Потом я снова принялась за переписку, задерживая взгляд на каждом письме ровно на столько, чтобы удостовериться, что это не то, что я ищу, прежде чем взяться за следующее. Мне потребовалась пара часов, чтобы найти все, хотя дальнейшее доказательство и не требовалось. Просто мне необходимо было выяснить кое-что еще.
Найдя искомое, я почувствовала себя просто отвратительно, сидя в этой тесной читательской кабинке. Как только смысл всего улегся в голове, мне стало просто физически плохо. Я затеяла все это потому, что хотела выяснить, что случилось в ту ночь, когда умерла Анна. Где-то в ходе событий (было достаточно легко вычислить этот момент) целью стало доказать, что новый мужчина в моей жизни прав, что венера подлинная, что дневники были настоящими, что человек был настоящим. Сидя тогда в пещере в горах Бюкк, я так сильно в это поверила. И теперь я узнала, что это не так, все не так. Несоответствие было таким чудовищным, что я удивилась, почему я — единственная, кто это заметил. А возможно, я не была таковой. Эта мысль превратила мое сердце в кусок льда.
Правда была вот в чем. По крайней мере, три раза, в разное время, в разные события 1900 года Пайпер был отмечен на собраниях в «Ручье и Зайце», и в то же самое время были записи в дневниках либо из Будапешта, либо из Лиллафюрэде. Пайпер не только не был автором дневников, рассказывающих о нахождении Мадьярской венеры, он даже никогда не ездил туда.
Все было ложью. Это было ложью тогда. Это было ложью сейчас. Я не смогла соотнести взгляды автора дневников со взглядами присутствующего на заседании в клубе «Калвариа» человека, потому что они были разными. Пайпер все время врал: о путешествии в Будапешт, о написании дневников, об обнаружении пещеры, скелета, венеры. Все — ложь, просто и ясно.
Он взял эскизы, детальное описание проекта и череп и присвоил себе. И если Пайпер солгал, значит, солгал и Кароль Молнар. И если Кароль солгал в этом, все его слова были ложью. В мгновение ока мое разочарование перешло в ярость. Я решила унизить этого человека за то, что он обманул меня и всех остальных. Когда я разделаюсь с ним, он вообще никогда больше не сможет найти себе приличную работу.
Я попросила Хилари проводить меня к ксероксу. Я хотела удостовериться, что у меня на руках будет изобличающее доказательство. Покончив с этим, я попросила разрешения воспользоваться ее компьютером для выхода в интернет. Мне потребовалось всего три минуты: я зашла на сайт Бритиш Телеком и была готова отправляться в путь. Я видела, что ее мучило любопытство, что же такое произошло. Возможно, я раскраснелась.
Наконец, я позвонила в авиакомпанию, чтобы поменять рейс. Добравшись до номера в отеле, в котором я остановилась предыдущим вечером, я оставила для див сообщение, что остаюсь здесь еще на одну ночь. Для Кароля я никакого сообщения оставлять не стала.
Я знала, кто написал дневники. Я все еще не выяснила, кто довел Анну Бельмонт до самоубийства, хотя знала почему. И я не знала, кто убил Михаля Коваша. Но я знала, что за всем этим что-то скрывалось, что-то настолько ужасное, что трудно было вообразить.
8 января
Все мои надежды и мечты обратились в прах. Более опытные и осведомленные, чем я, люди уверили, что мы обнаружили скелет человека, который умер не более двухсот лет назад. Вероятнее всего, это цыган, представитель кочующего по этой территории народа. Мне также сказали, что цыгане — весьма агрессивны, склонны к насилию и прочим преступлениям, что, возможно, и объясняет удар, нанесенный этой почившей душе. Мне очень трудно принять это, несмотря на все благие намерения и великолепные знания людей, поддерживающих это мнение. Я знаю цыган и не считаю их более агрессивными, чем остальные члены общества. Но ближе к делу. Из своего опыта могу сказать, цыгане никогда не носили ничего такого, что напоминало бы бусы, захороненные вместе с человеком в пещере. Проверив гипотезу с цыганами, несмотря на предупреждение не делать этого, у меня появилось подтверждение, что никакого обычая наносить рисунки красной краской на тела их погибших соплеменников не существует.
У меня была надежда, что это открытие предоставит мне возможность присоединиться к кругу людей с похожими интересами и, возможно, позволит увеличить свой доход посредством преподавания. Вместо этого меня отвергли те, чье одобрение мне было так нужно, и, что еще хуже, у меня почти не осталось денег.
Полагаю, мне стоит признаться себе, что Т. так и не приедет. За работой не замечаешь, как летит время. Без сомнения, мои надежды были необоснованными. Боюсь, что над моей головой снова сгущаются тучи, и у меня нет уверенности, что на этот раз мне удастся все пережить.
