— Переборщил, бесенок, — благодушно заметил покровитель. - Но приятно, не скрою. Пусть ловчишь, а все лучше, чем хамить. Молодежь-то нынче совсем неуправляемая... Ладно, вернемся к проекту. Расчеты твои в целом правильные. Информацию твою я принял. Готовь серьезные формальные обоснования. Чтобы комар носа не подточил. Будем думать... Ступай покамест. Чего-то я нынче подустал...
* * *После беседы с патроном Василию Васильевичу захотелось женской ласки. Позвонил юной массажистке Алене, хотя с утра даже и не планировал подобного. В объятьях страстной и сексуальной нимфы томился, как на банной полке, и, когда Алена играючи укусила его за мохнатое ухо, не удержался, хрястнул по сладострастной мордашке растопыренной дланью. Пушинкой слетев с огромной тахты, девица бухнулась на пол и оттуда самодовольно заметила:
— Немного садизма - это хорошо. Но тебе, пупсик, это обойдется еще в пятьдесят зеленых!
— Ничего, не обеднею, — Абражевич почувствовал некоторое облегчение. - Залазь обратно, еще покувыркаемся.
...Все-таки допек его старый пройдоха. Готовь обоснования, а что это значит? Ни отказа, ни согласия - вот это что такое. Подлая чиновничья уловка, которой и сам Абражевич умел пользоваться, как никто другой. В сущности, благодетель обошелся с ним так, как он сам попытался обойтись с этим бандюгой Павлом Николаевичем. Не взял на себя никаких обязательств, но и не отказал. Иными словами, все синяки и шишки тебе, мой дорогой дружок, а пироги, коли спекутся, поделим поровну. Надо признать, у покровителя уловка удалась стопроцентно, как и всегда удавалась, а с Павлом Николаевичем сам Абражевич малость оплошал. Объяснение, конечно, этому есть, и оно самое простое. Так уж случилось, что за годы плодотворного сотрудничества Абражевич и Павел Николаевич, кол ему в спину, увязли во многих совместных предприятиях по уши, то есть у каждого был на другого крепкий компромат. А вот зацепить, замазать сидящего на бугре Никифора Семеновича не довелось ни разу. Обидно сознавать, но это так. Разумеется, есть кое-какие крамольные штришки, неосторожно подписанные документы, упрятанные в надежном месте, но всего этого так мало, что и напоминать стыдно...
Насытясь горячей женской плотью и почувствовав к ней привычное отвращение, Абражевич торопливо оделся и вышел на двор. В машине его терпеливо дожидался личный водитель, молчаливый Толик.
— Ну-ка выйди ненадолго, прогуляйся, — велел ему Абражевич.
Не говоря ни слова, водитель вылез из машины и остановился неподалеку, облокотившись на деревянный стояк детской площадки. Вид у него при этом был такой, словно здесь он простоял полжизни.
Василий Васильевич позвонил Марье Ивановне, которая на его удачу оказалась дома.
— Ты одна? - спросил осторожный Абражевич.
В ответ Марья Ивановна прохрипела что-то неразборчивое, похожее на длинное матерное выражение, которым обыкновенно пользуется боцман надводного корабля, обнаружив на палубе бидон с разлитой краской.
— Понял тебя, — обрадовался Абражевич. - Жди, сейчас подъеду.
Марья Ивановна Андрейченко была его козырным тузом в сложной игре с зарвавшимся бандюгой. Верная сподвижница Павла Николаевича давно уже работала на два фронта, и обошлось это Абражевичу не так уж дорого. Благодаря ее любезным стараниям у него накопилось на подельщика такое досье, по которому любой суд, даже самый демократический, немедленно впаяет "вышку". Обнаглевший Пашка об этом, скорее всего, не догадывался, оттого с каждым днем держал себя все более заносчиво.
Пышная матрона была мила Абражевичу и сама по себе. Существо неведомого роду-племени. Татарка? Еврейка? Цыганка? Эстонка? Она владела неким странным агентством, которое позволяло ей вести именно тот образ жизни, который она и вела.
Поначалу судьба у нее не заладилась: по молодости и глупости залетела на три года в зону, откуда через общих знакомых позже познакомилась с Пашкой. После отсидки, что называется, поперло! Диплом университета, удачное замужество, двое детишек-погодков. Муж - дипломатический сотрудник среднего звена — вскоре понял, с кем имеет дело. Застукав любимую женушку со своим шофером на супружеском ложе, повел дело тонко: не только добился развода, но и оставил Машу на бобах - без квартиры и без обоих детишек. Но Марья Ивановна горевала недолго и даже была благодарна мужу на наглядный урок. В апрельскую капель, когда история, неловко развернувшись, несильно подтолкнула Родину-мать на рыночные рельсы, угадала замуж вторично. Да за кого - за подпольного царька и барыгу Гофмана, который чуть ли не с войны держал в своих руках, почитай, едва ли не весь подпольный антикварный бизнес. С ним помучилась недолго: барыге в момент бракосочетания было далеко за семьдесят. Опаленный безрассудной страстью к смуглой черноглазой тридцатилетней Машеньке, старый козел счастливо надорвался в запоздалом мужском борении и однажды, в момент очередного оргазма, безгрешно и невинно усоп под ее крутым бедром.
