Артур Крупенин - Ave Caesar! (Дело о римской монете)

– Клюев! Ну кто же еще.

Студент потянулся к тряпке. Буре жестом остановил его и в назидание попросил вслух и на сей раз без ошибок проспрягать этот самый обсценный из латинских глаголов, столетия спустя породивший десятки родственных слов в различных языках Европы. Под громкий хохот аудитории студент, краснея, приступил к заданию. За всеобщим оживлением Буре не заметил, как открылась дверь и появилась заведующая. Он оглянулся, лишь когда смех неожиданно оборвался, будто по команде. Валеева прочла надпись, обвела присутствующих строгим взглядом, затем повернулась к Клюеву.

– Ну что же вы? Продолжайте, продолжайте.

Клюев засуетился, стирая с доски свои каракули. Валеева бросила на профессора негодующий взгляд и, чтобы никто больше не услышал, тихо процедила:

– Что это за мерзость?

И прежде чем Борис Михайлович успел ответить, заведующая развернулась и направилась к выходу. Когда Лариса Васильевна покидала аудиторию, Буре на секунду показалось, что на ее лице играла улыбка.

Вечером никакого продолжения сцены у доски не последовало – Валеева любила и умела выдержать паузу. Она вызвала Буре только на третий день.

– Борис Михайлович, объяснитесь, – начала заведующая безо всяких предисловий, как обычно, не давая оппоненту опомниться и сосредоточиться. – С какой целью вы принудили Клюева материться по-латыни?

Само слово «принудить» звучало как цитата из милицейского протокола и предвещало дурные вести. Неужели она собирается раздуть скандал из-за такой мелочи? Впрочем, профессору скоро стало ясно, что «мелочь» была не столь уж безобидной, как казалось на первый взгляд.

Валеева эффектным жестом бросила на стол ксерокопию нескольких рукописных страниц.

– Вот жалобы студента Клюева и еще двух его однокурсников.

– Жалобы?

Буре, недоумевая, взял один листок. Действительно, этот невежда Клюев еще и жалобу на него накатал. И не он один. Хотя по своей ли воле? Это еще большой вопрос.

– Так что это было?

Валеева откинулась в своем кресле в ожидании ответа.

– Это был педагогический прием, – пояснил Буре.

– А мне показалось, что это был старческий маразм, – отрезала она. – В следующий раз вы, верно, их всех заставите сквернословить хором! Вздумали растлевать нашу молодежь?

– Это я-то растлеваю? – растерянно переспросил профессор.

– Нет, я! – огрызнулась заведующая.

Она была настроена более чем решительно. Профессор, обычно терявшийся при столкновении с откровенным хамством, в ответ только рассеянно улыбнулся и как будто совсем не к месту спросил:

– Лариса Васильевна, вы помните, как была устроена верхняя одежда римлян?

– Вы это к чему?

Буре невозмутимо продолжал:

– Шерстяной отрез примерно шесть на два метра, который не только нельзя было правильно надеть без посторонней помощи, но и носить-то было очень непросто.

– Ну и в чем же мораль? – раздраженно спросила Валеева.

– Когда римляне хотели подчеркнуть смехотворность ситуации, они говорили, что это «так же смешно, как танцевать в тоге». А то, что я сейчас услышал от вас, еще смешнее.

Профессор развернулся и твердой походкой направился к двери.

Судмедэксперт Семенов, сидя в своем кабинете, который сотрудники морга между собой называли склепом, перебирал пачку документов. Среди старых отчетов ему под руку попалась папка с результатами исследования по делу Грачева. Семеныч раскрыл папку и пробежал глазами не раз читанную страницу.

Ничего необычного. Он уже готов был захлопнуть досье, но тут взгляд остановился на показателях кислотно-щелочного баланса. Цифры показались смутно знакомыми. Где-то он уже видел нечто очень похожее, причем совсем недавно. Стоп, ну конечно. Семенов открыл папку с надписью «Меригин». Да, так и есть. И там и тут щелочной уровень выше нормы. Хм…

Семенов заварил донельзя крепкий чай и в ожидании, пока тот настоится, затянулся очередной сигаретой.

А что, если подвергнуть образцы, взятые у Грачева, тому же исследованию, что было проведено у Меригина? Особых показаний к этому нет, но все-таки…

Эксперт задумчиво выпустил дым в потолок.

Что, если уровень pH – не единственное совпадение? Надо проверить. В конце концов, разве не для этого образцы хранятся в заморозке еще несколько лет после закрытия дела?

