Он вообще влиял на нее исключительно положительно!
Алиса открыла книгу. Пролистала. Читать не хотелось, но фотографии рассматривать было интересно. Дойдя до серии снимков, под которыми имелась надпись «посмертные», Алиса вздрогнула. И тут то же самое! Хотела захлопнуть книгу, но что-то ее удержало.
Взяв ее под мышку, она отправилась в комнату и легла на диван. Пристроив книгу рядом, стала внимательно рассматривать фотографии. Их было восемь. Три портрета – мужской, женский и детский, – остальные снимки групповые. На последнем в ряд стояло пятеро детишек. Все нарядные, но невеселые. Только одна девочка едва заметно улыбалась. И смотрела куда-то в сторону, чуть запрокинув голову. Именно она была мертвой. И чтобы она не упала, двое ребят, что стояли перед ней и за, крепко держали покойницу. Фотография была жуткая. Впрочем, как и остальные. Алиса не могла без содрогания на них смотреть. Тогда как те люди, что запечатлевали своих мертвых родственников, вешали подобные снимки на стены. Для них они были памятными. Например, импозантный господин с портрета не имел ни одной прижизненной фотографии. Пришлось его запечатлевать посмертно. В любимом кресле. И чтобы он выглядел как живой, сидел ровно, сын покойника прятался за спинкой и поддерживал его за шею. Обо всем этом Алиса прочла в главе, которую снимки сопровождали.
– Все, хватит с меня! – пробормотала она, захлопнув книгу.
Затем включила телевизор и стала смотреть дурацкую комедию положений. Однако сосредоточиться на фильме не смогла. Посмертные фотографии Викторианской эпохи ей не давали покоя. Она постоянно мысленно возвращалась к ним и пересматривала…
Они беспокоили ее. Но не своей жутью. Теперь она точно это знала.
Алиса встала и снова начала ходить туда-сюда, туда-сюда.
То, что у Глеба обнаружилась эта книга, не казалось Алисе странным. Викторианской эпохой он интересовался очень. Найди она эту книгу у кого-то другого, могла бы заподозрить неладное. Портрет импозантного господина несколько похож на фото Коко. А Сью чем-то напомнила девочку, которую держали с двух сторон брат с сестрой…
Зазвонил телефон. Алиса вздрогнула.
Нервы ни к черту! Пора лечиться. Вот прилетят они с Глебом на Бали (она решила именно туда отправиться), она сразу пойдет к местному целителю, чтобы привел ее нервную систему в порядок.
Хотя там, у океана, она, возможно, сама по себе стабилизируется.
Алиса взяла сотовый в руки, посмотрела на экран. Надеялась, что звонит Глеб. Но то был ее стилист-парикмахер Стасик. Она пропустила поход к нему. Алиса не стала отвечать. Дождалась, когда Стасик перестанет звонить, и набрала номер Глеба. Он оказался выключенным.
Алиса, не зная, чем заняться, подошла к шкафу, в котором была выставлена коллекция фарфора, и стала ее рассматривать. Это, конечно, не рыбки, а чашки, и они не умиротворят, но глаз порадуют. Она особенно любила одну чайную пару. Ничем на первый взгляд не примечательную: белый фарфор, по краям блюдца и чашки розовые цветочки. Но оба эти предмета были так изящны, тонки, легки, почти невесомы, что кажется, будто их изготовили эльфы, а не люди. Алиса открыла дверку шкафа, взяла чашку, поднесла к свету. Просвечивает! Как и до́лжно…
Она решила попить чаю. И налить ее в эту самую чашку. Взяв ее, а заодно и блюдце, отправилась в кухню, но тут телефон издал короткий сигнал – это пришло сообщение. Глеб появился в сети, подумала она, но, когда глянула на экран, поняла, что ошиблась. Сообщение пришло от Дэна. Пустое! Алиса хотела его проигнорировать, но тут вспомнила, что утром уже проделала это с его звонком, и устыдилась. Некрасиво так поступать с человеком, который к тебе расположен. Да она, если уж начистоту, была к нему не так равнодушна, как показывала. Данила нравился ей. И именно поэтому она соблюдала дистанцию. Боялась увлечься. Нет, Глебу она ни за что не изменит. Но будет думать о другом мужчине, а это тоже нехорошо, пусть и не так аморально, как адюльтер.
Алиса вместо того, чтобы писать ответное сообщение, позвонила. Гудки: один, второй, третий… Она уже хотела отключиться, как они прекратились. Но голоса она не услышала, только тишину.
– Алло. Дэн? – Какой-то звук, похожий на стон. Или это помехи на линии? – Эй, привет! Ты чего молчишь? – Алиса посмотрела на экран. На нем отображались бегущие секунды. Значит, связь не прервана.
– Помоги, – донесся до слуха Алисы тихий хрип.
– Дэн, что случилось? Где ты?
– Умираю… Помоги.
И все. Больше она не смогла добиться от него ни слова. Все ее вопросы остались без ответа. Пришлось отключиться.
