— А теперь слушай сюда, — прошипел Вилен. — Она, — он мотнул головой в сторону Жанны, — это моя жизнь. Часть моей жизни. И я буду с ней. А тебе придется принять это. И смириться.
— Ни за что! — выкрикнула Лера.
— А что ты сделаешь? — выдохнул Вилен. — Ну, что? Напишешь жалобу в партком? В комитет комсомола? Пожалуешься папе?
— Когда сделаю, увидишь, — пригрозила Лера.
* * *
Путешествие спецрейсом вместе с Королевым, разумеется, разительно отличалось от поездки в теплушке на целину.
Вертолет приземлился на окраине Ялты, там их уже поджидали несколько начальственных «ЗиМов», «Побед» и пара местных партийных и советских руководителей в костюмчиках. Королева — хоть и, как видно, не знал никто в лицо — безошибочно приветствовали, как главного в делегации и большого столичного начальника. На Владика, который скромно стоял в сторонке и шел последним, все слегка косились: кто это, мол? Кагэбэшник, секретарь Королева или юный вундеркинд-ученый? Однако никто и слова не сказал, его присутствие принимали как должное. Сергей Павлович, Келдыш и крымское начальство поместились в один «ЗиМ», во второй сели Черток, Аркадий Осташев (приехавший последним самый молодой ученый), а также Владислав.
Привезли их сразу к антенне дальней космической связи. Огромная тарелка с запрокинутым к небу лицом жадно ловила сигналы из космоса, и впервые в жизни ей кто-то мог ответить, аж почти с самой Луны. Стояло несколько штабных палаток, дымилась полевая кухня.
Все ученые забрались в штабной вагончик, где находилась аппаратура. Операторами были военные. Владика никто не гнал и допуска не спрашивал, потому он хотя и стоял за спинами, но все слышал, а кое-что даже мог урывками видеть. И, главное, понимал, о чем идет речь. Шел процесс получения телеметрии от станции, несущейся в направлении Луны. Королева, поразительное дело, многие военные видели первый раз, и не был он никаким для них начальником — однако слушались все беспрекословно. А ЭсПэ, в свою очередь, тихим голосом скомандовал:
— На время работы со станцией «Луна» всех операторов прошу подчиняться только товарищу Богуславскому и беспрекословно выполнять все его команды.
Начался сеанс связи со станцией, которого так долго ждали и ради которого летели из Москвы. И вот чудо: то, на что почти даже не надеялись, произошло — антенна приняла со станции телеметрию. Как-то разом спало напряжение, все выдохнули, кое-кто отправился за барак курить.
Там тоже говорили об интересном.
— Я распорядился, — вещал кто-то, — чтобы весь Черноморский флот молчал в эфире, не создавал нам помех.
Потом вдруг сама собой снова началась суматоха и неразбериха. Оказалось, что не привезли из Москвы специальную магнитную ленту, Королев орал на своих заместителей, потом звонил в Москву, в ОКБ, и распоряжался, чтобы нужное обязательно передали следующим рейсом «Ту» в Крым. Затем прибыл еще один ученый, астроном и директор обсерватории, и стал говорить, что все хлопоты были (и будут) напрасными, все равно фотографий Луны не получится, ибо их засветит жесткое космическое облучение — надо было, дескать, ставить на станцию мощную свинцовую защиту. Начался горячий научный спор, в котором приняли участие почти все — лишь академик Келдыш с отстраненным лицом сидел, прислонившись к осциллографу.
Наконец, Королев скомандовал:
— Осташеву оставаться здесь, все остальные новоприбывшие, едем в «Нижнюю Ореанду». Вечером не пить, не гулять, к девицам не приставать. Завтра подъем в пять, в шесть утра сеанс связи.
За все время, с тех пор, как взошли на борт самолета, Сергей Павлович ни слова не сказал Владику, однако время от времени он ловил на себе его изучающий взгляд: как ведет себя юнец, как держится?
Разместили делегацию (и примкнувшего к ней Владислава) в правительственном санатории. Бесшумная челядь накрыла ужин. На постой Владика определили, что называется, по чинам: в один номер с шофером горкомовского «ЗиМа». Тот улегся, не раздеваясь, и сразу захрапел, а Иноземцев еще вышел прогуляться. Подумать только, он впервые в жизни увидел море, и неизвестно еще, что его интересовало больше: оборотная сторона Луны, на которую он, быть может, взглянет завтра, — или сегодняшнее море, свинцовое, бурливое.
