Зазвонил мобильник. Я достал из кармана трубку и услышал голос Киэ Саэки:
— Извините, что беспокою. Вы, наверное, очень заняты. Хотела поблагодарить за вчерашнее.
Совершенно не занят, хотел было ляпнуть я, но сдержался.
— Как у вас дела? — спросил я.
— Пока ничего нового, — ответила она. — Сегодня иду с сыном в Музей японских садов. Даже не знала, что такой есть. День сегодня хороший, вот и решили куда-нибудь выбраться…
— Рад за вас, — сказал я.
— Я уже и забыла, что такое никуда не торопиться. Столько времени для себя… Может, это и есть прощальный подарок господина Исидзаки?
— Очень может быть, — согласился я.
— Ну, ладно. Не буду от важных дел отвлекать… Всего доброго.
И она повесила трубку.
Я ощутил в голове странную пустоту. Может, из-за того, что она так упорно намекала на мою занятость? А может, потому, что звонков больше ждать было не от кого?
Но уже в следующую секунду я понял, что ошибаюсь.
— Господин Хориэ, к телефону!
Я снял трубку. Необычайно учтивый голос произнес:
— Доброе утро. Сугино из фирмы «Ёсинага».
— А… Спасибо за вчерашнее.
— Вы не могли бы найти время для встречи сегодня вечером?
Вот ведь, усмехнулся я про себя. Может разговаривать по-человечески, когда ему нужно.
— По какому вопросу?
— По поводу ресторана, который вы открываете. Мы все обдумали и хотим предложить вам один неплохой вариант. Нижайше прошу извинить, если вчера возникли какие-либо недоразумения. Если можно, хотелось бы обсудить детали при личной встрече.
— Сегодня вечером, пожалуй, время найдется.
— Тогда как насчет девяти, в нашем офисе? Уж не сочтите за труд… Здание, о котором идет речь, от нас в двух шагах.
— Значит, во внерабочее время?
— У нас, риелторов, любое время рабочее.
— Хорошо. Но с одним условием.
— С условием?
— Да. Чтобы в разговоре участвовал ваш директор Хидэки Кацунума. Я слыхал, он признанный эксперт в подобных вопросах.
— Понимаю вас. Думаю, это возможно.
— Ну, тогда до девяти.
— Будем ждать, — сказал он и повесил трубку. Не беседа, а цирк с обезьянками, опять усмехнулся я. В подобном тоне им следовало говорить со мною еще вчера. Впрочем, теперь мне есть чем заняться. И за то спасибо.
Я поднял голову и рассеянно огляделся. В поле зрения попала фигурка Охары. Немного подумав, я вытянул из пачки фирменный бланк и, обдумывая выражения, принялся его заполнять. Официальное заявление уже лежало в отделе кадров. Но мне вдруг расхотелось выполнять свое обещание Какисиме. Сверившись с календарем, я поставил на бланке сегодняшнее число и вложил бумагу в конверт, на котором крупными иероглифами вывел: «Заявление об отставке». Вложил этот конверт в еще один покрупнее, надписал и его. И поднял голову.
— Охара! — позвал я.
— Да, шеф?
— Ты все еще принимаешь дела? — спросил я. — Если я в понедельник на работе не появлюсь, передашь вот это Какисиме.
— Директору Какисиме? — Она скользнула взглядом по надписи на конверте. — Но что значит «прощальный подарок»?
— То и значит, что написано. «На долгую память» и все такое.
Охара замешкалась, словно собирась что-то спросить, но передумала.
— Хорошо, — сказала она и вернулась на свое место. По этажу раскатилась механическая мелодия. Обеденный перерыв.
Я вышел на улицу и у западного выхода станции «Синдзюку» заглянул в магазинчик уцененных товаров. Внутри было полно народу. Уточнив у продавца мебельного отдела, куда идти, я протолкался по узенькому коридору к лестнице и поднялся на второй этаж. Здесь продавались вещи, которых никогда не встретишь в больших универмагах. То, что я искал, оказалось двух разновидностей. Я начал прикидывать, которая лучше, когда за спиной раздалось:
— Что покупаем?
Ясное дело, не продавец. Я узнал голос Санады и обернулся.
— В забавных местах встречаемся, босс! Часто сюда заходите?
— Бывает. Жена иногда просит чего-нибудь прикупить. Вот вчера обесцвечиватель для волос понадобился. Во всем районе больше нигде не продается.
— Ого. Да вы просто образцовый супруг! А я вот это решил купить. Надо же костюм в порядке держать, пока новую работу не найду…
Санада глянул, куда я показал, и озадаченно наклонил голову. На полу перед нами стояла простенькая прямоугольная конструкция из тонких стальных труб. Две по вертикали, две по горизонтали. Каждая труба раздвижная: задай любую длину и закрепи винтом.