Слава Создателю, все богатства старика, в том числе роскошную квартиру в центре и загородный трехэтажный особняк, наученная горьким опытом Марья Ивановна переоформила на себя заблаговременно. Похоронив Гофмана, вдовица оказалась материально обеспеченной на три жизни вперед. Поэтому к фирме Павла Николаевича, когда тот сделал ей предложение, Марья Ивановна примкнула не из бедности, а следуя напору своей деятельной и творческой натуры, которую никак не могло удовлетворить бессмысленное существование. На тактичное обольщение Абражевича, как он и сам догадывался, она пошла тоже не из-за его скудных подношений, а скорее из охоты подперчить стремительно утекающие дни молодой зрелости дополнительными острыми впечатлениями. Самому Абражевичу она мало симпатизировала и как мужику, и как личности. Иногда эта пренебрежительность, которую Марья Ивановна и не скрывала, сильно расстраивала Василия Васильевича. Дабы подать себя в более выигрышном свете, он недавно попытался вступить с капризной дамой в интимный контакт, и попытка с ходу удалась, но еще более разочаровала требовательную жрицу любви. "Какой-то ты с виду, Васек, крепкий, а выдыхаешься быстро", — задумчиво укорила она Абражевича сразу же после случки, в которой победоносный Василий Васильевич выложился без преувеличения до донышка и сам получил такое удовольствие, как если бы взбежал без подготовки на Кавказский хребет.
...Отворив дверь, Марья Ивановна повернулась спиной и, не оглядываясь, удалилась в глубь своих многокомнатных апартаментов. Плавно вильнул ее зад, обтянутый черной ночной сорочкой. Догнал ее Абражевич уже в спальне, где она у зеркала наводила красоту, то есть пыталась с помощью косметики замаскировать следы ужасного и, видно, многосуточного похмелья.
— Поднимаешься поздно, как царица, — произнес неуместный комплимент Абражевич.
— Чего приперся, говори.
— Грубо, Машенька, очень грубо. Не идет тебе. Ты хоть знаешь, который час?
Женщина обернулась незрячим, злым лицом, но промолчала. Вдруг, точно спохватившись, помчалась в гостиную. Абражевич — за ней, ловя ноздрями ядреную смесь французского парфюма и бабьего жирного пота. В гостиной на низеньком, с вычурной резьбой столике стояли початая бутылка коньяку и коробка шоколадных конфет. Женщина стоя наполнила рюмку, быстро ее проглотила и блеснула слезинками. Затем, плюхнувшись в кресло, растеклась телесами и пожаловалась:
— Чуть сердце не остановилось, Вась!
— И остановится, если такой образ жизни будешь вести. Ты все-таки уже не девочка, извини за прямоту.
Пока все это говорил, не мог отвести глаз от больших и сочных грудей, прозрачно натягивающих сорочку. Она заметила и запросто предложила:
— Можем лечь, если хочешь. Дай только отдышусь. Выпей, коньяк хороший, с густинкой.
Абражевич ненавидел, презирал вот такие нелепые на бегу приемы спиртного, но уклониться посчитал неучтивым. Налил в пустую рюмку, задержал дыхание, выпил. Положил в рот конфету.
— Ну что, Васенька, тревожно, да?
Угадала проказница! Абражевич всегда удивлялся умению этой женщины читать чужие мысли и чувствовать ситуацию.
— Верно, Машенька. Хотим получить большие деньги, а с кем к делу приступаем? Павел - обыкновенный ганстер, бандит, его место за решеткой.
— А мы с тобой кто?
Об этом Абражевич сам нередко задумывался, правда эпизодически, и сейчас решил пропустить вопрос мимо ушей.
— Рискованное дело, и обратного хода не будет. Он же сам партнеров подбирает. Таких же, как и сам - всякую шушеру. Это меня и беспокоит, и что можно сделать в данной ситуации - ума не приложу!
— Ах вот ты о чем! - Жеманно потянувшись, Марья Ивановна вновь наполнила рюмки. - Тебя, Васенька, этот субчик волнует, морячок вдруг нарисовавшийся?
— И он в том числе, — согласился Абражевич. - Кто такой? Откуда он случаем всплыл? Ты его видела?
