— Иди ты?! — поразилась я. — Гнедой?! Из ваших?!
— Не совсем, — смутился Гоша. — Он женат.
Н-да. Неловкая сложилась ситуация. Могу себе представить, что испытал Юлий Августович, увидев за своим столом знакомого стилиста-гея. Думаю, промах мимо солонки лишь отчасти выразил действительное состояние Юлия Августовича. Крутой столичный инвестор и мальчики из группы риска, так сказать.
— А жена в курсе?
— А я знаю? — пожал плечами Гошик. — Но за ужином он мне знак сделал — молчи, противный. Ну, я и молчу. Как бы.
Если бы не вступительная речь Назара Савельевича, Юлий Августович ударился бы в бега из отеля в первом ряду.
Но прежде, как мне кажется, он должен был поговорить с Гошей.
— Игорь, он не пытался улучить минутку и сказать тебе что-то?
— Пытался. Показал глазами на выход, но я как бы не понял.
— Зря, — огорчилась я. — Поговори с ним.
— О чем?! Он лучший друг моего врага!
— Вот и поговори, — многозначительно произнесла я. — Проведай, что его больше беспокоит — туполевские разборки или ваше знакомство?
— Так он мне и сказал! — фыркнул Гоша.
— Скажет. Точнее, спросит. Если к нашим делам он отношения не имеет, то ни о чем лишнем тебя расспрашивать не будет. Попросит сохранить его шалости в секрете, и все. О’кей?
— О’кей, — вздохнул Стелькин. — Прямо сейчас идти?
— Нет. Лучше, чтобы он не догадался, что ты уже разболтал о вашем знакомстве. Пусть сам ищет с тобой встречи. Понимаешь? — Я волновалась, руководила и чувствовала себя жирной паучихой под оконным наличником. — Гош, а что он вообще собой представляет?
— Гнедой? Солидный дядя. Навороченный. Вечно что-то кроит…
— Подлянку кинуть может? — переходя на Гошин сленг, спросила я.
— А то! Кто не может? Он такие лапти с нашим пузаном плетет!
— С гнильцой?
— Не знаю, — честно ответил Стелькин. — Наш пузан его шибко уважает, всем, так сказать, делится.
— Понятно, — кивнула я. — На что обратить внимание при вашем разговоре, понял?
— Понял, — вздохнул Гоша и погладил череп, начавший покрываться ежиком сереньких волос. — Я пошел?
— Иди. Но постарайся, пожалуйста, не выглядеть смущенным. Не надо, чтобы Юлий Августович о чем-то догадался.
— Да понял я, — отмахнулся Гоша и потопал в гостиную.
Жить становилось все интереснее и интереснее. Можно идти к Туполеву и смело хвастаться, что я не напрасно уговорила его засветить за ужином еще одну персону. Если бы тогда, случайно, я не уловила неловкость Гнедого, вряд ли Стелькин стал бы рассказывать об их знакомстве. Геи — это особый, весьма сплоченный круг, они друг друга от скандалов вроде бы оберегают. Все «парни» в одной лодке. Ни я, ни Туполев в жизни не догадались бы об истинных причинах, нервирующих Юлия Августовича. Мы бы голову сломали, подгоняя его под личину подозреваемого, а он — просто ерзал бы от неловкости и боялся разоблачения совсем другого рода. А без конкретных вопросов в лоб я и от Стелькина правды ни за что не узнала бы.
Но к Туполеву решила пока не ходить. Если Гоша принесет мне определенные известия, рассекречивать интимную жизнь господина инвестора вроде бы ни к чему. Пусть шалит, пока молод, не нам его судить.
Побродив по скудно освещенным холлам, я прогулялась до стойки портье, полюбовалась вывеской ключей на крючках и объявлениями «Добро пожаловать» и так далее, прошагала до арки, ведущей в дубовую гостиную, и, невольно замедлив шаг, прислушалась. Страсти уже совсем улеглись, уезжать никто не торопился. Валентин Наумович жаловался на головную боль:
— Аптечка здесь хотя бы есть?!
— Валентин Наумович, — произнесла Полина, — у меня есть чудесные таблетки от головной боли. И снотворное. Если кому-то понадобится снотворное, милости прошу, я запаслась.
— Да, да, Полина Аркадьевна, спасибо. Я помню ваши чудодейственные порошки.
Не заходя в гостиную, я вернулась к портье и сказала девушке:
— Ольга, — табличка на груди говорила, что девушку зовут именно так, — не могли бы вы попросить кого-нибудь принести в дубовую гостиную таблетку от головной боли и стакан воды? Наш гость плохо себя чувствует…
— Конечно, конечно, — пробормотала Ольга и нажала на кнопку вызова обслуги.
