Помощи ждать, кажется, не от кого…»
Светило словно замерло на синем, без единого облака, небосклоне. И солнечная печка, в которую превратился зимний сад, продолжала свою неумолимую работу.
«Словно немыслимо жаркий восточный город… — беспомощно глядя на расплавившийся до золотого, огненного блеска купол, думала она. — Неужели Самарканд?»
Труп Таировой обнаружила прислуга.
После того как милиция закончила осмотр дома, Дамиану и Арине тоже разрешили посмотреть. За них похлопотал Захаров. К тому же милиция не нашла в смерти хозяйки особняка ничего криминального.
— Войдем?
Дамиан и его помощница остановились перед дверью зимнего сада.
— Погодите… — Арина с опаской смотрела на дверь, словно за ней, среди великолепия зимнего сада и оранжерейных цветов лежало чудовище. Некто с протезами вместо рук, похожими на усохшие лягушачьи лапки, в скрюченных, словно сведенных судорогой, «пальчиках» которых зацепился нежный белый лепесток орхидеи. Именно в таком положении нашли Таирову.
— Это несчастный случай, босс?
— Ее убили, Стэплтон.
— Убили? Но кто?
— Ее убил безобидный, тишайший садовник Бреннер.
— То есть?
— Он сделал это по приказу Захарова, я думаю.
— Как?
— В зимнем саду автоматическое регулирование микроклимата. Дело в том, что сад быстро реагирует на изменение атмосферных условий. Если автоматическая система регулирования не сработает — солнечное излучение приводит к перегреванию.
— И?
— Они выбрали для убийства солнечный день! Расчет был именно на солнечный день, понимаете?
Бреннер что-то сделал с умной автоматикой. Вывел из строя или перепрограммировал. Уменьшать или увеличивать обогрев можно с помощью специального устройства. И плюс солнце! И солнце, которое в полдень разогревает стекло до семидесяти градусов, никак не меньше.
— Понятно.
— Температура в оранжерее повышалась, как в сауне. Пока не достигла критической отметки. Расчет был на беспомощность Таировой! Из дома, очевидно, заблаговременно удалили всех, кто мог бы прийти ей на помощь. Всю обслугу, включая в первую очередь Цветкову…
— Вот так садовник!
— Люди Захарова заставили Бреннера это сделать. Под страхом смерти, конечно. Какой еще страх может заставить нормального человека согласиться на такое преступление? Аня Сковородина жаждала мести. И ее желание осуществилось.
— Значит, теперь Таирова — и жертва, и палач?
— В одном из этих утверждений вы правы.
— В одном?
Пожухший загубленный сад, порог которого переступили Арина и Филонов, выглядел так, как будто по нему пронесся жаркий ветер из пустыни. Теперь в нем трудно было узнать «рай Иеронима Босха».
— А вот и наша Химера! — глядя на высохший шуршащий цветок орхидеи, произнес Дамиан. — Знаете, Стэплтон, людям, страдающим от недостатков своей внешности, рекомендуется окружать себя красивыми вещами. Ощущение неполноценности может излечиваться красотой. Например, актриса Барбара Стрейзанд, которую природа не наградила тривиальной, банальной женской смазливостью, зато наградила «нестандартным», по ее словам, носом, преодолела комплекс некрасивости именно таким образом. Все, что окружает знаменитую актрису, — все вещи, вплоть до носового платка, — изысканно красивы.
— Вот как?
— Возможно, вначале это был совет психолога, — продолжал детектив. — Ведь Таировой надо было как-то жить дальше после того, как автокатастрофа так обезобразила ее. Вмешательство пластических хирургов в таких случаях уже бессмысленно. И вот из ее дома исчезли зеркала. Зато появился прекрасный сад. Она почти все время проводила в своей оранжерее. Выполняя, очевидно, рекомендацию: жить среди красоты. Среди красоты и ароматов диковинных цветов.
— И такие убийства! Находясь в настоящем раю, она обдумывала чудовищные замыслы. Способность человека наслаждаться чем-то прекрасным вовсе не исключает, что он способен и на нечто ужасное, правда, босс? Под прекрасную музыку Баха творились ужасные вещи.
