Ирина Мельникова - Агент сыскной полиции

— Ну что вы, Алеша! — Завадская ласково посмотрела на него. — Зачем же так резко! Просто я боюсь, что вы быстро во всем разочаруетесь и я стану виновницей ваших разочарований.

— Но я могу быть полезен вам. — Алексей вскочил на ноги. — Наша вторая встреча не случайна.

Видно, там, — он ткнул пальцем в потолок, — все это давно определено. Иначе мы бы просто разминулись. Я ведь по чистой случайности, из-за дождя, задержался у приятеля. И вы наверняка тоже совершенно случайно оказались на этой тропинке одна.

— Да, — удивленно произнесла Завадская, — я действительно никогда не хожу по этой тропинке одна. Но извозчик умудрился застрять в канаве, и мы с Григорием битый час помогали ему оттуда выбраться, пока я окончательно не вымокла и не замерзла. Тогда Григорий отправил меня домой. Но вам не кажется, что грабитель знал, что я буду возвращаться одна, и поджидал именно меня, потому что по этой тропке даже днем мало кто ходит?

— Вы наверняка ошибаетесь, — возразил Алексей, — возможно, он поджидал первого, кто попадется.

Не выйди я от приятеля чуть позже, вполне мог оказаться на вашем месте.

— Но тем не менее вы очень удачно появились, как раз вовремя, иначе я просто бы умерла со страху! И вы так ловко уложили его! А ведь у него и револьвер был, и нож…

— Когда-то я тоже увлекался французской борьбой, — смутился Алексей, — даже из дому убежал в пятнадцать лет. Полтора года скитался с одним цирком. Там и научился кое-чему. Чемпионских лент не заработал, но зато встречался со многими борцами.

Правда. Григория вижу впервые.

— Вы убегали из дома?! — изумилась Завадская. — И ваши родные не искали вас?

— Конечно же, искали, а я слишком поздно понял, что натворил. Отец нашел меня в Саратове и даже за уши не отодрал, просто сказал, что матушка чуть не умерла после моего исчезновения.

— А сейчас ваша матушка здорова?

— Слава богу, здорова! После смерти отца никуда не выезжает, живет в нашем имении под Смоленском.

Завадская с интересом взглянула на Алексея, хотела что-то еще спросить, открыла было рот, но в этот момент на пороге возник Григорий. Многозначительно посмотрев на Завадскую, он скрылся за дверью, которая вела из гостиной в прихожую. Это Алексей постарался запомнить, когда его вносили в спальню.

— Алеша, простите, но я вынуждена на некоторое время покинуть вас, а вы пока займитесь чем-нибудь.

Газету почитайте, что ли… — Она ласково улыбнулась, но по взгляду, который Завадская бросила вслед борцу, Алексей догадался, что она встревожена.

Женщина торопливо вышла, а Алексей пересел на край дивана поближе к двери, взял в руки газету «Сибирские ведомости» и тут же наткнулся на сообщение об ограблении ювелирного магазина Вайтенса. Быстро пробежал его глазами, остановившись на паре абзацев, с особым восторгом повествующих о разгроме, учиненном неизвестными преступниками в одном из самых шикарных магазинов города. Дальше шли домыслы репортера о сумме похищенных драгоценностей, и Алексей поморщился, представив лицо Тартищева в тот самый момент, когда эта газетенка попадет ему в руки.

После подобной статейки непременно вызовут Федора Михайловича на ковер к губернатору, это уж как пить дать вызовут… Но главные события произойдут чуть позже, и можно только догадываться, в какой крендель завьются хвосты личного состава сыскной полиции после визита Тартищева к высокому начальству…

Алексей отбросил газету в сторону и прислушался.

За дверью что-то крайне возбужденно обсуждали. Два или три раза он уловил слово «грек», произнесенное почти трагическим шепотом. Говорил мужчина, и наверняка Изя Фейгин, потому что иногда срывался на фальцет. Борец гудел басом, но редко. Похоже, его мнением не слишком интересовались. Преобладал в разговоре голос Завадской. Выходит, прав оказался Вавилов, когда предполагал, что эта дама верховодит всеми этими господами с сомнительным прошлым…

Впрочем, самое поразительное в этой истории было то, что он совершенно спокойно, как само собой разумеющееся, воспринял превращение цирковой кассирши в Александру Завадскую. Независимо от собственного сознания он долгое время жил предчувствием этой встречи, ждал ее, знал, что она неминуема, но только слегка опешил, когда обнаружил, что вторично выступил в роли спасителя этой странной женщины, которая пытается ввести убийство в ранг добродетели.

