– Почему же его родные сохранили эту вещь именно как его работу? – спросила я. – Ведь они должны были знать, что там под верхним слоем находится Тициан!
– Может, он не успел им сказать об этом, – пожал плечами эксперт. – А может, они все знали, но боялись проговориться о том, что обладают таким сокровищем. Не забывайте, что за времена тогда были. Но, так или иначе, все только к лучшему. Картина поступит в Государственный музей, а мы…
– Минуточку, – вмешался Тихомиров, – ни о каком музее речи не идет. У убитой есть законный наследник, так что это его собственность. Кстати, вот и он!
В дверях показалась грузная фигура поэта, которого привел честно отрабатывающий свое повышение Славянский. Мы ввели Берестова в курс дела и объявили ему, что теперь он стал богатым человеком. Ибо Тицианы, как всем известно, на дороге не валяются.
– Это она и есть? – спросил Берестов, поворачиваясь к картине.
– Да, – довольно сухо ответил Николай Сергеевич. – Вы даже представить себе не можете, как вам повезло. Я знаю людей, которые многое бы отдали, чтобы только оказаться на вашем месте.
– Да ну? – хмыкнул поэт. – И что это за лахудра?
Эксперт вытаращил глаза.
– Простите? – пролепетал он.
– Я спрашиваю, что за лахудра тут изображена, – пояснил поэт.
– О! Ну, это еще не установлено… Лично я предлагаю назвать эту картину «Портрет незнакомки».
– Лично я, – вздохнул Берестов, – предпочел бы, чтобы эта картина сгорела синим пламенем.
На лице эксперта выступили красные пятна. Боюсь, я не смогу передать, с каким интересом присутствующие опера слушали этот ни с чем не сообразный диалог.
– Но п-почему? – заикаясь, спросил Николай Сергеевич.
– Потому, что тогда бы Настя была жива, – просто ответил Берестов. – И Жора Столетов, хороший мужик, не пошел бы гнить на нары. Так что пропади она пропадом, эта картина. Не хочу я ее видеть.
– Вы собираетесь ее продать? – с надеждой спросил эксперт.
– Нет. – Поэт почесал макушку и вздохнул. – Как вы думаете, в Пушкинском музее найдется место для этой штуки?
И тут до того сдержанный Николай Сергеевич схватил Берестова обеими руками за руку и начал долго и с чувством трясти ее.
– Вы настоящий патриот! – воскликнул эксперт. – Уверен, в Пушкинском музее будут просто в восторге! Я немедленно им позвоню. И, вы знаете… – Он немного поколебался. – Я бы хотел взглянуть и на остальные картины прадедушки. Кто знает, вдруг под ними тоже что-нибудь обнаружится.
– Да ради бога, – равнодушно ответил Берестов. – Я свободен? – спросил он у Ласточкина. Тот кивнул. – Счастливо оставаться, – буркнул поэт и вышел.
– Боже мой, – восхитилась моя мать, – это просто потрясающе! Совершенно невероятная история!
– Модест Петрович, – вклинилась Леночка, – а как же все-таки телевизионщики? Они ведь просто так не уйдут!
Тихомиров сдался и махнул рукой.
– Зови! – сказал он.
Я почувствовала, что кто-то потянул меня за рукав.
– Лиза, – спросил Ласточкин, – ты будешь сниматься?
– Я… – нерешительно ответила я, – вообще-то мне все равно.
– Мне тоже, – сказал он. – Тогда мы с тобой сейчас тихонечко вернемся в наш кабинет и выработаем план действий, как нам быть.
Я немного подумала и кивнула.
– Последнее дело? – спросила я.
– Да, Лиза. Именно так.
Ветерок, врываясь в приоткрытое окно, шевелил сложенные как попало листки бумаги на моем столе. Паша затворил ставни и тщательно прикрыл дверь, после чего достал из кармана кольцо с надписью и положил его перед собой.
– Вот и все, что у нас осталось, – сказал он.
Мне было нечего добавить к его словам, и поэтому я просто промолчала.
– Ювелира Барсова, – задумчиво продолжал Ласточкин, – убили. Даже щипача, чью фамилию нам так и не удалось разузнать, отыскали и убили. Для подстраховки. Так, на всякий случай.
– Нам нужно узнать, с кем ювелир связывался перед смертью, – сказала я. – Ведь он кому-то проговорился о том, что потерял кольцо. Так или иначе, нам предстоит большая работа.
Ласточкин задумчиво потер уголки губ.
– Барсов тебе ничего не сказал перед смертью? – внезапно спросил он.
– Я уже говорила тебе это, Паша, – раздраженно ответила я. – Он произнес одно-единственное слово. «Славная». Вряд ли это поможет нам продвинуться в нашем расследовании.
– А ты у него спрашивала, кто дал ему это кольцо?
– Ну да, спрашивала, и в ответ на эти слова… Ой!
