— Господи, мы были сумасшедшими, — сказала она и сжала руку. — Ты помнишь, как?..
— Сумасшедшие, — сказал он.
— В ту ночь ты…
Вдруг она поняла, что он что-то сказал.
Патриция быстро встала и, наклонившись, взглянула на него. Глаза у Мэттью были закрыты.
— Мэттью?
Молчание.
— Мэттью?
Все то же молчание.
— Мэттью, — продолжала она, — ты прав. Мы были сумасшедшие. Мы просто сошли с ума. Полностью. У нас поехала крыша. Мы были чокнутые, сумасшедшие, ку-ку. Скажи мне это еще раз, Мэттью. Пожалуйста, скажи мне, какие мы были чокнутые. Прошу тебя, повтори, пожалуйста!
Она продолжала смотреть ему в лицо и сжимала его руку своими. Она так хотела, чтобы он открыл глаза и пошевелил губами. Она молила, чтобы он заговорил, чтобы снова заговорил с ней.
— Пожалуйста, милый, прошу тебя, умоляю…
Но он больше ничего не сказал, а она начала сомневаться, не показалось ли ей, что он произнес это слово…
Патриция снова уселась у постели, продолжая держать его руку.
Когда Блум в девять утра вернулся в свой кабинет, у него на столе все еще лежал список звонков, которые делал Мэттью из дома.
Блум положил этот список рядом с маленькой черной записной книжкой Торренса и ежедневником Мэттью. Потом он сделал следующую таблицу:
Торренс сказал Блуму, что не навещал дочь с тех пор, как приехал в Калузу. Мария то же самое сказала Тутс. Но Торренс заявил, что не знает никого по имени Мэттью Хоуп. А Блум обратил внимание на запись в ежедневнике Торренса:
Пятница 25 марта Мэттью ХОУП, 10.00
Блум подвинул к себе телефон и быстро набрал номер Эгги Донован. После третьего звонка она сняла трубку.
— Алло?
— Миссис Донован?
— Да?
— Это детектив Блум. Простите, что я вас снова беспокою, но…
— Да, в чем дело?
— Я еще раз подумал о звонках, которые сделал вам Мэттью Хоуп в Брэдентон в прошлый четверг. Особенно…
— Мистер Блум, я вам больше ничего не могу сказать.
— Миссис Донован, в него стреляли как раз…
— Я ничего не знаю о том, кто в него стрелял.
— Вы ему не сказали ничего, что могло бы…
— Я не помню, что я ему сказала.
— Вы ему не сказали, где остановился Питер Торренс?
— Нет, — сказала она и повесила трубку.
В темноте постоянно сверкали молнии, и раскаты грома раздавались у него в голове. Он припомнил, как трещало что-то в трубке…
— Какая плохая слышимость, — сказала она.
— Я могу вам перезвонить?
— Не стоит, мистер Хоуп.
Щелчок и вспышка молнии! Этот звук громом отдавался у него в голове. Кругом стоял грохот и звучало эхо. Он снова набрал этот номер.
— Да?
— Миссис Донован…
— Послушайте, я же вам сказала…
— Эгги, не бросайте трубку. Если вы это знаете…
Еще один щелчок, на этот раз более громкий. В ярости он снова набрал ее номер.
— Если вы повесите трубку, я к вам приеду.
— Мистер Хоуп, пожалуйста.
— Где остановился Питер Торренс?
— Не знаю.
— Нет, вы знаете. Мне нужно его повидать.
— Зачем?
— Я хочу, чтобы он рассказал мне все, что знает об убийстве Уиллы Торренс.
— Ее не убили, она…
— Эгги, ее убили. Я думал, она была вашей подругой.
— Да, она была моей подругой.
— Тогда скажите мне.
— Питер не имеет к этому никакого отношения.
— Тогда ему нечего скрывать.
— Они обвинят его в этом.
— Нет, если он не делал этого.
— Он был тогда в Миссури, но его все равно обвинят.
— Что?
— Мистер Хоуп, пожалуйста, я не…
— Вы хотите сказать, что он был в Миссури во время ее?..
— Я никому не желаю неприятностей.
— Тогда скажите мне, где он остановился. Мне нужно с ним поговорить, Эгги.
— Он остановился в «Шелби Армс».
Дневной дежурный, с которым разговаривал Блум, был тем самым мужчиной с зелеными глазами и кожей цвета крепкого чая. Его звали Мухаммед Азир. Он взглянул на фото Мэттью Хоупа в газете и сказал, что никогда не видел этого человека.
— Он мог заходить сюда в прошлую пятницу утром, около десяти часов, — сказал Блум.
— Не могу припомнить.
— Он ходил к вашему жильцу, которого убили.
— Все равно ничего не знаю.
— Тогда давайте поговорим о ваших жильцах, хорошо?
