морозилке мясо и приготовила его любимый картофельный суп. Садись за стол, я дам тарелку.
Я послушно исполнила ее просьбу. Есть не хотелось, но и отказываться было нельзя. Маша, повернувшись ко мне спиной, возилась у плиты.
— Как он там, Маш?
Она подошла к столу, неся в руках полную тарелку.
— Хлеб на подоконнике.
— Спасибо, я без него.
— А я люблю с хлебом, — улыбнулась девушка. — Но твое дело, конечно. Ты ешь, а потом расскажешь, чего в супе не хватает.
— А ты не составишь компанию?
— Не-а. Я лучше покурю.
Она приоткрыла окно и облокотилась о подоконник. Открыла лежавшую тут же пачку, достала сигарету и щелкнула зажигалкой.
Черт, однако, неуютно я себя чувствовала, отправляя ложку за ложкой в рот. Хозяйка квартиры отстраненно курила, даже не глядя в мою сторону и не делая попытки завести разговор. Неловкий момент. Может быть, ей действительно никто из нас сейчас не нужен? Кроме ее таинственного парня, разумеется. Почему Аня так воинственно настроена в его отношении? Обзывает, не хочет, чтобы он жил в доме. Не в ее доме, на секундочку.
— Как суп? Сгодится? — спросила Маша, не отрываясь от своего занятия.
— Очень даже, — ответила я, не покривив душой. — Когда ты пойдешь в следственный изолятор?
— Чуть позже, ближе к обеду. Следователь сказал, что встречаться нам с Артуром не положено, но он постарается что-нибудь придумать. Еда и чистая одежда нужны в любом случае.
Вон оно как. А Северский-то, оказывается, тот еще «тайник». Проникся к убитой горем девушке, готов ради нее поступиться своими служебными обязанностями. В принципе, он и внешне похож не на полицейского, а на фотомодель, которую по ошибке вместо подиума отправили в школу милиции.
— Меня с собой возьмешь? — осторожно спросила я.
— Я и одна могу сходить, — ответила Маша, слегка повернув голову в мою сторону.
Она затушила сигарету, развернулась ко мне всем телом и посмотрела прямо в глаза.
— Я же все понимаю. Зря Аня думает, что я не в себе. Это не так.
Я уже и сама поняла, что Аня перегибает палку. Поднимаясь на нужный этаж, я готовилась увидеть перед собой колышущийся от малейшего сквозняка призрак, мало напоминающий живого человека. Маша представлялась мне без двух минут пациентом клиники неврозов, накачавшимся успокоительными еще до своего появления в палате для буйных пациентов. Но меня встретил совсем другой человек. Во всяком случае, не такой уж и беспомощный, как пыталась представить Аня.
— Я рада, что ты справляешься.
— А как иначе-то? — пожала она плечами. — Правда, такого еще в моей жизни не случалось, но теперь я уже ничего не исправлю.
Она действительно изменилась. Выглядела так, словно окончательно приняла случившееся. Ни дерганых движений, ни суетливости. Во взгляде появилось напряжение, которое никак не выражалось внешне. Все чувства были скручены в тугой узел и спрятаны глубоко внутри. То, что ей пришлось пережить, превратило ее в другого человека.
Эти перемены мне очень не понравились.
— Твое постоянное присутствие вовсе не обязательно, — твердо заявила Маша. — Если у тебя есть какие-то дела, то можешь идти. Не выгоняю, но имей в виду, что круглосуточное дежурство устанавливать не нужно. Меня вполне можно оставить одну, в петлю не полезу.
Она и в самом деле была неглупа и не так беспомощна, как утверждала Аня. Правда, Аню трудно сбить с пути. Если что-то решила, то все. Гаси свет. Все по нарам. С дороги, мать вашу. Легких путей подруга не искала, и Маше наверняка пришлось пережить волну ее заботы.
Но Аня гораздо дольше и лучше меня общается с детьми Дмитрия. Наверняка прекрасно знает все оттенки их поведения. А я вот нет. Мне приходится учиться всему на ходу. И больше всего я боюсь совершить непоправимую ошибку.
Если твой близкий и родной попадает в беду, то главное, мне кажется, не суетиться, что только на словах кажется легким. И вести с человеком себя именно так, как нужно ему. Не выть от горя у него на глазах, не причитать, не требовать подробностей. Нужно отключить свои желания и чувства. Если просит принести чай, то дать чай. Если молчит, то не лезть с разговорами. Но не снимать руку с пульса. Некоторым не нравится, если их гладят по голове или хотят обнять. Кто-то не выносит жалостливые взгляды и не переваривает сочувственный тон. И ведь порой не угадаешь, как и что нужно сделать, чтобы лишний раз не причинить боль. Тонкие фрагменты с размытыми гранями.
Вот и я не знала, как себя вести с Машей. Она стояла возле окна и все так же смотрела мне в глаза. Какой уж тут суп?
Однако в таком неуютном состоянии я пробыла недолго. Здравый смысл взял верх. Я старше, и чувствовать себя испуганным подростком попросту не желаю. Да, вот так вот вышло, что теперь надзиратель я. Анина смена закончилась, а моя только началась. После откровенного намека Маши на то, что мне пора сваливать из ее дома, я поняла, что ей просто нужно остаться одной. Без всех. Без присмотра. Без чужих глаз, запахов и голосов в ее собственном доме. Или не одной, но не с кем-то из нас.
— Слушай, Маш, — вспомнила я. — Прости за такой вопрос, но… У тебя есть молодой человек?
— Да, — не задумываясь, ответила девушка.
— Тогда пригласи его пожить с тобой, пока все не утрясется, — предложила я. — Или уезжай к нему.
— Аня его не переваривает, — усмехнулась Маша.
— Аня тут ни при чем. Это не ее парень. Да и я предложила, не зная, какие у вас отношения. Но что-то мне подсказывает, что ты предпочла бы видеть здесь его, а не меня или Аню.
Маша глубоко вздохнула.
— Он не сможет у меня оставаться на ночь, — сказала она. — К нему тоже никак. У него мама болеет, он после работы сразу к ней. Дел там много. У него собака, сенбернар. Сама понимаешь, что просто так ее не оставишь. Мы и встречаемся-то чаще всего в то время, когда он собаку выгуливает. Раньше было полегче, с ними тетка жила, но она в Тарасове бывает наездами, так что…
— Понимаю.
— И потом, я не хочу его грузить своими проблемами, — добавила Маша. — Ему и без меня не слабо прилетело.
— Он в курсе того, что случилось?
— Конечно. Он постоянно на связи.
— Далеко живет?
— Далеко, ехать минут сорок. Парк, где он гуляет с собакой, рядом с его домом.
Да уж. В наше-то время расстояния вроде бы и не проблема, а вон оно как сложилось. Парень, видимо,
