Вот и Татьяна развлекалась, готовя себе что-нибудь вкусненькое. Ела и набирала лишний вес. Три килограмма, пять, десять, пятнадцать… Она скорее умерла бы, чем отказалась от этого удовольствия. Недавно с местного рынка в дом олигарха привезли по ее просьбе бочковые огурцы, ох и вкусные! Но и они ни в какое сравнение не шли с этой селедкой! Как он сказал? Залом?
Иногда у нее мелькала мысль: «Осподи, что ж я делаю-то? Ведь Тамара Валентиновна предупреждала: нельзя. Да я и сама знаю, что нельзя. Но как же вкусно-то!» И она продолжала поедать селедку. В итоге пришлось наверстывать упущенное: обед задержался. Пришла Магдалена Карловна, строго сказала:
– Ленитесь, Татьяна Семеновна! Хозяйка и так вами недовольна, Марк Захарович еле вас отстоял.
– Да я только перекусила… – начала оправдываться Кабанова.
– Это ваше дело, но с обедом опаздывать нельзя!
С утра Татьяне надавали массу поручений. Надо было сделать то, да надо непременно сделать это. Пришлось даже составить список. Заглянув в него, она пришла в ужас:
– Батюшки, опаздываю!
А тут, как назло, захотелось пить! Количество употребляемой жидкости ей тоже следовало ограничить, но как тут удержаться-то, после селедки? Татьяна пила машинально, крутясь у плиты, бегая между холодильником и разделочным столом, да так и не заметила, как выпила бутылку минеральной воды, полтора литра. А жажда все не унималась.
«И зачем им столько еды?» – думала она, когда к обеду пришли только хозяин с Магдаленой Карловной. Куда-то исчез Брагин, сумасшедший племянник хозяйки из своей комнаты не выходил, только орал на весь дом:
– А-а-а!
А, точнее, выл. Но Татьяну это уже мало беспокоило. Она освоилась в доме, можно сказать, прижилась. То, что Тамара Валентиновна в столовой не появлялась, Кабановой было даже на руку. А ну как начнет выговаривать? Лицо одутловатое, ноги отекли.
«Знаю, Тамара Валентиновна, все знаю. Но уж больно селедочка хороша. Как он сказал? Залом?»
Об этом заломе были все ее мысли. Вот ведь! Сколько уже съела, а все равно хочется! Такая вкуснотища! Ну, как удержаться?
Под шубой селедка не пошла. Хозяин вяло поковырялся в тарелке, Магдалена Карловна покушала, но без энтузиазма. Оба они чем-то были озабочены, и Татьяна с вертевшимся на языке вопросом не полезла:
– Что, не вкусно?
Потом Магдалена Карловна принялась собирать поднос.
– У наших гостей нет аппетита, – пояснила она, – но я все равно отнесу еду к ним в комнаты.
Татьяна кивнула и принялась за очередную бутылку минеральной воды. Хозяин ушел, ничего не сказав. Она же осталась с горой немытой посуды и с длинным списком дел на сегодня. И со своей жаждой. Дракон о трех головах тут же принялся ее терзать, не оставив ни одного шанса на спасение.
…Софья Львовна весь день провела в постели. Она понимала: надо что-то делать, куда-то идти, звонить кому-то или писать, пытаться спастись и спасти остальных. Но сил не было. На нее навалилась усталость, больше всего хотелось спать. Слава богу, никто ее не беспокоил.
«Отлежусь и пойду», – вяло думала она. После истерики во всем теле была слабость. Ей ничего больше не хотелось, только лежать. Лежать, лежать… Отвернувшись к стене и закрыв глаза. Это был не сон, полудрема. Есть не хотелось, пить тоже. И видеть никого не хотелось. Ничего не хотелось. Когда пришел он, Софья Львовна даже не пошевелилась.
– Я сейчас был на кухне, – Быль развалился в кресле и закинул ногу на ногу. – У Татьяны длинный язык. Мне жаль, что она проболталась.
– Значит, это правда? – Софья Львовна резко выпрямилась и села на кровати. – Я у тебя не одна?
– А когда тебя это смущало? Всю жизнь мужчины тебя обманывали, я всего лишь продолжил традицию. По-моему, ты от этого тащишься. Сходи к Марку, проконсультируйся. Он скажет, что ты – жертва. Тебе не нужен верный мужчина. Твое амплуа – вечная любовница. Ты подсознательно не хочешь иметь семью, потому что это накладывает на женщину определенные обязательства. А ты не хочешь никаких обязательств. Тебе только удовольствия подавай.
– Замолчи!
– Ах, ты не желаешь знать правду. У меня есть одна штучка… – он достал из кармана диктофон.
– Что это? – насторожилась Софья Львовна.
– Откровения твоего бывшего любовника. Последнего. Который врал тебе, что у него жена тяжело больна.
– Он мне не врал!
– Значит, мне врал. Хочешь послушать?