— С ними у нас все в порядке, — заметил Азир.
— Ну да, только в основном у вас снимают комнаты проститутки и их сутенеры.
— Ничего об этом не знаю.
— Сколько здесь белых сутенеров?
— Белые, черные, у нас останавливаются разные люди.
— Ага, равные права для всех… А как насчет шлюх?
— Здесь, в «Шелби Армс», у нас нет шлюх.
— Но если бы сюда вошел белый мужчина, вы бы обратили на него внимание, правда? Белый мужчина в десять утра.
— Сюда ходят белые мужчины в любое время дня. Белые и черные.
— Конечно, мужчины сюда ходят самые разные. Но этот белый человек навещал единственного белого жильца в вашей дыре… Неужели вы бы это не заметили?
— Я замечаю все, что здесь происходит.
— Но вы не заметили?..
— В тот день я не дежурил, — сказал Азир.
Человек, который дежурил в дневную смену в «Шелби Армс» в пятницу, двадцать пятого марта, был тридцативосьмилетний черный мужчина по имени Абдул Шакут.
Блум нашел его в комнате, которую он снимал недалеко от гостиницы. Дом был построен для одной семьи, но его частично перестроили, чтобы пускать жильцов. В комнату Абдула был отдельный вход. Жилище это было небольшое: там стояла кровать, маленький комод, кресло и стол у окна. У стола стояли два стула, небольшая плитка, холодильник, лампы, керосиновый обогреватель, который использовался, когда ночью было холодно, и небольшой телевизор. В маленькую ванную комнату вела отдельная дверь. Когда Блум пришел к нему, на постели сидела белая девушка в комбинации и читала журнал. Он решил, что ей было лет шестнадцать. Абдул сказал, что это его жена.
— Вы дежурили в «Шелби Армс» в прошлую пятницу в десять утра? — спросил Блум.
— Да, была моя смена. Это — моя вторая работа. Я еще работаю посыльным в «Хайятте».
— Туда приходил белый мужчина и спрашивал мистера Торренса? Вы узнаете этого мужчину? — спросил Блум и показал Шакуту фото Мэттью.
— Да, я его видел.
— Когда?
— В прошлую пятницу около десяти утра.
— Он интересовался Питером Торренсом?
— Я сказал, что он находится в комнате тридцать семь.
— И что потом?
— Он поднялся наверх. Лифт, как всегда, не работал, и ему пришлось идти пешком.
— Когда он спустился вниз?
— Без четверти одиннадцать.
— Значит, он там пробыл почти час?
— Примерно минут сорок пять.
— Он что-нибудь вам сказал, когда уходил?
— Нет.
— Спасибо.
Они ненадолго ушли из больницы, чтобы перекусить. Фрэнк ел гамбургер и запивал его кокой. Патриция безразлично погружала ложку в стаканчик с йогуртом. Она рассказала ему о том, что сказал ей Мэттью. Она сообщила об этом доктору Спинальдо, и тот посчитал, что это хороший признак. Фрэнк был настроен скептически.
— Всего одно слово?
— Да, но оно прямо относилось к тому, о чем я с ним говорила.
— Значит, вы считаете, что он вас понял?
— Да, и что-то сказал мне в ответ.
— Ну да.
— Ну, когда люди отвечают на ваши слова.
— Угу.
— Так, как вы делаете это сейчас.
— Да, да. Надеюсь, что это так. Вы говорили с Блумом?
— Сегодня утром нет. Он отправился расследовать убийство Торренса.
— Вы считаете, что они связаны?
— Не знаю.
— Потому что за ним по следу шел Мэттью. Вы так думаете?
— Если судить по тому, что сказал Блум, то — да.
— Он хорошо работает.
— Да.
— И обо всем нас информирует.
— Да. Интересно, что удалось узнать Мэттью?
— Если бы мы это знали!
— Да. Я просмотрела все бумаги в его столе, проверила все папки, и вообще проверила все в кабинете, чтобы найти что-нибудь важное для нас. Мы долго работали вместе, и я знаю методы его работы. Он очень аккуратный человек. Я не знаю, известно ли вам, но он всегда все записывает по делу, которое ведет.
— А где же записи по этому делу?
— Ну, остался его ежедневный календарь…
— Да, но это не так много…
— Вы хотите сказать… что он мог что-то продиктовать?
— Ну да, или просто записать. Я не верю, чтобы ничего не осталось.
— Вы проверили у Синтии?
— Да. На прошлой неделе он забегал на несколько минут в контору. Ничего не диктовал и ничего не печатал. Ничего!
— Он, наверное, только все еще готовил и старался все сведения собрать воедино.
— Наверно, вы правы.
Фрэнк вздохнул, взял бокал с кока-колой и начал медленно покачивать его и поболтал в нем соломинкой.
