Приблизительно полчаса спустя мы услышали громкую возню в комнате, расположенной прямо над нами, и поднялись по лестнице вслед за Мак-Брайдом. Молодая женщина (имя ее мы узнали гораздо позже) лежала на кровати. Она лежала там неподвижно на залитых кровью простынях, очень красной кровью – свежей кровью. Но это была не ее кровь – но кровь Майтона! Он сидел тут же, скорчившись на полу, прижимая руки к левому боку и судорожно вздыхая. Зрачки у него были расширены от боли и страха. Но наше внимание было обращено на обнаженную девушку. На горле у нее было несколько ярко-красных отметин, губы странно распухли, и по щеке стекала тонкая струйка крови. Внимание приковывал угол, под которым находилась голова по отношению к телу: откинута назад, как будто она старалась уперетьсялбом в кроватную спинку. Тогда, может быть и не сразу, но мы поняли, что она мертва.
Если когда-нибудь мое сердце и уходило в пятки и я застывал в панике – то это было именно тогда. В прошлом я часто посещал один из секс-кинотеатров. Там я всегда представлял себе, что случится, если начнется пожар и охваченная паникой толпа блокирует выходы. Те же мысли захватили меня и в тот момент. В это время я услыхал ужасающий звук – как будто в кухонную раковину пошла вода после засора. Я обернулся и увидел, что струя крови внезапно брызнула из раскрытого рта Майтона, и на ковре появилась красная лужа... Шесть или семь раз тело сотрясли мощные судороги – а затем, как и девушка в постели, он затих.
О последовательности событий, которые привели к двойной трагедии, ничего с уверенностью сказать не могу. Не знаю, что об этом думали другие. Не знаю даже, что я сам об этом думал. Полагаю, что Майтон снимал ее, она принимала различные позы, затем он возжелал ее и попытался изнасиловать. Но она начала защищаться, и успешно. Более чем успешно.
Всем нам было ясно, что она зарезала его ножом, одним из тех ножей, которыми пользуются скауты, поскольку она все еще сжимала его в своей правой руке, как будто была готова снова защищаться. Каким образом оказалось рядом с ней это оружие – как я уже говорил, она была совершенно голой, – объяснить не могу.
Следующее, что я помню, – мы сидим втроем в подвальной комнате, пьем неразбавленное виски и гадаем, что же делать, пытаемся выработать какой-то план. Что-нибудь! Какой угодно! Все мы трое боялись, я уверен, одного и того же: огласки в обществе, среди друзей, семей, детей – огласки того, что мы – дешевые, грязные извращенцы. Скандал, стыд, разрушенная жизнь – никогда я не был в такой панике и отчаянии.
Теперь перехожу к наиболее трудной части моего заявления. Я не могу точно знать мотивы, руководившие каждым из нас, или какие-то особые детали. Но главное из происшедшего в этот день я помню до сих пор так, как будто это случилось вчера, – хотя в ретроспективе все представляется сейчас затянутым дымкой нереальности. Скажу просто. Мы решили скрыть эту кошмарную трагедию. Должно быть, кажется почти невероятным, какие титанические усилия мы предприняли для того, чтобы скрыть случившееся. Мак-Брайд сказал нам, что о визите шведской девушки знали только в агентстве по найму моделей, и добавил, что от них неприятностей не будет. Оставались – как ужасно это сейчас звучит! – два тела, два мертвых тела. Невозможно было даже представить себе, что их можно тронуть до наступления темноты, и было решено, что мы четверо вновь соберемся в вилле «Секхэм» в 21.45.
Последние несколько месяцев Майтон жил, что называется, на чемоданах – двух больших, потрепанных, коричневых чемоданах. Фактически он остановился в данный момент у Мак-Брайда – то появлялся, то исчезал. Мак-Брайд не уставал проклинать себя, что позволил этим двоим – Майтону и девушке – выйти в садик, где их мог увидеть любой из соседей, которые, конечно, запомнили бы Карин Эрикссон. Но его страхи в этом отношении оказались беспочвенны. Что касается чемоданов Майтона и его личных вещей, то Мак-Брайд сам сложил их в микроавтобус и отвез на Редбриджскую свалку утром следующего дня. Автомобиль Майтона мог бы доставить гораздо больше хлопот, но многочисленные угоны в то время в Оксфорде дали возможность сравнительно просто решить этот вопрос. Было решено, что я отгоню «хонду» на окраину Отмура в 22.45 тем же вечером, разобью панель управления, окна и пройдусь молотком по двигателю. Все это я и сделал.
