Способ, которым он рассчитывал соскочить с крючка у ментов и избавиться от обязанностей перед блатными, был до невозможности простой и поэтому стопроцентный. Отойдя от воровской идеи, он автоматически отлучался от всех воровских секретов, а значит, становился бесполезным и для уголовки. Шаг, безусловно, рискованный, но за ним маячила спокойная жизнь. Тем более что садиться в тюрьму он не собирался, а на воле о поддержании авторитета без проблем позаботятся боевики.
Не прошло и сорока минут, как на остановке появился Крыса. Он «гонял» «Аннушку» и 47-й номер от метро «Шаболовская» к Даниловскому рынку и обратно. Для верности Жженый послал своего человека прокатиться с ним.
Все четко. Крыса работал вдвоем с пацаном, который был у него «на пропали»: Крыса спуливал ему украденные деньги. В следующее появление у метро «Шаболовская» к нему подошел Жженый с компанией.
— Что же ты, парень, приехал в мой город, воруешь, а мне за тебя хлебать баланду?
— Кто ты? Чего тебе надо?
— У тебя что, со слухом неважно? Я же тебе по-русски объяснил: приехал в мой город и воруешь.
— Толком скажи, чего ты хочешь?
— Какой ты непонятливый. Объясняю еще раз, последний. Забрел на чужую территорию. За это надо платить.
— За все уплочено. Если есть претензии, подгребай вечером в ресторан «БМ» — все уладим.
— Что ты за важная птица такая, чтобы я за своими кровными куда-то ехал? Ты их мне здесь отстегнешь, по полной программе.
— Слушай, если ты действительно что-то смыслишь в понятиях, то ссышь против ветра. Я — Крыса. Понял?
— Ты — Крыса? А может быть, ты — Япончик? Чтобы Крыса ходил в куртке с барахолки? Я знал одного Крысу. Он из Бирска. Так его давно зарезали в Белебее. Вот так. Эту песню ты пой кому-нибудь другому.
— Ладно. Сколько ты просишь?
— Прошу? Да я сейчас тебя здесь на четыре кости поставлю.
— Завязывай лаять. Не знаю, кто ты и что можешь делать, но хочу предупредить, пальцем меня тронешь — выковырну из-под земли.
— В общем, пятьсот баксов и ни центом меньше.
Крыса помолчал, подумал и неожиданно выкинул руку к лицу Жженого, но охранник вовремя перехватил ее. В перстне, со стороны ладони, был хитро вделан обломок бритвы.
Испугаться Жженый не успел. Все произошло очень быстро.
— Потрясите его. Поглядим, чем эта крыса набита.
Крысу перевернули вниз головой и основательно потрясли. На асфальт посыпалось содержимое карманов. Это был беспредел, недопустимый между ворами. Доллары, около тысячи, наша капуста. Амбалы все аккуратно собрали и рассовали по своим карманам. Подумав, Жженый отнял перстень Крысы.
— Ну, падла, ты мне за это заплатишь.
— Гуляй, гуляй, милый, пока тебе не накостыляли за дерзость.
Все это происходило возле трамвайной остановки, на глазах многих людей. Но они не волновали Жженого. Главное, все это видел пацан, щипавший на пару с Крысой. Жженый специально не заметил его, предоставив возможность увидеть унижение напарника. Теперь, если даже Крыса захочет скрыть инцидент от блатных, придется замочить пацана. Но это — абсурд. Карманник никогда не пойдет на мокруху. И потом, какой понт? Может быть, кто еще из блатных видел все это? Теперь у него один путь: собирать толковище и выяснять, кто на него накатил. Иначе рискует сам получить «по ушам», а это для молодого карманника — хуже тюряги.
Жженый все это лучшим образом просчитал. Локальный конфликт блатного с блатным. Из всех так называемых воров в законе карманники, домушники и фармазоны еще как-то стараются придерживаться традиции. К этому их подталкивает образ жизни — кочевой, бродячий, перекати-поле. Главная их жизнь — в тюрьме, поэтому очень важно, в какой они там пятерке. Накоплений у них нет, нет никаких мало-мальски приемлемых перспектив. Поэтому они хотят чувствовать себя выше тех, кто делает деньги с меньшим риском: бизнесменов, разных доильщиков и спекулянтов. Да, беспредел, но не стукачество или что еще поперек идеи. В худшем случае — «по ушам». Именно то, что нужно. «Достать им меня не удастся. Поддержка приличная, боевики обучены профессионально. Придется больше отстегивать блатным? Отстегну — не убудет. Главное — наконец спокойно посплю. А это стоит гораздо дороже».
Уже часа через три поднялся переполох. Урки все «на ушах». Кто-то наехал на Крысу. По повадкам похож на вора. На вид лет пятьдесят. Не чурка. Кто-то из наших. На щеке возле уха — ожог размером с пятак. «Ожог, говоришь? Сейчас позвоню. Неужто Жженый?»