Алиса принялась лихорадочно соображать, что ей делать. Ясно, что Дэн в беде. Но как ему помочь? Как спасти его, если не знаешь, где он находится? Она набрала Глеба. Опять «абонент не абонент». Чертыхнувшись, Алиса позвонила Элене. Та, выслушав ее сбивчивый рассказ, тут же скомандовала:
– Успокойся.
– Да не могу я! – возопила она.
– Ты должна позвонить Сергееву или Вернику. Но это могу сделать и я, если ты все еще не в себе.
– Я не в себе, черт возьми! Он там где-то умирает. И я ничего не могу сделать. Так же, как и Сергеев с Верником. Москва огромна, он может быть где угодно. Как полицейские его найдут?!
– Обычно, по телефону. Запеленгуют его, и все. Отключаюсь, чтоб набрать Мишу. Не истери. Все будет хорошо.
И отсоединилась. А Алиса снова начала ходить туда-сюда, туда-сюда.
Как говорила ее бабушка – дурная голова ногам покоя не давала.
В третий раз оказавшись в кухне, Алиса вспомнила, что хотела выпить чаю. Но желание пропало. И она достала из холодильника мартини. Его оставалось немного, но ей хватит. Вылив вермут в стакан, она залпом его выпила. Безо льда и воды, разбавляющей сладость.
Мартини подействовал сразу. Стало тепло в желудке и на сердце спокойнее.
Элена сказала, что все будет хорошо, это внушало уверенность.
Вернувшись в гостиную, Алиса взяла чашку, чтобы вернуть ее на место. Водружая ее на блюдце, она заметила то, на что до этого не обращала внимания. А именно то, что средняя полка в три раза толще верхней и нижней. Дизайнерская придумка? Но шкаф типовой. Недешевый, как все вещи в квартире Глеба, но не эксклюзивный. В таких обычно все полки одинаковы. Значит, эту, толстую, изготовили отдельно и заменили ею уже имеющуюся. Алиса уже видела подобное в одном доме. Там хозяин таким образом маскировал сейф. Неужели у Глеба тоже он есть?
Алиса несколько минут изучала полку, пока не нашла внизу нее два крючочка. Они были так тонки, что она едва их нащупала. Отодвинув их, Алиса услышала щелчок – ящик, находящийся внутри полки, раскрылся.
…Она думала найти там деньги. Акции. Золото. Возможно – коллекцию каких-нибудь раритетных вещей. Или даже бриллиантов…
Но только не подборку фотографий.
Посмертные снимки разных людей. Их множество. И все разные. Есть старые черно-белые с желтыми разводами – такие остаются, если закрепитель плохо смыть. Есть цветные, но тоже не современные. На них в основном известные люди, артисты, спортсмены, снятые по время панихиды в своих гробах. А есть и совсем «свежие».
Коко, Сью…
Они смотрят мертвыми глазами в объектив и едва заметно улыбаются, как та девочка Викторианской эпохи, которую родственники решили запечатлеть, чтобы о ней осталась память…
– Мне очень жаль, – услышала Алиса голос за своей спиной. – Не думал я, что ты когда-то это увидишь… И надеялся, что никогда не узнаешь.
Алиса посмотрела в зеркало, что было приделано к внутренней стенке шкафа. В нем отражался Глеб. Она не слышала, как он вошел. И не видела этого, так как была поглощена фотографиями.
– До нашего счастья было рукой подать, – с грустью проговорил Глеб, – но ты все испортила. Мы бы уехали ночью на край света и прожили там до старости…
– Я уже поняла, что убийца Коко и Сью именно ты, но не могу взять в толк, зачем ты лишил их жизни?
– Они мне мешали.
– Чем?
– Тем, что были рядом с тобой. А я не хочу тебя с кем-то делить.
– Но ты же был в Мюнхене, когда погибла Коко?!
– Нет, я уже месяц не летаю за границу. Большой куш я сорвал еще в прошлом году… – Глеб подался вперед. Алиса думала, он хочет применить насилие, ударить, вколоть наркотик, задушить, а он тянулся к ее лицу, чтобы погладить его. Но она не позволила – увернулась. – Я безумно тебя люблю, Алиса. Ты свет мой. Ты жизнь моя. Без тебя я существовал, как какая-нибудь амеба. Когда появилась ты, все обрело смысл…
– Глеб, ты понимаешь, что говоришь? Получается, я виновна в том, что ты стал убийцей.
– Именно, – кивнул он. – Если б не ты, я ни за что не решился бы на преступление. Так и собирал бы эти фотки, – он кивнул на стопку, что Алиса все еще держала в руках, – не сделав тех, что отвечали бы моему вкусу. Меня с детства привлекали подобные снимки. Есть в них что-то запредельное. Подростком я часами просиживал над фотографиями мертвой бабки и ее сестер. Их было трое, все умерли одна за одной, и тетка моя, та самая, что ближе матери, всех фотографировала – тогда часто снимали во время похорон. Мои ровесники изучали «Плейбои», мастурбировали над ними, а я всматривался в посмертные фотографии и пытался постичь тайны ее величества смерти.