Мак-Брайд ехал за мной на своем микроавтобусе, помог мне разбить машину и отвез назад в Оксфорд. Такое я принял в этом участие. Но имелась еще одна громадная проблема – спрятать два тела и бросить где-нибудь рюкзак девушки. Почему мы решили не закапывать рюкзак вместе с чемоданами Майтона, я не знаю. Какой же трагической ошибкой это оказалось! Тела были погружены в микроавтобус Мак-Брайда, и он той же ночью отвез их под покровом темноты – насколько я понял – сначала в Витхэм, где Майклс открыл ворота в лес. Затем они вдвоем перегрузили Майтона в «лендровер» и доставили его в самый центр леса – куда именно я не знаю.
Они же перевезли Карин Эрикссон в Бленхэйм, где Далей, естественно, имел доступ к любой части парка. Тело завернули в одеяло, привязали к нему камни и сбросили в озеро – так же не знаю, в каком месте.
Оглядываясь сейчас назад, я вижу, что все это было грубо и жестоко. Но некоторые люди странно поступают в периоды сильного душевного волнения – а все мы испытывали очень сильное душевное волнение в тот ужасный день. Подтвердят ли другие участники мое изложение последовательности событий, не знаю. Прошу верить, что заявление было сделано по моей собственной доброй воле, без принуждения или подсказки. Это правда.
Заявление было датировано 1 августа 1992 года и подписано: доктор Алан Хардиндж, преподаватель Лонсдейлского колледжа, Оксфорд, в присутствии главного инспектора Морса, сержанта Льюиса и дежурного констебля Райт – адвокат не присутствовал по просьбе доктора Хардинджа.
* * *
В то время, когда Хардиндж сделал уже почти половину своего заявления, Джордж Далей, как всегда подрабатывавший сверхурочными, сажал петуньи в огороженном саду в Бленхэймском садовом центре. Шагов он не слышал, поэтому нервно вздрогнул, когда ему на плечо легла рука.
– Боже мой! Быстро же ты сюда добрался.
– Ты сказал, срочно.
Это чертовски срочно.
– Что?
– Послушай!..
– Нет, это ты послушай! Полиции будет сделано заявление сегодня утром, может быть, именно сейчас... Возможно, она уже имеет его на руках. И мы согласились – ты согласился – помни об этом!
Далей снял свою неизменную шляпу и тыльной стороной ладони отер со лба пот.
– Нет, теперь я уже ни на что не согласен, приятель. Посмотри на это! – Далей вынул письмо из кармана. – Пришло сегодня по почте. Вот почему я позвонил. Видишь, как меня накололи? Меня! За этого гаденыша. Нет, приятель! Наше соглашение больше не действует. Мы удваиваем сумму – или сделки нет. Четыре – вот чего я хочу сейчас. Не две. Четыре!
– Четыре? Откуда, как ты думаешь, я их возьму?
– Твои проблемы.
– Если я их достану, то как я могу быть уверен, что ты не собираешься... – медленно проговорил собеседник.
– Нет. Поверь – никогда не спрошу больше ничего. Не спрошу, если получу четыре.
– Ты знаешь, что я ничего не могу сделать, пока в понедельник не откроется банк.
Они долго молчали.
– Ты не пожалеешь, приятель.
– Ты пожалеешь, если еще раз попробуешь провернуть такую же штуку.
– Не угрожай мне!
– Я не угрожаю тебе, Далей. Я просто убью тебя, если ты только попытаешься снова. – В спокойном голосе чувствовалась уверенность и сила, и собеседник Далея повернулся, чтобы уйти. – Лучше, если ты приедешь ко мне, – меньше народу вокруг.
– Ничего не имею против.
– Около десяти – раньше не надо. В моем офисе, договорились?
– Пусть будет около твоего офиса.
Собеседник пожал плечами:
– Не вижу разницы.
Все придет, если человек умеет ждать.
Бенджамин Дизраэли. Танкред
Через час после того, как Хардиндж ушел – получил разрешение уйти, – Льюис вернулся в кабинет Морса с тремя копиями документа.
Морс взял один комплект и с любопытством, как казалось, просмотрел запись заявления Хардинджа.
– Что ты об этом думаешь?
– Одна или две вещи выглядят странновато, сэр.
– Только одна или две?
– Ну, две вещи фактически. Я хочу сказать, там упоминается этот мужик, Далей, не так ли? После полудня он в Парк-тауне, а ночью бросает тело девушки в озеро в Бленхэйме.
– Да?
– Ну, зачем тогда он оставил рюкзак девушки в живой изгороди в Бегброке? Я хочу сказать...
– Я хочу, чтобы ты прекратил говорить "я хочу сказать", Льюис.
