вас выбор? – улыбнулась Каролин и посоветовала мне набраться терпения.
Где же его набраться, подумал я, придвинувшись ближе к картине. Ее стеклянный футляр занимал так много места, что сам был похож на отдельную комнату или клетку, как у Ганнибала Лектера в «Молчании ягнят».
– Зачем такой огромный стеклянный дом?
– Они прямо там занимаются реставрацией. Вы, наверное, знаете, что картина была обрезана, когда ее заносили в ратушу Амстердама. Чтобы протащить ее в двери и между колоннами, они просто отрезали несколько футов по бокам! – Каролин покачала головой. – Картина многое пережила, когда вторглись нацисты. Ее, как и другие ценные произведения искусства, снимали с подрамников и сворачивали. – Она снова посмотрела на часы. – Потом ее несколько раз прятали, на нее ведь даже бросались с ножами. Есть же такие сумасшедшие! Картина уцелела только благодаря толстому слою лака. Он же и дал ей название – лак со временем так потемнел, что картину принимали за изображение ночной улицы…
Телефон Каролин зазвонил.
– Он здесь, но в другом зале.
Я последовал за ней по коридорам, задаваясь вопросом, почему ее знакомый сменил место встречи. Посмотрел на нас перед «Ночным дозором» для проверки?
Затем мы вошли в зал с автопортретом Ван Гога, перед которым также стояла большая группа посетителей. Каролин протиснулась через толпу и остановилась рядом с мужчиной с угольно-черными волосами, одетым в твидовый застегнутый на все пуговицы пиджак и рубашку с высоким воротником и галстуком. Пока нас представляли друг другу, он продолжал рассматривать картину.
– Здесь мы видим Винсента, открывающего для себя импрессионизм, – отметил он. – Это чем-то похоже на вашу картину?
– И да, и нет. Например, на нашей картине Ван Гог без шляпы.
Тут он повернулся ко мне, и я содрогнулся, увидев у него на лице широкий розовый шрам, который зигзагом пересекал обвисшее веко и скулу и терялся в аккуратной бороде.
– Очень жаль, что с вами нет вашей девушки, – сказал он.
– Она в отъезде, – ответил я, стараясь не смотреть на шрам и не думать о том, что Аликс сейчас где-то там со своим куратором.
– Да, я знаю. Я так понимаю, что именно она обнаружила эту картину?
Я с упреком посмотрел на Каролин: она рассказала ему слишком много. Ее знакомый отвел нас подальше от толпы посетителей и сообщил:
– В обращении есть несколько работ Ван Гога, выставленных на продажу.
– Откуда вам это известно?
– Скажем просто: мне надлежит знать такие вещи. – Он перевел взгляд с меня на Каролин. – Я говорю вам это только в качестве личного одолжения госпоже Кахилл, которая может подтвердить уровень моей компетентности.
– Так что, картина, которую мы нашли, есть на рынке?
– Возможно.
Я был заинтригован, но не в настроении играть в игры.
– Вы хотите денег за свою информацию?
Он подавил смешок, и шрам в уголке его рта чуть дернулся.
– Денег у вас, конечно, не хватит. Но нет, деньги мне не нужны.
Он попросил меня рассказать ему подробнее о картине, и я несколько неохотно описал пиджак и жилетку Ван Гога, белую рубашку, синий фон…
– Больше ничего? Внизу нет двух маленьких коров?
Я снова чуть не вздрогнул. Он уже видел эту картину, или кто-нибудь ему о ней рассказывал.
– Есть, – сказал я.
– Что ж, тогда вы опоздали. Эта картина уже находится в стадии… продажи.
– В каком смысле? Кто ее продает?
– А что? Вы хотите поучаствовать в торгах? – Он усмехнулся. – Поверьте мне, вам лучше не связываться ни с этими торгами, ни с людьми, которые в них участвуют.
– Но вы можете с ними связаться – вы это хотите сказать?
Он снова усмехнулся.
– Когда-то мог. А теперь нет. Данная сделка… как бы это сказать… несколько выше моего уровня. Я свое место знаю. – Он провел пальцем по щеке, чуть приподняв обвисшее веко, которое тут же снова опустилось. – И это знание дорого мне обошлось. – Он повернулся к Каролин и сказал, что у него есть зацепка по картине Рафаэля, которая когда-то принадлежала ее дедушке. Потом он обратился ко мне. – Я бы порекомендовал вам и вашей девушке Алексис Верде держаться как можно дальше от автопортрета Ван Гога. Радуйтесь тому, что эта картина была у вас хотя бы несколько часов. Большинству людей и это недоступно. Не жадничайте. Жадность – опасная штука. – Он снова провел пальцем по своему шраму. – До сих пор вам просто везло. – Он направился было к выходу, но на секунду остановился. – И скажите мисс Верде, чтобы она поменьше путешествовала.
– Что вы имеете в виду? – спросил я, но он уже вышел из зала. Я бросился за ним, но его и след простыл. Вернувшись к Каролин, я спросил, называла ли она ему имя Аликс.
– Нет. И ваше тоже нет.
– Но он его знает, – констатировал я, поняв, что должны быть и другие люди, которые знают, кто мы такие и что мы ищем. Я сказал Каролин, что мне пора, и поблагодарил ее.
Затем я оказался снаружи, в темном готическом переходе Государственного музея. Оглядываясь через плечо, я набрал номер Смита. Я должен был рассказать ему об этой встрече и о том, что не один он хочет, чтобы я держался подальше от этой картины.
Высадив Смита у вокзала, Ван Страатен поехала дальше. Она торопилась; но дела шли хорошо. С этим этапом Смит справился. До сих пор еще никому не удавалось так близко подобраться к Торговцу. Они будут действовать по плану, но осторожно. Торговец будет начеку.
Да и Бейн как клиент – это хорошая идея.
Она свернула на обочину, полистала список контактов и нашла номер человека в Госдепартаменте, который мог принять необходимые меры. Он пообещал, что постарается сделать все, что только можно за такой короткий срок; но это было уже кое-что.
Выехав обратно на шоссе, она, следуя инструкции Диспетчера, отключила телефон. Пункт назначения был уже близко, и Ван Страатен чувствовала приятное возбуждение. Еще несколько поворотов – и она была в городке Зааншад. Вдоль реки вдалеке стояли разноцветные дома, ветряные мельницы – символы давно ушедшей эпохи. Ван Страатен подумала о своих предках, которые когда-то управляли одной из лучших художественных галерей Нидерландов, арианизированной [15] в сороковых годах двадцатого века, а затем закрытой навсегда.
Она миновала фабрику из серого камня, рядок пристроенных друг к другу домов с ярко-зелеными фасадами и, наконец, причудливого вида здание, сложенное из множества домов, словно из гигантского набора Lego. Это были названные Диспетчером ориентиры. Она уже почти приехала. Сердце трепетало, как