Быль нажал на кнопку. Какое-то время потрясенная Софья Львовна слушала, как ее предает человек, которого она много лет любила, которому была предана, как собака, помогала зарабатывать деньги, репутацию, отдавала все свое время, и рабочее, и свободное. Она отдавала ему ВСЕ. А он в подпитии рассказывал случайному человеку, собутыльнику, как много лет ее обманывал. Точнее, хвастался. Вот, мол, какие бабы дуры.
А она-то верили, что поступила благородно!
– Хватит… я прошу, хватит, – взмолилась она.
Он нажал на кнопку и остановил запись.
– Откуда это у тебя?
– Собирал информацию.
– И обо мне тоже?!
Он молчал.
– Выходит, я в числе твоих врагов? Ты говорил, что все эти люди убийцы. И я? Я тоже убийца?
Ни слова в ответ.
– Скажи мне хотя бы, как это было?
– А ведь мы встречались и раньше, – он тяжело вздохнул. – Только ты не помнишь. Тогда я был зеленый пацан, детдомовец. Ты мне даже нравилась. Я думал: вот маме повезло. Какая симпатичная девушка. Тебе было лет восемнадцать. Сразу после медучилища. Но ты влюбилась в этого… – он поморщился. – Самсонова. Все твои беды от мужчин. Ты всегда не тех выбирала, Соня. Ай-яй-яй! Такая умная женщина. Проницательная. Когда же ты перестанешь смотреть в рот мужику, с которым спишь, и делать то, что он велит? Ты же ведешь себя как дешевая шлюха, – схамил он. – Ситуация повторилась один в один. Я тебя использовал. И знаешь, Соня, за тридцать лет ты ничуть не поумнела. Даже поглупела. – Он встал. – А вообще, на тебе никто не хотел жениться, потому что ты фригидна. Внешность обманчива. Смотришь на бабу и думаешь: вот горячая штучка! А ляжешь с ней и думаешь, что мраморную статую обнимать приятнее.
– Я немедленно уезжаю…
– Это пожалуйста. Только машину я тебе, извини, предоставить не могу.
– Я пойду пешком.
– Скоро стемнеет. Ты не дойдешь. Там метель поднялась.
– Ты ведь хочешь, чтобы я умерла…
– Честно сказать, да.
Он вышел. Хлопнула дверь. Софья Львовна хотела встать, но, когда она спустила ноги с кровати, они предательски задрожали. И вместо того чтобы встать и одеться, она опять легла.
«Надо все исправить. Я еще могу все исправить. Я уеду отсюда и все начну сначала. А что все?»
Она не понимала, что именно надо начать и с чего начать. Как сделать так, чтобы мужчины больше ее не обманывали? Где найти мужа, как родить ребенка? Лечиться? Но прежде надо найти мужа…
«Он сказал, что я фригидна. Ничего не умею. Кроме моей красоты у меня нет никаких достоинств, да и от нее уже почти ничего не осталось. Я старуха…»
Она стала думать о том, что превратилась за пару недель в развалину. Зеркало это подтверждало.
«Я старуха, – мучительно твердила Софья Львовна. – Старуха…» И, не удержавшись, заплакала…
…Борьба с захватчиком принадлежащего Владу инет-пространства отняла все его силы. Он давно уже не выходил из своей комнаты и ослаб. К тому же Магдалена сделала ему больно. Удар, который она нанесла, был чувствительный, теперь у Влада сильно болела шея, так что голову повернуть он не мог. Он тихо стонал и вполголоса матерился. Безнадега. Его опять заперли. Связи с внешним миром нет, да ему, как он понял, и некого позвать на помощь. Восьмидесятилетнего отца? Зайку, которая, как выяснилось, его предала?
Он один, совсем один. Где вы, френды? Да и друзья ли вы, быть может, мы просто коротаем время вместе? Убиваем эти полки минут, батальоны часов, гигантскую армию секунд, которая обступает нас со всех сторон во время вынужденного или сознательно выбранного одиночества. Это война с неистребимым войском, бессмысленная и тупая.
– Я умер… – простонал он. – Великий Самсон умер…
…Тамара Валентиновна мучительно вспоминала всю свою жизнь, день за днем. Всех своих пациентов. Некоторых она не видела уже давно.
«А вдруг они тоже… Из-за меня…»
Она уже вообще ни в чем не была уверена. Ее обступали призраки. Наташа Юшакова, Марина Погосян, ее старенький дедушка и тот умерший от обширного инфаркта мужчина, его имени она не могла вспомнить. Забыла, и все. А ведь еще сегодня утром помнила. Вдруг наступили провалы в памяти. Временами она мучительно вспоминала, как зовут сноху. «Юля? Или Оля? А, может, Валя? Нет, все-таки, Юля. Слава богу, Юля!» Память превратилась в зыбучие пески, то, что раньше выглядело как твердыня, на поверку оказывалось трясиной. Тамару Валентиновну неумолимо туда затягивало, она мучительно искала опору, хоть какую-нибудь, но все никак не могла найти. Ее трясло от страха.
