Общая болезненность исчезла, даже физия моя, кажется, приобрела привычные гармоничное пролеткультовские очертания.
Я вздохнул полной грудью, кинул в рот овальную маслину и… забыл закрыть пасть: на стоянке происходила некая занимательная чертовщина. Меж авто передвигался на полусогнутых человек в форме дорожной службы, и всем своим поведением был подозрителен — мне.
Выпил я мало, и, всецело, трезво оценивал ситуацию. Тот, кто ходит с добрыми намерениями дернуть приемник или там фару, не будет затравленно оглядываться по сторонам. Не так ли? И потом — спортивная сумка в руках. Вот она была — а вот её нет? Что за фокусы наяву средь белого дня? Не о них ли предупреждал Исаак Исаакович в том страшном сне, когда выковыривал золотой ложечкой оливковые глаза свои?
Иллюзионисты цирковые, поднимался на ноги. Что-то надо таки делать? Бежать за непонятным субъектом, удаляющимся резво в сторону спец. машины «Мосдорстрой» или искать сумку? Если люди серьезные, пристрелят меня с банкой маслин, не задумываясь. Это тебе надо, Слава? Тебе этого не надо. Ты — не герой. В данном конкретном случае.
Принимаю решение шарить сумку. Не вызывать же оперативную группу капитана Горкина? Он меня тогда точно пристрелит. От устатку видеть мою семафорную рожу каждый день, и каждый час.
Поиски не занимают много времени — через минуту обнаруживаю сумку под днищем танкового джипа с тонированными стеклами и блатным номером, указывающим, что сие транспортное средство принадлежит нешуточными штучным людям в государстве: «о 111 о».
Как бы поступил человек с мозгами не поврежденными? Правильно — бежал бы сломя голову к посту ГИБДД или куда ещё дальше, чтобы срочно задокументировать свою благонадежность к власти. А тушинские любопытны не в меру, так и норовят сами влезть в задницу тех или иных обстоятельств.
Присев на корточки, принялся за лямку тянуть сумку — осторожно, кстати, тянуть. Дурак дураком, а понимал, что лучше быть нежным, как сочинская орхидея на клумбе жизни, чем мертвым, как московский венок из жести на Хованском кладбище.
К моему счастью, сумка оказалась не тяжелой, и передвинулась по зернистому асфальту легко.
Открывать или не открывать? Где наша не пропадала? Может, там взятка чиновнику в миллион вечнозеленых, а я сижу гриппозным грифом и задаю пустые гамлетовские вопросы.
Решительно разодрав «молнию», вижу красноватые по цвету тротиловые брикетики. Килограмма три будет, рассуждаю с меланхолией позитивного идиота, и начинаю рассматривать предмет, похожий на небольшой радиоприемник, соединенный с убойным зарядом проводами: синим, зеленым и желтым. Как раз работенка для аутиста, любителя цветов. Часовой механизм или еще, какая хитрая заморочка?
На этот вопрос не успеваю ответить, характерный клацающий звук пистолета у битой потылицы моей тормозит движение всякой мысли, как застрявший на ж/д перегоне автобусик с дачниками сдерживает движение дальних поездов.
Мысль же у меня одна — не получить пулевой привет раньше времени.
— Э-э-э, — говорю я. — Это не мое. Но это бомба.
Мне повезло, что нарвался на профессионального телохранителя, терпеливого, как папа римский, читающего прихожанкам лекцию о вреде абортов и оральных потех в презервативе. Случись, кто другой, нажал бы на курок — и моя встреча с «летчиком» Брувером у брачующих облаков была бы неизбежна, как восход и закат нашей дневной звезды.
А так — началась суета всех охранительных служб, государственных и коммерческих. Один из ретивых милицейских служак со странной фамилией Собакин-Каменский даже успел пнуть меня под ребра, посчитав главным врагом государства. И я его хорошо понимал: с таким мурлом, как у меня, только подрывать автомобили высших чиновников РФ.
Появление Маи и её самое активное участие в разборе ЧП вытащило меня из петли напрасных подозрений. Из категории террориста я перешел в категорию свидетеля. Думаю, не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что от меня разило родной водочкой и неродными маслинами. Согласитесь, какой настоящий душегубец будет идти на дело подшофе, да ещё с банкой маслин в руке?
— А какая внешность-то была? — пытал меня мужиковатый следователь Петров из ФСБ. — Славянская? Кавказская?
— Обыкновенная, — пожимал плечами. — «Мосдорстрой», одним словом.
— Понятно, — чиркал в блокноте. — А что с лицом?
— Чьим?
— Твоим.