— Слышал, ты накатил на вора, грабанул его и публично обидел. Если так, то Крыса вправе собрать толковище.
— Ты у них главный шпан, тебе и решать. Мало ли жмуриков в Москве ошивается. На лбу у него не написано, что он — Крыса.
— Он же тебе сказал, кто он и откуда.
— Чего ты от меня хочешь?
— Чтоб ты утряс этот конфликт полюбовно. Посидите где-нибудь в кабаке. Так, дескать, и так. Погорячился. Чего не бывает в жизни? Он из молодых, а они, если с ними по-хорошему, быстро отходят.
— Ты хочешь, чтобы я перед этим щенком стелился? За кого ты меня принимаешь? Меня весь Союз знает. Ну, не понравилась мне его рожа.
— Ты извини, Жженый. Ты наши порядки знаешь. Придется подъехать тебе сегодня вечерком в «БМ». Соберу, сколько смогу. Думаю, человек двадцать пять будет.
— Я не поеду. Времени нет. Да и не хочу, если быть честным.
— Дело твое. Но учти, решим без тебя. Для тебя этот вариант — не лучший.
— Тебе жить, сам и решай. Я в этих делах тебе не советчик.
— Жженый, ты же умный человек. Неужели не понимаешь, чем это для тебя пахнет? Я целиком на твоей стороне. Ну еще два-три старика. От силы. А там один молодняк. Они крови хотят.
— Перебьются. Рылом не вышли. Будь здоров. На сходняк не приеду, так и знай. Зелены еще они, чтобы хвост на меня поднимать.
«Вот и все. Полгодика поживу в петле. А там и отстанут. Хватит, поблатовал, пусть другие блатуют».
Снова звонок. Жженый думал, опять по тому же вопросу. Но нет. Это Решетников. Сообщил, что их общий знакомый согласился приехать на встречу.
— Где и когда?
— Сейчас на Кутузовском, возле двадцать шестого дома.
— Поезжайте. Без суеты. О нашей договоренности с вами — ни слова.
Все как по писаному. Впервые Жженый насторожился. Припарковался и затих, поджидая клиента. Машина Решетникова на виду. Бедный, извелся, места себе не находит.
Прошло полчаса. Никого. Час. Полтора. Никто так и не появился.
Вот тебе раз. Как же, Жженый, ты так оплошал? Кто-то оказался хитрее тебя. Скорей всего ты сам засветился.
Решетников тоже недоумевал. Попусту проторчал полтора часа. А что в итоге? Ничего. Все те же волнения и неопределенность. Придется платить, лишь бы все это закончилось побыстрее. Вернулся домой, только успел раздеться — снова звонок.
— Извините, подъехать не смог. Дела, понимаете ли, текучка. А вы, значит, были? Один?
— С кем же еще? Дело это, как я полагаю, не коллективное.
— В принципе вы все правильно уловили. И я так же думал сначала. Но теперь усомнился. По-моему, вы не откровенны со мной до конца. Что-то скрываете. А может быть, плетете какие-то козни?
— Как можно? Помните последний наш разговор? Вы говорили, что высветили все мои связи.
— Значит, не все. Значит, я ошибался. Видимо, я недооценил вас. Но, полагаю, я смогу это исправить.
— Я тоже тут на досуге подумал, и знаете, что пришло мне в голову?
— Решились на самоубийство?
В вопросе прозвучала откровенная насмешка.
— Почти в самую точку, но не совсем. Ведь я могу прибегнуть и к другому варианту.
— Явиться с повинной?
— Вот именно.
— Отговаривать не стану. Но если по существу, то и этот ваш вариант нисколько не лучше первого.
— Не скажите. Бумаги, которыми вы пытаетесь загнать меня в угол, если, конечно, они у вас есть, могли быть похищены у одного-единственного человека, которого я хорошо знал. Он мертв. Ищут его убийцу. Мотивом убийства вполне могли быть эти бумаги. Как вам такой вариант? Все наши разговоры с вами записаны. А это значит, что вас можно идентифицировать по голосу. Согласитесь, обвинение в должностном преступлении и в убийстве неодинаковы по своей тяжести?
— Неплохо. Как экспромт очень неплохо. Вашу откровенность ценю. Ценю и способность нестандартно мыслить. Не буду скрывать от вас, вы меня озадачили. Риск, безусловно, для меня есть. Но все так относительно в этом мире. Пару-тройку недель я могу потерпеть, пока будет найден убийца вашего хорошего знакомого. Вам же все это время придется сидеть на горячих углях, быть в постоянном напряжении и трястись от страха. Если же я приду к выводу, что бумаги действительно таят для меня угрозу, плюну на них и передам в прокуратуру.
— Хорошо, хорошо. Вы правы. Назовите ваши условия, и мы с этим покончим. Я не отказываюсь платить.