В гостиной народ разделился по интересам. Коротич подсел к Полине и чирикал ей на ухо что-то любезное, два москвича Валентин Наумович и Юлий Августович сидели в креслах и тихо беседовали, склонив головы над разделяющим их журнальным столом. Жора из угла пилил взглядом затылок любезничающего строителя и играл кулаками.
Строитель сидел к нему спиной, кулаков не видел и потому вовсю охмурял Полину Аркадьевну. Думаю, высочайшее дозволение родственника жены на данные действия было получено в общих, родственных интересах. Коротич добывал информацию, Полина Аркадьевна мило смущалась и бросала на Жоржа косые взгляды.
Гоши и Семена Ивановича в гостиной не было.
Мне собеседника тоже не нашлось, и, покрутившись на месте, я заметила через окно силуэт гуляющего меж сосен Протопопова. Плиточные дорожки парка были хорошо освещены невысокими фонариками, Семен Иванович не спеша прогуливался вдоль белых шаров и, кажется, ничьего общества не искал.
Я быстрым шагом прострелила холл и террасу, спустилась в парк и догнала Протопопова.
— Воздухом дышите, Семен Иванович?
Мужчина вздрогнул и обернулся на голос:
— Да… вот. Редко удается побыть на природе…
— Не помешаю?
— Отнюдь. Всегда рад такому обществу.
Мы приноровились к шагам друг друга и медленно пошли вдоль реки.
— Семен Иванович, простите мое любопытство, но можно мне задать вам один вопрос? — Протопопов кивнул, и я продолжила: — Семен Иванович, вам ведь знаком Стас Коротич?
— Кто? — Мой собеседник сбился с шага.
— Станислав Владимирович Коротич, владелец строительной фирмы.
— Ах, этот… молодой человек. Нет. Я впервые его встретил здесь. А почему вы спрашиваете? — Семен Иванович брел опустив голову и стараясь не наступить на стыки плит. Доверия его ответы не вызывали.
— Я видела вашу встречу у портье, мне показалось, что вы хотели поздороваться…
Протопопов остановился, наложил на лицо каменную маску и ответил, чеканя слова:
— Я никогда ни разу в жизни не видел этого молодого человека. Еще вопросы будут?
— Нет, спасибо.
— Тогда предлагаю вернуться в гостиницу. Становится холодно.
Семен Иванович врал. И почему-то настойчиво отпихивался от знакомства с Коротичем.
Но имеет ли эта ложь отношение к последним событиям?
Пожалуй, стоило зайти с другой стороны — от Станислава Владимировича Коротича.
В гостиной сидели только Валентин Наумович и Гнедой. Стрелки на часах приближались к полуночи, я пожелала мужчинам спокойной ночи и пошла к себе.
Постояла в клеенчатой шапочке под теплым душем, набросила на влажное тело махровый халат и села перед зеркалом ублажать личико успокоительной маской.
В отеле было совершенно тихо — ни звуков работающих телевизоров, ни шелеста верхушек сосен за стеклопакетами. Поэтому тихие шаги в коридоре я уловила даже не краем уха, а краем сознания.
На этой стороне коридора были только номера Туполева, Полины, мой и Гнедого. Валентин Наумович с родственником, Стелькин и Семен Иванович поселились по другую сторону от холла с креслами и кадками. Встав на цыпочки, я подкралась к двери и, стыдливо присев, приложила ухо к замочной скважине.
Троекратный стук в соседнюю дверь и тихий шепот:
— Полина, Полина, открой.
Голос явно принадлежал не Бульдозеру. Гоша?
Мужчина повторил стук и тихую просьбу:
— Полина, открой, это я.
Все-таки Жорж? Так охрип от страсти, что не узнать?
Любопытство — самая отличительная черта моего характера. Любопытства я стыжусь. «Действую под давлением обстоятельств», — успокоила я совесть и, дождавшись, пока шаги прошелестят в обратную сторону и затихнут у лестницы, открыла дверь.
Коридор был пуст. Я на кончиках пальцев добежала до лестницы и, присев, посмотрела вниз сквозь перила.
Оказывается, старалась я не зря. Картинка, представшая моим глазам, послужила бы наградой и более привередливому зрителю.
В углу под лестницей Жорж зажал Стаса. Коротич распластался по стене и даже не пихался. Разъяренный Бульдозер размазал строителя в мокрое пятно и грозно, довольно отчетливо вколачивал слова в кивающую строительскую голову:
— Еще раз, падла, увижу тебя рядом с Полинкой, заштукатурю так — на стене только ровное место останется! Понял?!
Коротич что-то невнятно бормотал. Но Бульдозер уже потерял тормоза, голову и управление:
— Зар-р-р-рою, падла. Она — моя, — встряхнул Станислава Владимировича за лацканы пиджака, потрепал по щеке и поступью Терминатора удалился к своей каморке.