А назавтра, с утра, он стоял в том же вагончике за спинами всех и лишь в малый просвет между чьими-то плечами сумел увидеть приемник, из которого выползала бумажная лента. На ней нельзя было разглядеть ничего, кроме тусклого серого круга.
— В результате напряженного труда советских ученых, — схохмил кто-то, кажется, Черток, — стало, наконец, достоверно известно, что обратная сторона Луны тоже круглая.
Богуславский спокойно взял лист, несколько театральным движением разорвал его на две половинки и бросил в мусорную корзину.
— Спокойно, товарищи, — молвил он. — Сейчас изменим настройки, и следующий кадр, я обещаю, будет гораздо лучше. А то, что запечатлится на пленке, вообще получится роскошно. Главное, связь есть, фотографирование прошло успешно, станция находится на пути к Земле.
И впрямь, следующее изображение выглядело гораздо лучше и ничем, в принципе, не отличалось от видимой в телескоп нашей стороны Луны: наползающие друг на дружку оспины больших и малых кратеров. Ученые — и Королев, и Келдыш, все присутствовавшие, и даже все сидевшие за пультами офицеры — дружно грянули «Ура!».
Еще бы не радоваться: советские люди добились нового большого успеха, впервые заглянули на темную сторону Луны.
* * *
В середине дня Галину срочно вызвали в секретариат Королева, и там секретарша Главного выдала ей, под подпись, ВЧ-грамму. Галя еще долго отнекивалась, говорила, что некому ей ВЧ-граммы слать. Однако нет, депеша и впрямь была адресована ей, а подписана оказалась самим Королевым. Текст гласил: «Инженер Иноземцев срочно отправлен в командировку, ожидается прибытием десятого октября».
Галя взяла депешу и отправилась назад в свой научно-технический отдел, где ее ожидал очередной свежий номер «Aviation Week». Она шла и чувствовала себя несчастнейшей из смертных, и слезы катились по ее лицу: она беременная, ее тошнит с утра, в домике в Болшево холодно, и ей самой приходится топить печку. О парашютных прыжках не может быть и речи, генерал больше на ее горизонте не появляется, другим мужчинам она и вовсе не интересна, а тут еще и преданный Владик умотал, видите ли, в срочную командировку, и даже не позвонил. Было отчего плакать!
Генерал Семен Старостин
10 октября 1959 года
Семен Кузьмич думал и принимал решения быстро. Только дочь заикнулась об убийстве, он сразу сообразил, что ему делать.
Жену свою Ариадну Степановну будить генерал Старостин не стал и ни слова ей не сказал. Правда, она пробормотала со сна: «Кто звонил?» — однако генерал быстро сказал ей: «Мне с работы, срочно вызывают». Срочные вызовы для секретаря парткома были не новость, даже по вечерам в субботу и в праздники, вот супруга и не удивилась. Снова пробормотала: «Будь осторожен» — и опять погрузилась в сон. Надо оставить ее в покое на даче, решил Старостин, а то только будет путаться под ногами и глупо кудахтать.
Персональный автомобиль генерал требовать не стал. «Ни к чему в это дело кого-то из посторонних вмешивать, — сразу сообразил он. — Даже Костика». В дачном гараже у него стоял собственный «Москвич» самой первой модификации, четырехсотой. Приобреталась малолитражка для Ариадны, но сама она ездить боялась и ленилась, предпочитая в случае нужды пользоваться услугами Костика и «ЗиМа» из правительственного гаража. Самому Семену Кузьмичу тоже хватало «персоналки», поэтому он тоже «Москвича» не касался и даже удостоверения водительского не имел, хотя управлять авто, конечно, умел. И не только авто, но и, к слову сказать, трактором, и танком, и мотоциклетом, и даже самолетом.
Хотя машина и не использовалась, Костя-шофер — зря, что ли, его генерал баловал — всегда поддерживал «Москвича» на ходу и в полной исправности. На всякий экстренный случай. И вот он, тот самый случай, наступил.
Старостин очень быстро переоделся: сменил дачную гимнастерку на белую сорочку и генеральский китель. Он был доволен тем, как построил разговор с дочерью Лерой, когда та сообщила ему оглушительное известие об убийстве. Дочь — она ведь материя нежная, на нее не цыкнешь, не обложишь, как на службе или в парткоме. Тем более — случились такие чрезвычайные обстоятельства.
— Кто убит? — задал он первый вопрос.
— Одна девушка, — всхлипнула Лера. — Ровесница наша, учится в педагогическом.
— Ты уверена, что мертва?
— Да, папа! Нет ни дыхания, ни пульса. Что делать, папуля? Что нам делать?! — В голосе девочки явственно послышались панические нотки.