Я осеклась. А что, если это был не предсмертный бред? Что, если он и в самом деле назвал мне фамилию? Ведь Ласточкин сказал, что кольцо наверняка предназначалось для женщины. Очевидно, та же мысль появилась и у него, потому что он протянул руку к трубке телефона.
– Попытка – не пытка, – поучительно сказал он. – Алло? Адресное? Вас беспокоит капитан Ласточкин. Пароль на сегодня – «Зимний день». Мне нужна женщина по фамилии Славная. Да? Хорошо, жду.
– Пароль – «Зимний день»? – озадаченно переспросила я. – Ну и фантазия у нашего руководства!
– И не говори, – шепотом отозвался Ласточкин. – Алло! Да? Записываю. Да, благодарю вас!
Он повесил трубку.
– Есть? – затаив дыхание, спросила я.
– Есть. Славная Ольга Ивановна, 1979 года рождения. – Он назвал адрес.
– Поедем к ней? – спросила я, поднимаясь с места.
– Нет.
Я опустилась на сиденье. В воздухе повисла томительная пауза.
– У нас нет никаких улик, – напомнила я Ласточкину вполголоса, когда пауза чересчур уж затянулась.
– Нет, – с готовностью согласился мой напарник.
– Мы даже не знаем, тот ли это человек, который нам нужен. Что, если настоящая Славная живет не в Москве, а где-нибудь в другом месте?
– Точно, – вяло подтвердил Ласточкин. Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
Мне очень хотелось сказать – и сказать можно было много чего, – но я благоразумно удержалась, потому что мыслительному процессу мешать нельзя. Внезапно капитан открыл глаза, сгреб кольцо в карман и вскочил с места.
– Так, – распорядился он. – Я пойду немного проветрюсь, а ты пока побудь здесь.
– Я с тобой, – решительно сказала я. – Если ты собираешься брать эту бабу…
Ласточкин раздраженно повел плечом.
– Если я подойду к этой бабе хоть на километр, у нас будет еще один труп, только и всего, – ответил он. – Нет уж, я на такое не согласен. Жди меня здесь. – Он шагнул к двери.
– Паша!
– Я вернусь через час. Мне необходимо кое-что уточнить.
И ушел, зараза, оставив меня наедине с моими страхами. А вдруг с ним что случится? Хорошо же я буду чувствовать себя тогда!
Однако ничего не случилось, если не считать того, что Ласточкин отсутствовал не час, а целых полтора. От нечего делать я напечатала целую гору бумажек, полностью отчитавшись по текущим делам, и, когда я как раз добивала последнюю строку, дверь распахнулась, и вошел мой напарник, потирая руки.
– Ну, что? – спросила я, в глубине души довольная, что он жив-здоров и с ним ничего не произошло.
– Ничего, – сказал Ласточкин. – Сейчас я звякну Стасу, и потом мы с тобой пойдем к Тихомирову. Журналисты уже ушли, так что мы с тобой дадим объяснения по всей форме.
– Ласточкин, – сказала я, не веря своим ушам, – ты что, отдаешь это дело?
Мой напарник остановился и с грустной улыбкой посмотрел на меня.
– Я стал очень разумным после того, как словил пулю, – ответил он. – Это не мое дело. Вот и все.
* * *
– Капитан, – сказал потрясенный Тихомиров, когда мой напарник закончил свой рассказ, – ты что, решил меня угробить?
– Никак нет, Модест Петрович!
– Погоди-погоди, – просипел полковник, постепенно обретая малиновый цвет, – не суетись. Значит, ты нашел это кольцо и втихаря начал раскручивать дело? А мне ничего не сказал?
Ласточкин пару раз сморгнул.
– Я забыл, – сказал он несчастным голосом.
Тихомиров застонал и развел руками, после чего механически повернулся к лимонному дереву, сорвал с него лимон и принялся жевать прямо с кожурой.
– Модест Петрович, – остолбенел Морозов, – вы что это делаете?
Полковник глянул на лимон и пожелтел.
– Зато теперь понятно, кто съел девятый лимон, – не удержалась я.
– А все вы с Ласточкиным доводите старика! – прорычал полковник, оборачиваясь ко мне с лимоном в руке. – Нервы у меня ни к черту!
Дверь распахнулась, и в проеме показался Станислав Зарубин, за которым по пятам следовал Андрей Антипенко.
– Что такое? – спросил Зарубин. – Лимоны есть, коньяка нет? Безобразие! Кстати, поздравляю вас, Модест Петрович! Только что видел в новостях. Полковник Тихонравов провел блестящую операцию по освобождению полотна Тициана от власти мафии.
– Какой Тихонравов? – оторопел полковник.
– Это они так вашу фамилию переиначили, – пояснил Зарубин, искрясь от сдерживаемого смеха. – Ну и мафию, само собой, приплели. Куда уж нам без нее!