Отхлебнув чаю, цветом больше напоминавшего густой раствор йода, Семенов принялся заполнять заявку на повторное исследование проб крови и тканей Грачева.

Валеева набрала номер Круглова и попросила о срочной встрече. Тот предложил ей перезвонить секретарю в приемную и записаться в порядке общей очереди.

«В демократию играем? Ну-ну», – разозлилась про себя Лариса Васильевна, но секретарю все же позвонила. Свободное окно выпадало только на послезавтра. Ладно, подождем. Заведующая была полна решимости, несмотря ни на что, отстоять свои позиции и не допустить Беляк к сессии. На кафедре все должны увидеть, что она по-прежнему сильна, ее авторитет непререкаем, и даже ректор обязан с ней считаться.

Успокоив себя этой мыслью, Валеева сосредоточилась на подготовке к грядущей встрече. Раз за разом она проигрывала в уме предстоящий разговор, как опытный шахматист прикидывает варианты игры и оттачивает победоносный эндшпиль.

Как и опасался профессор, одним вызовом на ковер эта история не закончилась. Валеева снова пригласила Буре к себе. На сей раз заведующая отбросила всякую дипломатию и в самых нелицеприятных выражениях изложила профессору заранее подготовленный ультиматум: либо тихий добровольный уход, либо унизительный скандал с оглаской. Как и рассчитывала Валеева, ей удалось застать профессора врасплох. Такого поворота событий он никак не ожидал.

Отчет об исследовании образцов Грачева был готов уже к исходу следующего дня. Семенов сунул в рот сигарету, нацепил на нос очки и принялся сопоставлять результаты.

Кроме кислотно-щелочного баланса, подозрительно совпадали показатели некоторых солей. Согласно обоим отчетам, натрий был повышен, а калий, наоборот, существенно понижен. Вряд ли это могло быть случайностью. Семенов снова вгляделся в таблицы.

На совещании, посвященном планированию лекционного расписания на второе полугодие, Валеева с плохо скрытым удовольствием объявила, что в следующем семестре кафедра не досчитается одного из своих старейших и самых уважаемых преподавателей. Взгляды недоумевающих коллег скрестились на съежившейся фигуре Буре. У Глеба впервые в жизни закололо под сердцем. Как бы отвечая на его немой вопрос, Буре печально кивнул.

После собрания профессор пригласил Глеба пройтись.

– Голубчик, извините, что сразу не рассказал.

Затем Борис Михайлович изложил историю в деталях. Глеб узнал, что Валеева, размахивая тремя доносами, явно написанными под диктовку, угрожала Буре вселенским скандалом – мол, Клюев и остальные хоть под присягой подтвердят, что профессор чуть ли не силой заставил студента произносить нецензурные слова в присутствии однокурсников. Коллективная жалоба – не новый, но весьма действенный ход. Похоже, теперь и впрямь единственный выход для профессора – тихо написать заявление и уйти по-хорошему.

Для поднятия настроения Глеб предложил профессору заглянуть в какое-нибудь питейное заведение, как они не раз делали в прошлом, но Буре предпочел поскорее отправиться домой. Они расстались на выходе из ворот. Стольцев долго смотрел своему наставнику вслед.

Вся история с этой дурацкой надписью показалась ему откровенно постановочной. А не ему ли, Глебу, в конечном счете старалась досадить заведующая? Судя по всему, прекрасно понимая, что прямая атака на Стольцева может вызвать вопросы у ректора, Лариса Васильевна прибегла к обходному маневру. Она безошибочно вычислила самое слабое место Глеба – его дружбу с Буре – и ударила что есть силы. Расчет оказался верным. Стольцеву было больно, как никогда.

Лучко добрался до Семеныча только поздно вечером. Расследование застопорилось, и капитан очень рассчитывал на какое-нибудь чудо.

– Ну? – спросил он.

– Я тут еще раз сравнил пробы, взятые у Грачева и Меригина. В принципе ничего особенного, но кое-что меня насторожило.

– Продолжай.

– Помнишь, я говорил о следах приема кортикостероидов в крови и тканях Меригина?

– Да, припоминаю. Какое-то средство от воспалений.

– Точно. Теперь выясняется, что пробы, в свое время взятые у Грачева, дали почти идентичные результаты. Вещь на первый взгляд безобидная, но уж больно похожи показатели.

– Ты хочешь сказать, что оба убитых лечились от одной и той же болезни?

– Либо по одной и той же методике. Скажу честно, полной уверенности у меня пока нет. Но есть подозрение, что эти совпадения не случайны.