— Ты смотри, — удивился Санада, — какую теперь мебель делают! А я-то свой костюм всю жизнь на плечики в шкаф убирал… Прямо целевой товар для одиноких салариманов!
— И не говорите, — сказал я, вертя в руке ценник. Пять тысяч восемьсот иен. — Вешалка «Изи хангер»… Замечательное название![43]
Санада усмехнулся:
— А ты, я смотрю, тот еще трудоголик! Даже вешалки оцениваешь с точки зрения маркетолога.
— А что? С любой точки зрения — отличная штука! Легко складывается. Места много не занимает. Если о красоте особо не заботиться — можно вздернуть хоть десять костюмчиков сразу. Ни молотка, ни гвоздей не требует. И стоит дешево, и стены в доме целы…
— Значит, собрался-таки новую работу искать?
— Сначала думал, отдохну какое-то время. Да вдруг понял, что от такой кучи свободного времени скоро с ума сойду. Вот, прямо сегодня утром и понял. Никогда в жизни не думал, что сидеть без дела — такое тяжелое занятие! Век живи — век учись…
— Утром? Так, может, это на тебя выходка Томидзавы так повлияла?
— Ну что вы! Не берите в голову. Я и без него пришел бы к тому же самому.
Он помолчал и с неловкостью выдавил:
— Ты уж прости…
— Ох, босс! Раньше я от вас таких слов не слышал, — сказал я, стараясь, чтобы это не звучало насмешливо. — Что же вас сейчас заставляет их произносить?
— Я сегодня уже говорил. Я никогда не считал тебя лишним. На самом деле именно такие, как ты, и нужны компании. Поверь, я много думал об этом. И теперь мне искренне жаль, что ты сдался так просто.
— Ладно, чего уж теперь. Закрытый вопрос.
— Да в том-то и дело, что не закрытый… Не знаю, насколько ты в курсе, но моя очередь тоже не за горами.
Он попрощался, вяло махнул рукой и двинулся к выходу. Глядя на его удаляющуюся фигурку, я вспомнил о Томидзаве. Такие же сутулые плечи.
Я постоял какое-то время в раздумье — и направился к кассе.
Получив от продавца длинную картонную коробку, я зажал ее под мышкой и вернулся на работу. В переговорной я вскрыл покупку, повыкидывал весь пенопласт. Потом разобрал «Изи хаигер» на самые мелкие части, сложил все трубы обратно, закрыл коробку и спрятал ее в раздевалке.
После обеда заняться опять было нечем. Я взял два толстенных рекламных журнала, что висели на стойке у выхода, и прочел их от корки до корки.
Ближе к вечеру Охаре кто-то позвонил, и она с невозмутимым видом ушла, даже не сообщив мне куда. Я проводил ее глазами и снова уткнулся в газету.
И тут на моем столе зазвенел телефон. Звонили из города.
— «Напитки Тайкэй», рекламный отдел, — отозвался я.
В трубке ничего не ответили. Абсолютная тишина.
— Алло! — сказал я. Никакого ответа.
— Вы говорите с Масаюки Хориэ…
По-прежнему ничего. Я вслушивался в чье-то молчание. Картинки из прошлого мелькали в памяти одна за другой. И тут меня словно прошило электрическим разрядом.
— Простите… Это случайно не госпожа Кагами? Дзюнко Кагами, не так ли?
В трубке резко щелкнуло, и связь прервалась. С полминуты, наверное, я оторопело разглядывал трубку в руке. И наконец обругал себя последним идиотом. С какого перепугу я решил, что этот звонок должен быть именно от Дзюнко Кагами? Я вздохнул и повесил трубку.
Меня охватила страшная вялость. К горлу подступила странная тошнота, словно внутри отказали какие-то органы. Может, температура опять поднимается? Я подумал, не достать ли градусник, но махнул рукой. Более не в силах читать журналы, я сидел в прострации и тупо ждал, когда кончится день.
Еще через час вернулась Охара. Как только она вошла, мелодичный звонок известил об окончании работы.
— Шеф! Дело есть. В порядке передачи обязанностей.
— Давай завтра. У меня сегодня важная встреча.
— Завтра суббота. А на Ногидзаку вам аж к девяти, не правда ли?
Я вспомнил, как ляпнул по телефону «спасибо за вчерашнее». Черт бы ее побрал…
— Предупреждаю. Когда будешь старшим клерком — завязывай с частной слежкой. Тот, кто подслушивает телефонные разговоры своих подчиненных, никогда не станет большим начальником.
— Перестаньте, шеф! Разговор действительно очень срочный!
Что говорить, на бедняжке и правда лица не было. От ее обычной уверенности не осталось и следа.
— Ладно, — сказал я. — Пошли в переговорную.
В переговорной я уселся за стол. Она опустилась на стул напротив и сразу заговорила:
— Первым делом я должна перед вами извиниться. Наш обет молчания я нарушила.