20–21 сентября
Следующим утром я уже была в аэропорте Гатуик, взяв билеты на рейс до Эдинбурга. Я знала, кто написал дневники. Это был простой метод исключения. Все-таки они были написаны по-английски. Согласно автору дневников, в команду на раскопках входили: Золтан Надашди, сын землевладельца в Будапеште и Лиллафюрэде, Петер и Пал Фэкэтэ, сыновья Фэкэтэ Нэни. Из дневников было совершенно ясно, что никто из них не говорил на английском. Да даже если они и говорили, а в то, что они могли писать с такой легкостью и плавностью на втором, а, возможно, и третьем выученным ими иностранном языке, было практически невозможно поверить. Оставался только один член команды — С.Б. Морисон. Личность этого человека не была идентифицирована: никаких прилагательных или описаний не было соотнесено с этим именем. Да это и не нужно было, так как С.Б. Морисон и есть автор дневников.
За подписью С.Б. Морисон в музей Брэмли было послано три письма. Одно с просьбой исследовать череп и теории относительно его возраста, в другом сообщалось, как он будет доставлен и что эскизы скелета, сделанные на месте обнаружения, были отправлены вместе с черепом, что позволит господину Пайперу понять, как он выглядел при обнаружении. Ответ на запрос содержался в дневниках: скелет принадлежал цыгану, умершему всего двести лет назад. В третьем письме, печальном, содержался запрос на работу в Брэмли, учитывая стесненные обстоятельства автора письма. Уверена, что положительного ответа на это письмо так и не последовало.
Эти выводы напрашивались сами собой, стоило только избавиться от заблуждения, что Пайпер — автор дневников. Все ключи к разгадке находились в самих дневниках. Например, с самого начала автор рассказывает о приезде в Лондон, а потом в Будапешт. Пайпер жил в Лондоне. Ему изначально не нужно было ехать в Лондон. Было еще несколько подсказок, которые я пропустила, как и все остальные читатели.
В письмах за подписью С.Б. Морисон Пайперу были указаны адреса и в Эдинбурге и в Будапеште. Я просто зашла на онлайн директорию «Бритиш Телеком», ввела имя и адрес в Эдинбурге и выяснила, что там действительно проживает С.Б. Морисон. Из своего номера в отеле в Лондоне я позвонила по указанному на сайте телефону и пообщалась с очень милой женщиной. Я рассказала ей, что веду исследование фамилии Морисон, пишущейся с одной «р», поскольку это необычное написание, и что меня очень заинтересовал путешественник С.Б. Морисон, который находился на территории Восточной Европы примерно в 1900 году с целью какого-то научного исследования. Через пять минут я была уже приглашена на чай.
* * *
В аэропорте я взяла такси и поехала в городской коттедж на Мори Плэйс, небольшую улицу, где милые дома в григорианском стиле полумесяцем окружают частный парк. Это место располагается, как его часто называют, в Новом городе, хотя «новый» в данном случае относительное понятие. Когда я позвонила в дверь, мне открыла дверь пожилая женщина (на вид ей было далеко за восемьдесят). Ее волосы, когда-то рыжие, теперь поседели. У меня сложилось впечатление, что они только что уложены, возможно, как раз к моему приезду. Я протянула ей свою визитку и меня проводили в довольно темную гостиную. На стуле у окна сидел мужчина, его нога была в гипсе, костыли были прислонены к пианино.
— Присаживайтесь, — предложила она. — А это мой юный сосед Найджел, — представила она его. — Найджел, а это… ооо… я забыла ваше имя.
— Лара Макклинток, — напомнила я. — Здравствуйте.
«Юный» Найджел, которому было уже за пятьдесят, с трудом встал со своего стула и пожал мне руку.
— Вчера вечером я нашла альбом, — сказала она, наливая мне чай. — Когда попьете чай с печеньем, я покажу вам фотографии. Там есть и письма. Как вы узнали про мою тетю Селену? — поинтересовалась она. — Никто до вас о ней не спрашивал.
Вот оно! Дело в том, что, когда я перечитывала дневники накануне вечером в свете того, что теперь знала, до меня дошло: мне с самого начала следовало бы догадаться, что изначально они были написаны женщиной. Кароль упустил это, Фрэнк проглядел, но я-то не должна была. Все это сильно напоминало загадку, которую загадала нам Сибилла, когда мы в первый раз собрались все вместе всего несколько недель назад. История про человека и его сына, что попали в аварию; мужчина погиб, а хирург отказался оперировать своего сына. Хирургом конечно же была женщина. Мы просто не учли, что в 1900 году исследователем и ученым могла быть женщина. Но это становится таким очевидным, когда читаешь дневники без всяких предрассудков. Т. — был ее возлюбленным. Это было так очевидно! Можно было отважиться предположить, что он был женат. Вот почему она не вышла замуж. Она отправилась в Будапешт не потому, что это было очевидное место, чтобы найти доказательства существования древнего человека, но потому, что она хотела быть с ним. То, что по близости были известняковые пещеры, должно быть, было счастливым совпадением.