А ведь как заныло его сердце в то мгновение, когда Тартищев сообщил о ее смерти, как сжалось при виде огня, превратившего в пепел ее портрет… Алексей недовольно поморщился. Конечно, судьба опять свела их на узкой дорожке, но почему-то на этот раз он не испытывал даже частички того душевного трепета, который ощущал вплоть до уничтожения портрета. Возможно, блестевшие, словно в горячке, глаза и дряблая шея сумели гораздо быстрее, чем его дядька или Тартищев, развеять тот романтический ореол, который весьма исправно создавало его воображение. Вдобавок рыжий цвет ее волос мгновенно вызвал в памяти те весьма нецеломудренные откровения, на которые расщедрился Дильмац в своем дневнике.

И хотя Алексей понимал, что нельзя видеть в каждой рыжеволосой женщине порочную бестию, которую столь яркими красками живописал старый бонвиван, на всякий случай решил не сбрасывать со счетов и Завадскую. Кто ее знает? Возможно, у нее в порядке вещей не только убивать, но и торговать своим телом ради призрачных идеалов, ради светлого будущего, за которое она, не задумываясь, готова сложить свою голову.

Знать бы только, для кого это будущее станет светлым? И скоро ли?

Тем не менее он чувствовал себя крайне гнусно.

Было неимоверно стыдно за свой давний, неосмотрительный поступок. Он спас эту женщину от виселицы, но скольких людей она приговорила к смерти только за то, что они исправно исполняли свой долг перед государем и Отечеством, а сколько еще поплатятся жизнью, и все по той причине, что Алексей Поляков позволил ей когда-то скрыться с места преступления?..

Он опять прислушался. Спор за стеной продолжался, только голос еврейчика звучал более устало, а Завадской — более раздраженно. Борца и вовсе не было слышно, словно он переместился в другую комнату…

В какое-то мгновение Алексею захотелось подкрасться к двери и приложить ухо к замочной скважине, но, смерив взглядом расстояние от дивана до порога, он тут же отбросил эту мысль как весьма опрометчивую — вряд ли он успеет добраться до дивана, если Завадская со своими приятелями вздумают неожиданно вернуться в гостиную.

Поэтому, отбросив попытки понять, что происходит за дверями гостиной, он принялся ломать голову над тем, каким не поддающимся разумению образом Александре Завадской удалось не только воскреснуть, но и бежать с Тары.

Если Тартищев сказал, что бежать оттуда невозможно, значит, действительно невозможно! Алексей успел не раз убедиться в том, что его начальство зря слов на ветер не бросает. Но у этой дамы получилось совершить невозможное — благополучно улизнуть с каторги. Теперь она занята подготовкой побега своих приятелей. И, судя по масштабам планируемой операции, весьма уверена в успехе. Алексей покачал головой.

Да, дерзости ей не занимать! Так действуют или на грани полного отчаяния, или от чрезмерного самомнения, необыкновенной веры в собственную исключительность…

Он прислушался. Спор за дверью разгорелся с новой силой. Теперь голос еврейчика звучал снова громко и возбужденно. Похоже, он был вне себя от злости.

Алексей взял в руки газету, и, как оказалось, вовремя. Когда Завадская, Григорий и Изя Фейгин появились на пороге, их нечаянный гость с веселой улыбкой на устах изучал последнюю страницу «Сибирских ведомостей», на которой по традиции смаковались подробности очередных городских скандалов.

Ужин действительно оказался скромнее некуда. Тощие бифштексы из говядины, обложенные скользкой вареной капустой, — для мужчин и гороховые котлеты для Завадской. Унылое впечатление не скрасила даже бутылочка вина, в понимании хозяйки достаточно приличного, но по вкусу напоминавшего разбавленный уксус. В этом доме не слишком заботились об усладе собственных желудков. И, видно, поэтому физиономии сидевших за столом выглядели постно, под стать скудному ужину. Вполне возможно, гости Завадской были серьезно озабочены свалившимися на них неприятностями, но, судя по всему, в присутствии Алексея обсуждать их не собирались.

За весь ужин борец и Завадская обменялись едва ли десятком слов, а Изя и вовсе помалкивал, лишь изредка словно прощупывал Алексея ленивыми темными глазами. И тут же отводил их в сторону, стоило тому ответить излишне пристальным взглядом. Алексей не боялся, что еврейчик признает в нем своего недавнего обидчика. Тонкие франтоватые усы и небольшая русая бородка, заимствованные из реквизита Вавилова, делали Алексея не только лет на пять старше, но весьма удачно скрывали ссадины на подбородке. Правда, фонарь под глазом замаскировать не удалось, но подмалеванный умелой рукой того же Ивана, он выглядел совсем свежим, только что заработанным…