Я чертыхнулся: далось оно всем, и ответил привычно: гопнулся, хотя выразился, куда крепче. Товарищ Петров понимающе хныкнул и записал домашний адрес и номер телефона.
— Береги себя, Мукомольников, — проговорил на прощание. — Ты нам ещё нужен, — и удалился к группе работников умственного труда в штатском.
Я подивился последним его словам, да, решив, что так принято шутить на Лубянке, переключил внимание на действо, происходящее у распроклятой сумки. К ней приближался боец в защитном бронированном облачении, схожий из-за этого на глубоководного водолаза в Марианской впадине.
Сама стоянка была оцеплена по большому периметру, окруженному зеваки, которые не страшились никак возможных взрывов. Подозреваю, большинство мечтало, чтобы бомбу вместе с барскими авто рвануло до самых до облаков.
Хлеба и зрелищ — было, есть и будет для головотяпных народных масс.
Девушка Мая тянет за рукав, отвлекая от интересного дарового представления. В чем дело? Оказывается, нас ждут — ждут в месте скорбном, на престижном могильнике. Я удивляюсь: нельзя ли найти более удобное местечко? И что же выясняется: наша встреча с государственным чиновником некто Крутоверцером, под джипом коего я обнаружил сумку с бомбой. Вот такое странное совпадение обстоятельств и интересов.
— Как фамилия? — недоумеваю. — Криво… чего?
— Крутоверцер, — повторяет. — Борис Владимирович. А в чем дело?
— Фамилия какая-то… с загогулинами, — делаю экс-президентский жест рукой. — Француз, что ли?
— Не хами. Он тебя вытащил оттуда, — вздергивает голову к небесам.
— Откуда?
— Там, где тебя били, — сообщает не без издевки. — Иногда мне тоже хочется тебя стукнуть.
— Бей, — склоняю голову. — Хотя я ему должок отдал.
— Чем?
— Бомбой. Кстати, а почему хлопотала за меня? Не за красивые же глаза?
— И за них тоже, — фыркает, показывая всем видом, что терпит меня исключительно за то, что я экзотический фрукт с пролетарской плантации.
Продравшись сквозь взбудораженное светское общество, которое уже навсегда распрощалось с г-ном Брувером, однако было остановлено известными событиями на территории погоста, мы с Маей приближаемся к группе атлетических людей. Их лица мужественны и строги. Взгляды пронзают, как инфракрасные лучи в ночи. Руки тянутся к невидимым кобурам. Такие пристрелят и глазом не моргнут. Тело хозяина они будут охранять, как псы обглоданный конский мосол. Один из них мне знаком — пистолетом. Ему хватило ума и умения не застрелить меня, за что отдельное спасибо. Я хочу его поприветствовать поднятой рукой, да Мая одергивает:
— Это мы, Боря!
«Боря» — что за фамильярности, хочу спросить, да не спрашиваю по причине того, что отвлечен встречей с небожителем.
Господин Крутоверцер — типичный представитель хитрожопых завлабов всяких разных НИИ. Случившийся исторический слом советской системы вынес его и ему подобных на верхушку новой власти, которая нуждалась в людях услужливых, да неглупых, беспринципных, да хватких, себе на уме, да командных. Они быстро вошли во вкус администрирования и пришли к пониманию того, что страну необходимо в срочном порядке приватизировать, то есть прикарманить, точно чужую барсетку. А почему бы и нет? Доверчивый лохастый народец, получив по сортирно-ваучерной бумажке, принялся ждать магического обогащения.
Тогдашний лозунг дня: «Каждому дураку — по автомобилю „Волга“» вспоминается теперь, как удачный пиаровский ход. А в результате: 99,99 % населения получили с гулькин fuck-байс, а остальные 0,01 % — все.
Профакал страну народ, профакал за бумажки, и это есть факт нашего сирого существования на развалинах СССР (б).
Борис Владимирович росточка был небольшого, как того требовало последнее веяние политического истеблишмента. Лицом вышел суховатеньким, скуластеньким, с крючковатым носом. Глаза внимательные и не без иронического блёка. Лоб с ленинской залысинкой — с таким лбищем удобно национализировать банки, мосты, СМИ, телеграфы и брать олигархов за седые их яйца, похожие на гусиные.
— Прошу, — указывает на скамейку, глядя на меня не без некоторого оторопения, — садитесь.
Истолковав его взгляд по-своему, решаю опередить вопрос и выпаливаю:
— Упал с третьей полки вагона поезда Сочи-Москва! Лицом о столик. Да-с! Такие вот билеты продают — на третью полку-с!
— Слава, прекрати бредить, — недоумевает моя спутница. — Ты о чем?
